16
Господин Бедейкер с супругой и сопровождающей его свитой, официально
именуемой «делегацией из австралийского города–побратима Фанберры», прибыл
в Мухославск в пятницу в одиннадцать часов утра. Ритуал встречи был
продуман и утвержден заранее. Алеко Никитич хотел, чтобы встреча в
Мухославском аэропорту и дальнейшее следование кортежа по центральной
улице транслировались по телевидению, но Н.Р. сообщил, что Москва этого не
утвердила, ибо никакого политического значения приезд не должен иметь.
Отменены были исполнение гимнов, почетный караул, ковровая дорожка от
самолета до здания аэровокзала и эскорт мотоциклистов. Разрешены были
краткие приветственные речи, тексты которых заготовили заранее, и
упредительный «газик» мухославской ГАИ.
Встречать господина Бедейкера решено было всем коллективом. В
помещении редакции по банкетно–хозяйственным делам остались только
машинистка Ольга Владимировна, вахтерша Аня и жена Свища. Среди
встречающих также были делегации спичечной фабрики и химкомбината. У всех
в руках были флажки с гербом города Фанберры и цветные воздушные шарики.
Как только самолет коснулся взлетно–посадочной полосы, объединенный
духовой оркестр производственно–технических училищ N2 и N7 грянул припев
английской солдатской песни «Типперери» и играл этот припев до тех пор,
пока серебристый лайнер не подрулил к стоянке и официально встречающие
лица не двинулись. Впереди медленно шагали Н.Р., Алеко Никитич с супругой
и переводчица. Чуть сзади шествовали Индей Гордеевич, директора спичечной
фабрики и химкомбината, Бестиев и Сверхщенский. Далее – все остальные.
Идти до самолета предстояло метров пятьдесят, и встречающие
переговаривались между собой, как водится в таких случаях, вполголоса. Но
так как говорить было не о чем, то разговор шел о погоде.
– Повезло ему с погодой, – сказал Н.Р.
– Да уж, – откликнулся Алеко Никитич.
– А интересно, какая погода в Фанберре? – полюбопытствовала Глория.
– Там сейчас зима, – вставил сзади Индей Гордеевич.
– Погода, надо сказать, замечательная, – сказал Н.Р.
– Исключительная погода, – согласился Алеко Никитич.
В этот момент Индей Гордеевич с ужасом прошипел в спину Н.Р.:
– Хлеб–соль!
– Хлеб–соль где? – процедил Н.Р. Алеко Никитичу.
– Хлеб–соль! Хлеб–соль! – пронеслось среди встречающих.
Свищ стремглав бросился к зданию аэровокзала. Через минуту оттуда
выбежала жена начальника аэропорта в расписном переднике, держа на
вытянутых руках каравай и солонку из ресторана. Она успела как раз к тому
времени, когда подали трап и дверца фюзеляжа открылась. Появившаяся
стюардесса некоторое время пыталась кого–то не выпускать, но ее
оттолкнули, и по трапу сбежали пятнадцать темномастных мужчин, кричавших
что–то на своем языке и оживленно жестикулирующих.
Жена начальника аэропорта бросилась было к ним с хлебом–солью, но
стюардесса закричала:
– Это не им! Они не делегация! Это свои! Привезли фрукты на рынок!..
Зато потом все было нормально. На трап ступил господин Бедейкер –
огромный полный мужчина. Он приподнял свою ковбойскую шляпу и замахал
свободной рукой. Встречающие в ответ тоже замахали руками и флажками. Жена
начальника аэропорта с хлебом–солью уже стояла у трапа.
Бедейкер отломил кусок хлеба, обмакнул его в соль и жадно съел. Все
ждали, пока он прожует. Бедейкер прожевал, проглотил, опять замахал руками
и неожиданно отломил еще кусок.
– Их не кормили? – шепотом спросила Глория.
– Пусть ест, – буркнул Н.Р.
Наконец Бедейкер уплел весь каравай, спрятал в сумку вышитое
полотенце и сделал шаг в направлении встречающих.
– Целовать? – тихо спросил Алеко Никитич.
– Целуете только вы, – деловито ответил Н.Р., – и однократно.
– Но это не по–русски...
– Однократно, – тоном, не вызывающим возражений, повторил Н.Р.
– Чарльз! – закричал Алеко Никитич. – Привет, дорогой! С приездом!
И, обняв Бедейкера, он нанес ему в еще соленые губы затяжной
дружеский поцелуй.
Когда все пережали друг другу руки, Н.Р. сделал шаг вперед и
произнес:
– Добро пожаловать, господин Бедейкер, на гостеприимную древнюю землю
солнечного Мухославска!..
Раздались аплодисменты, после которых Н.Р. достал из кармана
приветственную речь.
– Дорогой господин Чарльз Бедейкер! – прочитал Н.Р. – Дорогие
господа, члены делегации из далекого австралийского города–побратима
Фанберры! Как вы только что сказали в своей приветственной речи...
Переводчица начала переводить на ухо Бедейкеру, и тот сделал
изумленное лицо.
– Он еще не выступал, – вполголоса сказал Алеко Никитич, улыбаясь,
будто ничего не произошло.
Н.Р. и бровью не повел. Он сложил вчетверо свою речь, спрятал ее в
карман и широким жестом пригласил Бедейкера к микрофону.
– Слушаем вас, господин Бедейкер! – сказал он.
Бедейкер тоже достал из кармана свою речь и стал читать:
– Уважаемый господин Н.Р.! Уважаемый Алеко Никитич! Как вы только что
сказали в своей приветственной речи, разногласия в политических взглядах
между нашими странами не должны омрачать дружбу и взаимосимпатию между
нашими народами...
– Я еще ничего не говорил! – испугался Алеко Никитич.
– Скажете! – тихо произнес Н.Р. – Пусть продолжает.
«На аэродроме г–н Бедейкер обратился к встречающим с ответной теплой
речью».
(Из газеты «Вечерний Мухославск»).
До гостиницы кортеж, состоявший из «газика» начальника мухославской
ГАИ и двух черных «Волг», проследовал по главной улице города вдоль живого
коридора выстроившихся работников спичечной фабрики и химкомбината. Сзади
кортеж сопровождал мотоцикл с коляской, ведомый тестем художника
Дамменлибена, бывшим заместителем начальника мухославской ГАИ. В коляске в
вечернем платье, с каской на голове величественно сидела теща художника
Дамменлибена. Она широко улыбалась стоявшим по пути мухославцам,
приветливо делала им ручкой и повторяла то и дело: «Здравствуйте,
здравствуйте, товарищи!" В сопровождении Алело Никитича и переводчицы
господин Бедейкер поднялся в специально подготовленный для него
трехкомнатный «люкс» на втором этаже. Алеко Никитич пожелал ему хорошо
отдохнуть с дороги и спустился в холл, где его ожидал Н.Р., которому не
годилось провожать господина Бедейкера в номер.
