и заколотил в нее кулаками. Долго стучал и обзывался, стараясь не смотреть
на дохляка. Наконец, позади открылась еще одна дверь и вошел человек.
Его голос я сразу узнал. Доктор Деларю. Он шел ко мне. В кресле же
никого не было. Мураши побежали по коже.
- С выздоровлением,- сказал этот совершенно живой ни капельки не
подгнивший человек.
- А там-то что было?- я показал пальцем на кресло.- Кукла? Чтоб у меня
в штанах мокро стало, а кто-то животик надорвал бы от смеха? Изголяетесь,
значит. Игрушку, понимаешь, нашли в моем лице. Лучше бы расстреляли сразу.
- Никакая не кукла, господин Шигимонт-Микитов. Это ваше отношение ко
мне. Вы теперь будете видеть свои чувства. Эта информация вам теперь
доступна, пользуйтесь на здоровье. Таков теперь фильтр. Вам поневоле
придется следить за своим эмоциональным состоянием. За своей верой. Тогда у
вас будет правильно направленная воля.
- И тогда я сольюсь с чем-то как пиво с водкой?
- Послушайте, господин Шигимонт-Микитов, Слияние - это не какая-нибудь
гадость.
- Не верю. Я ведь сам придумал это словцо.
- За что большое спасибо, мы всегда рассчитывали на ваши способности.
Но и вы должны быть благодарны, что мы нашли им применение.
- Благодарствую, я еще способен не сидеть взаперти, а гулять сам по
себе.
На эту реплику доктор почему-то не отреагировал должным образом.
- А гулять вам еще рано, господин Шигимонт-Микитов. Вот подправите
фильтр, прозреете и пойдете. Научитесь видеть мысли, чувства, жизненные
силы, может даже судьбу и тогда гуляйте на здоровье. Вы хотите увидеть
улыбающуюся Фортуну?
- Каким местом она мне будет улыбаться, доктор? Не задним ли?
- Вы тогда зайдете к ней спереди. Вы сами выберете ту судьбу, которая
вам нужна, а ненужную отдадите другому. Это и есть наивысшая свобода.
- Умеете вы зубы заговаривать. А где, кстати, мисс Коэн?
Доктор Деларю мановением руки включил еще один монитор. Там я увидел
Бекки в компании Хелен. Экран есть экран, но я, кажется, различал похотливый
блеск в глазах мисс Федорчук - ясное дело, ее интересуют объекты того
типажа, к коему относится мисс Коэн. Неприятно, но возможно именно этот факт
продлит земную жизнь моей напарницы.
- Довольны, господин Шигимонт-Микитов? Ваша напарница в дружеской
компании, ваша жена занимается ботаникой, ваш сынок где-нибудь на
средиземноморском солнышке.
- Прекрасно, все пристроены, кроме меня. А меня куда?
Доктор Деларю перешел на русский, чтобы было доходчивее.
- Дивно устроен этот мир, в самом деле его Создатель постарался.
Солнышко светит, травка зеленеет, зверье бегает, пернатые летают, рыбка
плещется. И меж тем мириады существ, которые населяли и населяют эту
планету, решают только две главные задачи: не сдохнуть раньше времени и
успеть размножиться. И ничего другого. От микроба до человека не ставятся
никакие более высокие цели. Правда у высшего разумного примата инстинкты
выживания и продолжения рода дополнились некоторыми обертонами, но простая
суть осталась прежней - уцепиться за жизнь. Даже самоубийцы, даже
голые-босые аскеты хотят того же. Жить хотя бы в памяти ближних, жить хотя
бы на том свете, размножиться хотя бы в информационном смысле.
- Вы имеете, что предложить взамен?
И тут доктор Деларю понес откровенную демагогию.
- Да, наши цели не совпадают с интересами отдельной личности, они выше
ее. Нас интересует не конкретная жизнь, а общий жизненный поток, который не
озабочен выживанием и размножением.
- Я кое-что слышал на эту тему, поэтому смотрю в корень - что вы
собрались уничтожить?
- Цивилизацию.
Да, круто замешано. Паранойя на высшем уровне. Однако, достаточно
вспомнить микрочипы, чтобы отметить хорошее техническое обеспечение
современного сумасшествия. Я не порицаю доктора, ведь он столько времени
работал со психами. Сапожник без сапог, а психиатр без ума.
- А что вам в ней не нравится?
- Всё нравится. Просто она подошла к концу и ее надо утилизовывать.
- Как это, к концу?
- Сколько ресурсов перемалывается зря, сколько сил уходит впустую - на
недолговечные модные побрякушки, которые живут один сезон. Пародоксально
звучит, но для Слияния всё готово: отдельные человеческие особи так
зациклены на себе и в то же время так похожи, так стереотипны в своем
поведении.
- Отчасти согласен. Надо больше думать о других, о тех, кому не
повезло. Скажите это парням с Уолл-Стрита, чтобы меньше выкачивали из Азии и
Африки. И посмотрите, доктор, сколько еще есть людей, которые кладут жизнь
на достижений высоких целей, сколько спортсменов, скалолазов,
путешественников, которые торопятся рискнуть жизнью ради неведомого.
- Они торопятся попасть в медиа и участвовать в рекламных кампаниях. А
начинают от скуки, когда успешно насытили внутренние органы и хотят внести
свое имя в какую-нибудь книгу рекордов.
Вот поц. Я понимаю, вещал бы это какой-нибудь отшельник и аскет, а то
ведь сидит передо мной мелкий субъект с ухоженной бороденкой и хитрыми
жадными глазками.
- Религия, христианская я имею в виду, тоже говорит о личном спасении,
и о продолжении отдельного существования в лучшем мире даже после смерти.
- А восточные, если вы в курсе, о растворении в абсолюте.
- Вы бывали в настоящих переделках, Деларю? Если бывали, то, наверное,
заметили, что хочется и помочь товарищам, и в то же время уцелеть как особь.
- Я был военным врачем в специальном подразделении. В случае войны
предстояло действовать на вашем Кольском полуострове. И я заметил, что в
минуты сверхопасности человек отрешается от самого себя и начинает смотреть
на все со стороны. И вы тоже наверняка это замечали, судя по вашей непростой
биографии. Так вот, мы хотим, чтобы каждый существовал именно "со стороны",
причем, не только в состоянии шока, но и всегда. Всегда. И тогда резко
возрастет взаимосвязь каждого с живыми и неживыми элементами мира.
- Пожалуй, в этом что-то есть. Однако никоим образом не годится для
массового и практического применения. Надо еще порабоать с теорией, доктор.
- Я так и знал, что ты меня поймешь, Ник.
- Ник? Мы разве уже подружились?
- Безусловно. Ты просто не заметил этого. Зови меня Клод.
У Клода зазвенело в пиджаке. Доктор-мудодей достал телефон и немного
побормотал в него.
- Ну, Ник, ты - счастливый человек,- сказал он, завершая
воспитательно-преобразовательную беседу.- Сейчас столь многое будет
всплывать в твоей голове, появляться перед глазами, лезть в уши. Ты не
борись с этим, иначе застрянешь над пропастью. Двигайся вперед.
Я подошел к окну.
- В движении вперед можно обойтись без бронебойных стекол? А, шеф?
Но шефа уже и след простыл.
Делать было практически нечего, ни тебе научно-популярных книжек, ни
порнографических журнальчиков, ни телека. В такой ситуации ставить цели,
задачи и вообще позитивно мыслить как-то не хотелось. Смеркалось, свет никто
не включал, тени сгущались. Стало казаться, что мебель совсем не на тех
местах, где была раньше.
Ощущение ужаса, желание броситься к двери и в то же время полное
отсутствие воли. Просто как во сне-кошмарике.
Я посмотрел на ножки рояля и неожиданно они мне показались невероятно
сексуальными. Я погладил клавиши - до чего же приятное ощушение.
Но потом я заставил себя отшатнуться. Я высвобождаю сновидению и
неудержимо становлюсь ДРУГИМ. А хочу ли я становиться другим и черпать
полной ложкой из новой бочки с дерьмом? А не дать ли мне деру отсюда?
Я попробовал взять стул и шарахнуть им в пуленепробиваемое окно. Не
вышло. Венские стулья до одного были на крепчайших болтах и без ключа
соответствующего размера не стоило к ним и подступать. Все тут было
приклепано и посажено на цепь с замком: и тумбочка, и шкаф, и рояль-сука.
Отломать его крышку тоже не вышло, она держалась на жутких стальных петлях.
В общем, весь рояль был бутафорный, из стали, которую снарядом не прошибешь.
Постукивание моего малогабаритного кулака по стеклышку ничего, конечно, не
дало, также как и каратистские пинки ногами. Впрочем сейчас на ногах были не
армейские боты, а легкие тапочки.
В общем бился я с металлорганическим стеклом, как Евпатий Коловрат,
устал до такой степени, что слюна потекла.
Все, попалась птичка, стой. Я притиснул глаза к умопомрачительному
стеклу. За бортом психушки текла нормальная жизнь. Я даже различал знакомого
мне пенсионера, который опять-таки любовно стриг живую изгородь у своего
домика. Везет же людям, была у гражданина честная работа, а теперь честный,
хотя и несколько тупой отдых.
Вначале я позавидовал ему, а потом разозлился. Микроб же он.
Человекообразный микроб в питательном бульоне. Вкусненькое поглощает,
невкусненькое выделяет, задницу держит поближе к теплу, любит уют и все
такое. Может, склепал пару ребятишек. И будут они такими же микробами, как и
он. А я не буду.
И неожиданно преграда растаяла, и стекло, и стена. И даже пейзаж за
окном. Я видел только канатики из клейкой слизи, протянувшиеся от неба до
земли, вдоль и поперек. По этим тяжам ползали слизневидные существа,
соплевидные сгустки живого теста. Сгустки побольше втягивали сгустки
поменьше, слипались и разлипались, выдавливали из себя гадость, делились
пополам. Я теперь понимал, каков наш мир в истинном обличье и это вызывало
законное омерзение. Я так хотел, чтобы дыхнуло огнем на всю эту дрянь.
Я полетел вдоль слизневых тяжей как электрический импульс. То есть, я
конечно не знаю, что чувствует электрический импульс, когда разбегается по
множеству проводков, но вот такое сравнение пришло на ум. Я образовывал стаю
птиц. Они были лишь следствием моего движения, того изменения, каковое я
производил в реальности и внереальности. Не будь меня, они мгновенно бы
обратились в ничто, а так я задавал их судьбу, их время. Я озирал землю
сверху, она до смешного была похожа на шлейф из хлебных крошек, тянущийся от
полюса к полюсу, на бесконечную дорогу, уходящую в вечность...
Затем я как бы сорвался с большой высоты, разверзлась пустота в животе,
поташнивать стало, в общем развезло...
Падение закончилось благополучно, я, чувствуя облегчение, очутился в
каком-то темном зале, с широкими колоннами по сторонам. Впрочем у зала не
было одной стены и в него просачивался довольно сумеречный свет. Я пошел ему
навстречу и вскоре оказался в очень малоприятном мирке. Белесое плоское
небо, корчиневые горы с совершенно вертикальными склонами, кубические белые
холмы. Изведав минуту-другую полной растерянности, наконец въехал в
ситуацию - я нахожусь в комнате, только стал слишком мелким, мышью что ли
или какой-то другой крохотной тварью. А затем ощутил импульс, к которому
принадлежал теперь. У меня были свои узкие тоннели, разрешенные и
запрещенные пути, полюса притяжения. О, сыр и крупа, вечные объекты страсти,
о бесчисленные серые подруги, источники вожделения, в вас мое бессмертие. Я
и в самом деле мышь...
Потом я был стеной и шкафом, просто сквознячком. Вскоре я не мог
разобраться, кто же я, что меня тянет и что отталкивает, я стал то ли всем,
то ли ничем, как запутавшийся герой песни "Интернационал". Я никогда не
исчезал, я был всегда и везде...
Потом зрение мое замутилось, как ветровое стекло автомобиля где-нибудь
в Череповце, и я едва добрался до мягкой поверхности, чтобы опуститься на
нее задницей. Когда взгляд прояснился, то первом делом вперился в работающий
экран. Там показывали мне Бекки и Хелен. Мисс Федорчук что-то лопотала и
зыркала похотливыми глазами-блестками на Бекки. Та вела себя расслаблено,
понимая, что от податливости зависит ее благополучие. Увы, обе бабы сейчас
выглядели для меня какой-то пакостью.
Другой экран показывал жену мою Риту, она была грязной и оборванной,
ползала в каком-то засраном подвале словно опарыш. Я понял, что эфир прямой.
Но как не искал в себе жалость, ничего такого не нашел.
А затем спиной уловил, что не один. Обернулся и в самом деле - в кресле
с высокой спинкой, что располагалось у окна, сидела мать. Как раз в той
одежде, в которой ушла на последнюю охоту.
- Ты здесь? Значит, все обошлось. Хорошо, что ты добралась до этого
хреновенького канадского городишки, который немногим лучше, чем Няксимволь -
здесь тоже хватает шаманов.
Я подошел ближе. Какая там мать. Это была Хелен. Странно, что я их
спутал.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг