- А, кстати, - не слишком бодро произнес майор,- познакомься, Глеб
Александрович. Это капитан Затуллин, Андрей Эдуардович. В основных делах
как раз придется с ним контактировать... Кстати, не попить ли нам втроем
чайку за помин души товарища Сталина. Сейчас звякну Маше, если еще не
смылась, пусть сообразит нам файв-о-клок.
Мне этот черноволосый красавчик Затуллин сразу не понравился. До того
даже как рот раскрыл. А потом он еще и раскрыл:
- Ну что, вместе будем давить жидомасонов, Глеб Александрович?
Ага, от арийца и слышу.
- Клопов, тараканов, жидомасонов... Слушайте, вы раньше не работали в
санэпиднадзоре? Какая-то у вас терминология санитарная.
- Ну и шутники вы оба, - молвил, глядя на нас, грустный Безуглов.
Тут вмешался звенящий телефон, и майор принялся громко и нудно объясняться
с кем-то по поводу месячной отчетности, занятно прикрывая своей усатый рот
ладошкой. А мы с Затуллиным тем временем дули чаек, приготовленный
расторопной Машей. По стреляющим девичьим глазкам я заметил, что Андрей
Эдуардович ей приглянулся. От этого мои неприязненные чувства только
разбухли.
- ПГУ с сионизмом борется гораздо активнее, чем мы, - напомнил
Затуллин, - вот, например, информация, распространенная по каналам
палестинского агентства, что евреям принадлежит семьдесят процентов всех
газет в США.
- Ну, нас-то бог от этого миловал.
- Я смотрел некоторые ваши дела, Глеб Александрович, и у меня
создалось впечатление, что вы как-то не ощущаете сверхзадачи.
Похоже, парень все-таки из надзорной службы, прямо роет землю носом,
выдавливает себе экологическую нишу.
- А вы что ощущаете, Андрей Эдуардович, между нами, капитанами,
говоря? Обогатите мое сознание, которое еще менталитетом зовут.
Не смотря на то, что я "куснул" его, Затуллин как будто не обиделся.
- В том, что зовется менталитетом, всегда присутствует этакое темное
пятно, образ врага. Он не только мобилизует нашу энергию, но и заставляет
прибиться к стае, к хору получше чем какой-нибудь положительный лозунг.
- Ну, чем вам не приглянулся вражина в темном обличии
помещика-капиталиста, у которого толстое трясущееся пузо, большой цилиндр и
рябчик в зубах застрял? - поинтересовался я откровенно ехидным тоном.
- Старо. Ну, как можно со слюной на клыках ненавидеть Маккартни,
Диснея или Форда? Они - далеко, они - источники полузапретных сладостей.
Нет, неприятель должен быть рядом. Когда тебе скажут, показав на него
пальцем: "Он - твой", ты - возьмешь. И вся твоя злая энергия уйдет в акт
краткосрочного разрушения.
- Итак, Андрей Эдуардович, вы про жидомасонов. Пора припомнить им
царя Навуходоносора. Руки прочь от Вавилона!
Затуллин вежливо улыбнулся и опять зазудел на полном серьезе. Я
окончательно понял, что он не очковтиратель и не бракодел, он -
ответственный чиновник. Перфекционист, как говорят наши немецкие друзья.
- Глеб Александрович, у нашего государства вскоре возникнут
трудности, связанные с нехваткой дешевых ресурсов, а также в области
передовых технологий. Из-за этого могут сдетонировать и другие сферы,
вплоть до обороны. Нам нужен враг и умение направлять протест в его
сторону...
- Так, - вмешался майор, - чай попили, стали теории разводить.
Сходите покурите, после чего, капитан Затуллин, пожалуйста, ко мне, а
Фролов - марш на свое рабочее месте. Или, тьфу... вали, Глеб, домой, самое
время мозги остудить.
В курилку гость зашел первым. И заталдычил первым.
- Я не против евреев, Глеб Александрович. Все-таки и Карл Маркс из
них, и очень многие участники Октябрьской революции. Но я хотел бы, что
максимально четко была определена этническая принадлежность наиболее
разрушительных элементов.
Я, конечно, заметил подкол в его словах. Может, это новое веяние? Ведь
если в нашем государстве все пойдет вкривь и вкось, то отвечать, в конечном
счете, придется Карлу Марксу и деятелям революции. Затуллин был не просто
зацикленным, он нюхал ветер каких-то перемен, явно симпатизировал мне и
ждал понимания. Наверное, в этот момент я и решил во что бы то ни стало
прорваться из Пятерки в ПГУ, даже если придется таранить стену лбом. Ведь в
желанном ПГУ все должно было оставаться в рамках классической
междудержавной борьбы еще много долгих лет.
- Да, уж, во время революции многие постарались. Латыши, поляки,
немцы пленные, чечены. Вы уж, пожалуйста, прочие нации не обижайте...
Андрей Эдуардович, а вы боксом занимались?
- Нет, только самбо.
- Тоже сойдет. Вот идеал нашей работы. Схватка серьезных хищников,
достойных противников, борьба противоположностей, непримиримая борьба,
потому что всем нужно одно - почетная победа.
Я ласково улыбнулся, занял боксерскую стойку и сделал ложный выпад в
сторону капитанской физиономии. Он дернул наверх руки, и тут я влепил левой
ему под дых, в нервный узел. В треть силы, конечно. Но у него перехватило
дыхание и рожа скукожилась. Я улыбнулся еще нежнее.
- Вот так, примерно. Схожая шутка за вами. Надеюсь, будем друзьями,
перейдем на "ты". Ну, согласен, Андрей?
Я протянул руку. Он с помощью глубокого вздоха расправил смятое лицо,
и, мгновение помедлив, протянул свою. В момент пожатия его ладонь перешла
на захват. Затуллин сноровисто вывернул мою руку и оказался у меня за
спиной. Пришлось ткнуть его локтем в ливер, чтобы кончил "шутить". На этом
поединок прекратился - и вроде бы Затуллин остался собой доволен.
Из курилки я отправился собрать вещички в свою комнату. В нашу - я
по-прежнему делил служебную площадь с Пашей Коссовским. На его половине,
несмотря на позднее время, присутствовала "клиентка".
Бабенка годам к тридцати. Глаза, нос, уши, волосы и прочие детали
выдавали семитское происхождение - мне такие женские наружности никогда не
были в кайф: я любитель арийских черт лица и белокурой масти. Однако
фигурка меня околдовала. Даже пока она сидела, а я проглядывал линию ноги,
в чем мне помогал модный тогда передний разрез юбки. А затем "клиентка" по
команде Коссовского: "Ладно, гражданка Розенштейн, вас мне хватило на
сегодня" - поднялась со стула и я смог оценить ее целиком. Какая-то порода
чувствовалась и в очертании животика, и в соотношении талии с попкой, и в
хрупкости коленок. В общем, меня обуяло, промелькнули соответствующего рода
фантазии, однако я непорядок быстро развеял и разметал мощным внушением.
"Клиентки" - это не женские особи, это материал, это работа. Не хочет
же скульптор трахнуть изваянную им девушку с веслом. Тем более за моральной
стойкостью сотрудников в Пятерке следят строго.
На всякий случай, я вызвал образы нескольких дам, которые были мне
вполне доступны. Естественно, светлый образ жены Надежды постарался
отогнать, он мог только повредить ввиду отсутствия талии.
Шесть лет назад, когда мы с ней начинали, эта пухлая кукла со столь
многообещающим именем приманила меня своей безотказностью и некими
отблесками моего белокурого идеала. Я был довольно голый
студент-четверокурсник, проживал вместе с мамой-лимитчицей в огромной
коммуналке, где сортиры были шикарнее, чем комнаты. А тут и квартира без
предков, которую моя любимая снимала на родительские денежки, и широкая
кровать "Ленин с нами" и, конечно, жрачка-супер. Пять лет тому, как Надежда
окончательно поймала меня на живца в виде своего папы-генерала и скрутила
узами брака. Тестюшка дорогой оказывал весомое содействие при получении
очередного звания, плюс все такое материальное. Например, помог моей мамаше
вернуться обратно в Свердловскую область и купить там приличный дом. Ей
хорошо на природе, да и Надюхиных глаз не мозолит.
Недели через три после нашей свадьбы уродились близнецы Константин и
Матвей, в честь Константина Матвеевича прозвали их. Они в тестя-генерала с
малых лет развиваться стали, круглоголовые, толстощекие, книжками мало
интересующиеся. Носятся как две бомбы по квартире, все крушат. Кукла моя
еще больше опухла и стала уже напоминать игрушечного поросенка. Кроме того,
развилась у нее неприятная привычка: не реагировать на мои сексуальные
усилия. Просто смотрит на меня пустыми педагогическими глазами, отчего
конечно, всякое влечение к секс-труду быстро пропадает. Когда я стал на
сторону захаживать для опустошения чресел, генерал об этом на удивление
быстро прознал, но повел себя тихо, даже дочурке не напел.
"Главное, Глеб, чтоб семья была, - сообщил он мне при доверительной
выпивке, - Надька при муже, ты при жене, ребята при батьке, ты при
Госбезопасности. Шали, но в меру. Чтоб никакого постельного героизма. И,
самое важное, обойдись без шашней с "клиентками". Ценю ведь я тебя, Глебка,
на меня характером похож, словно сын мне, такой же боец, опора страны." И,
кстати, я с последними его словами вполне согласен был. Если не на мне
страна держится, так на ком же?
Все эти кинокадры пронеслись передо мной, как перед одиночным зрителем
в панорамном кинозале, после чего я спокойно собрал вещи: что положено - в
сейф, остальное в шкаф или в кейс. Накинув плащ, попрощался с Пашей,
который бумажки дописывал, и мимо постов направился к выходу.
"Жигуленок" я обычно на улице Воинова оставляю, у Дома писателя, чтобы
сослуживцы не догадались, что я на тестевском подарке катаюсь. Ходьбы
примерно минуты три - проветриваюсь заодно. Добрался я, в машину залез,
мотор прогреваю, а глянул через переднее стекло - она стоит, гражданка
Розенштейн. Подождала, значит, меня на Литейном и незаметно прокралась по
пятам. Тут бы обогнуть ее и просвистеть мимо, но что-то профессиональное
взыграло. Ведь вместо того, чтобы мне следить - следили за мной.
Я, приспустив боковое стекло, сказал ей:
- Вы, Розенштейн, как видно, о чем-то интересном спросить желаете.
Это по вашему местоположению заметно. Маячить нам нечего. Так что садитесь
в машину... несколько минут у вас имеется.
Она уселась без долгих разговоров.
- Несколько минут - это чтоб выкурить одну сигарету. Можно? -
спросила она. Вот зараза, и голос в ее пользу говорит. Сочный такой, а не
писк, как у моей женушки.
- Само собой. Курите на здоровье, гражданка.
Я достаю "Стюардессу", она - "Кэмел". Ни угощать, ни угощаться мне не
резон. Так что, каждый дымит своим. А радио шепелявит: "... высокие удои -
это не только промышленная технология, но и бережное отношение животноводов
к своим хвостатым подопечным..."
- Ну? - прекратил я паузу, которая, в общем-то, была выгодна мне.
- Я не спросить, а попросить хотела. Мне суд грозит, а затем срок...
или психушка. Вы не облегчили бы мою участь?
Примерно таким не взволнованным голосом спрашивают: "интересный
мужчина, не угостите ли шампанским?" Но все равно бабское чутье у нее будь
здоров. Там, в Большом Доме, дамочка старалась не глядеть на меня, я тоже
на нее не пялился, однако она почуяла-таки любопытство с моей стороны. И
сейчас, в вечернем полумраке, луч уличного фонаря выхватывал ее ножку от
сверхмодного короткого сапожка и далеко за коленку. Даже шубка распахнулась
самым надлежащим образом.
Теперь надо отделаться парой фраз о квалифицированности товарища
Коссовского, о гуманном советском суде, подождать пока догорит ее быстрая
американская сигарета, и выпроводить вон. Но я некстати вспомнил Затуллина
с его "образом врага" и, напротив, Сайко с его "бережным" отношением к
филологам и даже спекулянтам-валютчикам, поэтому буркнул невпопад.
- Да-да, я помню рекомендации классика. "И милость к падшим
призывал". Вы, наверное, филолог?
- Я врач-инфекционист, в Боткинской больнице работаю, гепатит лечу,
дизентерию, сальмонеллез.
- Ну, так и лечили бы себе запор с поносом, пробки в задницу
вставляли бы, никто бы вас не тронул, не тридцать седьмой же, и не
пятьдесят первый. А то ведь вляпались в такое дерьмо, что вам на своей
работе и не снилось.
- У меня муж усвистал в Америку два года назад. Он - тоже
инфекционист. Сейчас в Бостоне работает.
- Два года назад проще было. Ну, а вы-то чего, гражданка Розенштейн,
заменжевались и отъединили свою судьбу от моторного супруга?
- У меня дед был старым большевиком-ленинцем, даже улицу в его честь
прозвали. Папашу в том же преданном духе вырастил. Предки мои,
преподаватели научного коммунизма, никуда бы не двинулись. Не могла же я их
бросить и мчаться куда-то с Иосифом.
- Ясно, свободолюбивый муж Ося - ненадежный, а вот батька с мамкой,
хоть и доценты марксизма-ленинизма, но все-таки опора. Ну, и когда вы
встали на скользкую тропку антисоветизма?
- Отца год назад инфаркт скосил, на Запад не захотел, так уехал вниз.
Я бы сейчас с мамой и дочкой, конечно, отчалила, но не пускают. Иосиф
попробовал мне посодействовать через сенатора, который по таким поводам
письма пишет Брежневу и в Верховный Совет. Но попросил, чтобы я собрала
кое-какой материал через своих друзей-психиатров насчет пациентов, которые
сидят в психушках из-за убеждений. В общем, я кое-что узнала из разных там
разговоров, свои сведения передала через одного члена хельсинкской группы,
у которого хороший контакт с Западом.
- Ясно, члена хельсинской группы по фамилии Зусман-Рокитский недавно
отправили контактировать с мордовскими зэками, и если честно, он
действительно прикарманивал средства, поступающие из-за рубежа. Сенатор,
который любит писать письма, именуется Джексоном и лоббирует "Боинг",
которому позарез нужна, так сказать, зарядка международной напряженности. А
муж не преминул воспользоваться вами ненадлежащим образом и спокойно
подставил органам госбезопасности. Чему они, конечно, обрадовались.
- Но если бы я могла просто сесть на самолет до Нью-Йорка, ничего
такого бы не случилось.
- Просто только в носу ковырять, гражданочка. Каждый второй из
отлетевших на историческую родину чешет сразу на радио "Свобода", в разные
там исследовательские центры, а то и прямо в ЦРУ, и корчит из себя большого
советолога, выкладывает все, что высмотрел и вынюхал на географической
родине.
- Но, сведущих в секретах, среди отъезжантов как раз нет.
- Уважаемая дамочка, я всегда считал врачей-инфекционистов более
искушенными людьми. Матерым аналитикам не нужны сегодня прямые сведения. Им
достаточно косвенных данных, которые они дополнят снимками со своих
спутников и результатами радиоперехвата со своих станций слежения.
Сигарета ее давно превратилась в пепел. Да и моя тоже.
- Мне не на что надеяться, да? - впервые в ее словах просочилась
густая выстоявшаяся грусть-тоска.
Я должен был, конечно, сказать, что от меня ей точно ждать нечего, но
в этот момент ее коленка случайно или специально коснулась моей руки,
лежащей на рычаге коробки скоростей, и по мне прокатилась какая-то волна. Я
не из породы шустрых кобельков, но эта пульсация скользко и тепло прошла по
моему позвоночнику, затронув все необходимые нервные центры и выделив все
необходимые гормоны. Поэтому вместо твердого отказа я нетвердым голосом
произнес:
- Ладно, попробую что-нибудь сообразить. По крайней мере, узнаю, что
вам грозит в натуре.
А потом я совершил вторую ошибку. Я не высадил дамочку из машины и не
выбросил из головы как никчемное явление. Не поехал сразу к Зухре, знойной
студентке театрального института, которая владела танцем живота и делала
под тобой и на тебе все необходимые па. В этом случае гражданка Розенштейн
навеки выпала бы из моего мозга да и позвоночника тоже. Вместо этих
разумных действий я повез врачиху-инфекционистку под завывания Тынниса
Мяги, жалобно просящего из радиоприемника "остановите музыку". Доставил
прямо к ее дому, на Загородный проспект, тридцать два. Возле парадной
прогуливались разряженая кудрявая девочка годков четырех, столь непохожая
на моих близнецов, и старуха с крючковатым носом - видимо, внучка с
бабушкой. Ребенок сразу бросился к гражданке Розенштейн, тут и козлу ясно,
что встретились дочурка с маманькой. Они зашли в парадную и зажглись окна
на четвертом этаже, а я все никак не мог тронуться с места. Потому что
понял - серьезно влип. Я очень явно, словно жидкое вещество, ощутил силу,
которая в этот момент меняла мою судьбу.
А, ну ее в задницу, эту силу... Как вот такой кудрявой девоньке в
американских шмотках придется без мамаши, которая будет маршировать с
метлой или лопатой по студеному мордовскому полю? Как придется самой
мамаше, когда она приглянется гнилозубой лагерной сволочи и попадет в
любовницы-марухи?
На следующий день я ненавязчиво взялся за Пашу Коссовского.
- Как ты относишься к дружбе между народами?
- Нормально, особенно на уровне койки. Но когда я работал в райкоме и
организовывал вечера дружбы с черножопыми, то меня от их физиономий порой
озноб пробирал.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг