Александр ТЮРИН
ТОПОР ГУМАНИСТА
1. Я из лесу вышел
Лет мне - тридцать с приличным довеском. Однако три вещи я так и не
смог постичь - сколько чаю надо сыпать в заварку, сколько туалетной бумаги
расходовать за один присест, и как лучше обнимать женщину, спереди или
сзади.
Моя жизнь делится на три срока. Первый - до пяти лет. Впервые, еще как
эмбрион, я объявился в поселке Няксимволь Тюменской области. Мама была родом
из племени манси, которые также известны как вогулы и югра. Обходилась она
без мужика (насчет моего отца особый разговор), поэтому питала себя и меня
дарами тайги - зайцами, оленями, медведями, клюквой, морошкой. Манси
вообще-то мелковаты, коротковаты, но мама имела и стать, и крепость, поэтому
могла и Топтыгина завалить, и волчаре перерезать глотку. Звали ее Наташа
Ростова. Это без балды. У манси все имена-отчества-фамилии - русские, и вера
как будто православная, хотя колупни их немного и покажется настоящий
язычник-paganus. Вот и моя мать всегда просила прощения у медвежьего духа,
когда приносила домой шкуру невинно убиенного Топтыгина. А лес для нее был
воротами в прошлое и будущее, большим миром, где короткие ниточки отдельных
маленьких жизней сплетаются в одну-единую ткань всеобщей Жизни. Однажды она
осталась в этом большом мире, не вернувшись с охоты. То ли не совладала с
медведем, то ли волки перехитрили ее, то ли схватила ее тело болотная
трясина.
Итак, начался второй период моей жизни. Я где-то с месяц ждал мать,
вытягивал из мешка сухари и жевал их, размачивая в дождевой воде, да
откромсывал себе кусочки копченого оленьего бока, висящего на крюке. Но вот
стала наступать Арктика, полез морозец через оконные щели, потому что
сентябрь пришел. А мне и печку растопить никак. Загрузился я в мамины унты,
красивые такие, изукрашенные орнаментом "мировое древо", и отправился к
соседям, пьющей семейке. Пустили они переночевать в теплом углу, а на
следующую ночь в моей избенке печь раскочегарили. Но к зиме они от меня
приустали. У самих пять штук ребят в соплях бегают, а отвести меня в
сельсовет не догадаться было. Так бы я и околел в декабре месяце, кабы не
появился отец.
Я никогда вообразить не мог, что у меня имеется второй родитель, по
фамилии Шигимонт-Микитов. Как я уже говорил, мать моя была шибко
самостоятельная и, похоже, шаманка: без заговоров и заклинаний шагу не
делала, поэтому мужички-манси обходили ее стороной. Русские холостяки из
поселка тоже ее остерегались. Ходит, что-то нашептывает, собирает травки,
корешки, грибки-поганки. И притом, женщина выглядела не страшно, как мне
кажется; широко расставленные глаза были светлы (югра изревле с русскими
контачила в интимном смысле). Кстати, в отличие от большинства соседей-манси
мать моя срубила баньку и мылась раз в неделю, если, конечно не на охоте. В
тайгу когда шла, то напяливала, само собой, малицу на голую кожу, но в
поселке, несмотря на свою первобытность, носила нижнее белье и платье. Я
видел у нее однажды французский журнал мод; она, естественно, только
картинки разглядывала - с чтением у нее было туго.
А отец мой оказался строителем, только не практиком, а теоретиком,
изучал он вечную мерзлоту - уж чего-чего, а этого в Няксимволе хватало. В
одну из своих научных командировок то ли он соблазнил первобытную Наташу
Ростову, то ли она его оглушила и заневолила, что маловероятнее. Но так или
иначе возник я.
У отца имелось семейство в Ленинграде, двое ребятишек. Был он
комплексантом, потому, наверное, не завел себе цивилизованную любовницу, а
связался с таежной богатыркой. От погибели он меня спас - и на том спасибо,
но в свою семейку не пустил, чтобы я не нервировал родных и близких, однако
пристроил к бабушке, очень петербургской старушке.
У сына таежной охотницы и внука петербургской бабушки мог вырасти
только комплексант. Хотя я вечно зубрил уроки и заранее, еще летом,
прочитывал учебники, но пред учителем слова застревали в заднице, как будто
я был медведем из леса. А на вступительных экзаменах в ВУЗ меня вообще
медвежья болезнь поразила, все шпаргалки на сортир просадил.
Поэтому ровно полгода спустя побрили мне голову в солдаты. Ростом
Господь не обделил, ну а в остальном я был лох лохом. Естественно, что
призывная комиссия захотела шутку отмочить и отправила меня в довольно
элитные войска, в морскую пехоту. Я первые несколько месяцев как в нирване
жил, это меня и спасло. Кто меня там поджопниками награждал - я потом и
вспомнить не мог. А далее мое тело из Севастополя в Герат переслали. Тот
неправ, кто думает, что в Афгане не было нашей морской пехоты. Еще как была.
И что интересно, открылась там у меня охотничья лесная мудрость - мамино
наследство даже в горах пригодилось. Стал я чувствовать вражью силу, то есть
со мной ребята не напарывались на засады, на минах и растяжках не
подрывались.
После службы был какой-то занюханный институт, кажется, холодильной
промышленности, думать там было ровным счетом не о чем, поэтому стал я
выстукивать на машинке истории о животных разного обличия. И вдобавок
хаживал на всякие литературные семинары, где кучковались интеллигенты разной
степени заплесневелости и делали вид, что они - культура.
Может, протяни я еще годик и стал бы катать книжки про разные там мафии
и борющихся с ними афганцев, или что-нибудь по эротической части заделал бы,
например роман "С елдой наперевес". Но в начале 1992 наступило суровое
безденежье: наши "чикагские мальчики" лихо освободили карманы населения от
"лишних" денег - всё, как папа Милтон Фридман прописал. Хотел я устроиться
на завод, где делают любимые холодильники. Но там бросилось в глаза, что
цеха смахивают на блошиный рынок, а цветные металлы, из которых мастерят
важные детали, уплыли куда-то за бугор. Наверное, превратились там в виллы,
на которых золотят свои тела либерализованные начальники. "Чикагские
мальчики" явно толкали меня в бандиты и потому я отчалил, так сказать, до
прояснения ситуации, в своего рода творческий отпуск. К папе, который
проживал с новой женой уже не на Васильевском острове, а на одном
иерусалимском пригорочке.
В Израиле обрачился я с одной из наших эмигранточек, но в самой стране
не задержался, хоть она и солнечная. Те бабки, что тамошнее правительство
отстегнуло, я проел, пропил, проплясал, ни на какой работе не прижился,
папаша меня по своему обыкновению не привечал, даже гарантию пожалел дать
под деловой кредит. Можно было в армию податься, но с крестом на шее не
стоило. Убило бы меня, например, и никто бы не знал, что делать с моим
гордым трупом. Да и вообще как-то на меня там косо смотрели: праздники их не
праздную, сало ем, да молоком запиваю. Вот и палестинцы с иудеями для меня
на один лад - крикливые, торговаться любят.
Потом с Канадой как-то подсиропило, подался я туда с женой Ритой и
народившимся сынишкой Данькой. Поселился, если честно, в глухомани,
сообразно денежному положению, до ближайшего городка Питтстаун пилить
двадцать миль, а у меня и мотора нет.
Жена, в основном, на огороде тосковала, загорая с томиком каких-нибудь
стишков, сынок на лужайке жуков ловил. Я осенью, в охотничий сезон, на
бензозаправке подрабатывал мойкой машин и прочей ерундой, "поднеси-унеси",
впрочем и сам тоже диких птичек-уточек жизни лишал. В общем, существовать
можно, если жену не слушать - а она у меня филолог, кандидат наук по
матерным выражениям.
2. С понедельника новая жизнь
Я, кстати, сочинять никогда не бросал, хотя последние семь лет ни
одному издателю своих трудов не показывал. Естественно, что часть моих
внушительных талантов осталась в родных краях, не поспев за перемещениями
моего тела. Но я и сейчас измышляю всякую всячинку, иногда насильно давлю из
себя, иногда же творчество как из бочки хлещет. Люблю альтернативные истории
выдавать. Что было бы, коли, например, хан Батый завоевал всю Европу вплоть
до Англии и английского барашка кушал бы татарский нукер. И как насчет того,
чтобы ацтеки с помощью Кецалькоатля изобрели мореплавание с порохом,
переправились бы в Старый Свет и давай там трахать через анал рыцарей с
королями.
Посылать мне свои свитки некуда, так что никаких хлопот. Иногда
пересказываю их на скверном французский местному патеру Жаку - тут, кстати,
много французиков ошивается - и он, между прочим, хвалит. Специально для
него придумал историю, в которой франкофоны в 18 веке наголову раздолбали
британцев и теперь вся страна Америка прозывается Новым Парижем. Он же мне в
знак "спасибо" разрешил пользоваться его грузовичком по воскресеньям.
А для одного щуплого индейчика-ирокеза по кличке Большой Бык я придумал
индейскую страну Маниту на месте Штатов, раскинувшуюся от Атлантики до
Тихого океана. Перемерли от сифилиса колонисты-англосаксы, не успели сделать
свое черное дело их ружья и "огненная вода", зато по-прежнему многочисленны
все племена, не погибли делавары, могикане и прочие. И стоит столичный Белый
Вигвам на Потомаке. Там сидят вожди, курят трубки, и рассказывают скальпам
белых людей про настоящую демократию. Ирокез мне за это садовый культиватор
подарил. И, кстати, товарищ Бык первый объявил, что я на индейца смахиваю.
А Тарасу Григорьевичу с реки Сент-Джеймс живописал древнюю Украину от
Тихого до Атлантического океана, где палеонтологические укры придумали
колесо, сало, парус и породили все остальные народы. Малоросс, кстати, за
этот бред для меня борова зарезал. Теперь полно в кладовке того самого сала
и буженины.
Хорошо, в самом деле, что всякая нация претензии имеет - я на этом
приработок могу получить.
Вот опять осень наступила, классная пора в здешних краях, которые
чем-то на Урал похожи, только здесь дольше держится тепло, зима легче, а
сбоку еще океан незамерзающий плещется. По осени леса кленовые-хреновые в
багрец и золото оделись, а я вновь подался на бензозаправку подработать.
Как-то подкатил фортовый "мерседес 600", но при том непривычно заляпанный.
Из кабины вышел человек гнидистого обличья, видно, что не канадец родом.
Я ему сразу по-английски и по-французски насчет того, чтобы машинке
глянец придать, а он ответом меня не удостаивает и пилит мимо, в кафешку.
- Ах ты, жопа загаженная, даже не подтереться не хочешь,- в сердцах
бросил я на родном языке.
Тут он оборачивается и на том же языке спрашивает:
- Так ты русский?
- Ну если без подробностей, то всё именно так. А ты, похоже, чечен?- и
в самом деле у этого племени акцент не такой выраженный, как например у
грузин, но все равно чуткому уху доступен.
- Ингуш,- господинчик сразу напрягся.- А что?
- А ничто. Для местной публики ты тоже русский, хотя на своей родине
ты, может, из гранатомета по русским пуляешь и ножиком их режешь.
- А я давно с родины, в начале девяносто первого капитал сколотил и за
кордон рванул. Так что, все дальнейшие заморочки мне по боку, хотя кто
знает, чем бы я там сейчас занимался. Боюсь, что постреливал бы. У меня ведь
дома безоткатное орудие и миномет остались. А все мои дядья по уши в исламе,
для нашего рода лихой набег - не позор.
- Ого, я люблю альтернативные истории. И исламских всяких дядей повидал
уже в Афгане, так что сплетись судьба иначе, мы с тобой, может, клепали бы
друг дружке из стволов.
- Знаешь, что, друг, помой-ка ты машину, - канадский кавказец двинулся
дальше, в кафе.
Обратно "соотечественник" повернул минут через двадцать. Положил он мне
в ладошку пять долларов и спрашивает:
- Ну и как, кайфуешь от такой работенки?
- Я писатель, между прочим, а этим вот занимаюсь только для физзарядки.
- Ага, понял. "Альтернативные истории" сочиняешь и складываешь в
большой ящик. А хочешь на этом деле заработать и даже имя свое обессмертить?
- Издеваешься, да? Мстишь урусам?- откликнулся я, не совсем еще
врубаясь в суть предложения.
- У меня бизнес по части компьютерных игр. Есть классные программисты,
но вот идей для писания оригинальных сценариев не хватает. Дай нам свои идеи
и мы в долгу не останемся.
Он сунул мне в руку визитку и укатил в отдраенном мною "мерседесе".
Итак, новый знакомец Хожа Усманов имел офис в Питтстауне с телефоном,
факсом и компьютерно-сетевым адресом - так по крайне мере значилось на
красивой бумажке с золотым тиснением.
Впрочем, к нему я приехать не поторопился. Две недели было работы по
горло на бензозаправке, да и жена, которой я кое-что рассказал, выказывала
чрезмерное желание познакомится с интересным брюнетом. А потом надо было
копать картошку - сто двадцать ведер вышло и вся-то крупная чистая - лето
жаркое случилось, даже душное, потому что лесистые вершины не пускали свежий
ветер с океана. Мне показалось наконец, что мой участочек более-менее
напоминает ферму и я могу с чистым сердцем напялить клетчатую рубаху и
широкополую шляпу. Потом Жозе-Поль, Жополька, мордатый хозяин бензоколонки,
выдал мне честно заработанную за сезон тысячу канадских баксов; хотелось
больше, но я работал по-серому, без налогов, так что не пожалуешься. Тем не
менее стал сколачивать сарай и купил у соседа парочку мохнатых коз да дюжину
леггорнов. Появилась мысль приобресть у бензоколонщика в рассрочку
поддержанный фордик с цилиндром на два литра, а потом серануть с высокого
потолка на сочинительство баек и стать нормальным толстомясым канадцем.
Однако в конце сентября возникло неотложное дело. Надо было смотать в
Питтстаун и толкнуть картоху на тамошнем базарчике. Для этого дела я
побрился-почистился, перешел по тропке, обрамленной черничкой, через
сосновый холм, потом перебрался по скрипучему мостику через быструю речушку,
несущуюся в теснине, и скоро оказался в поселке. Залил патеру Жаку очередную
историю про Новый Париж и добрый клерикал выделил мне свой японский
грузовичек "Ниссан". Так что на следующее утро я уже катил в Питтстаун, жена
с сынишкой обязательно со мной увязалась: себя показать, на людей
попялиться. А городишко-то аж семнадцатого века, и хотя по российским
понятиям численность населения имеет скромную, но, все-таки, маячит что-то
типа университета на холме. А по "сити" заметно, что Питтстаун настоящий
финансовый центр.
Оставил я жену вместе с ребенком в университете, где у нее завелась
какая-то подружка, потом махнул на базар. Там нехило заплатил за место, с
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг