клавиатуру и сделал снимок быстрой памяти своей рабочей станции. Чисто. Как
бы узнать, что творится в рабочей зоне кибероболочки, распределенной в
сотнях компьютерах? Надо бы потоньше справиться у дежурного системщика,
чтобы самому не попасть в список подозреваемых.
- Коллега Матвеев,- связался инспектор с центральным пультом,-
покажи-ка свое бородатое личико. Почему проводите учебные тревоги без
предупреждения? Людям работать надо, а вы по нервам бжикаете. Или вы
считаете, что тут нет людей?
- Какая учебная? - заистеричничал коллега Матвеев, весь бледный выше
бороды.- Все коды доступа к периметрам защиты были рассекречены. Оболочка
стала менять коды в аварийном режиме. И, самое интересное, никаких следов
атаки. Я еще понимаю, сидела-пыхтела бы в памяти вирусная комбинаторная
программка, подбирала ключи. А в системном журнале только чиркнуто
"внутрисистемное тестирование, построение смысловых цепей". Где ж вирус? Уму
непостижимо.
- Увы, твой ум, Матвеев, не годится для измерения непостижимости.
Впрочем, ты еще поуди в системном журнале, авось рыбка клюнет.- Феодосий
ушел со связи отчасти довольный. Пока что он ни в чем не виноват. Виновато
нечто. "К2"?
Почему мы называем "К2" вирусом? Какой вирус выживет при
внутрисистемном тестировании? Только полезный вирус. Тот, что умеет
встраиваться в оболочку. Что помогает ей в работе над смысловыми цепями.
Теперь деревенского дядю с соплей под носом и близко к сетевой среде нельзя
подпускать - вредность слишком глубоко в нем сидит.
Пока Феодосий оценивал дядю Витю как источник постоянного зла, его
подопечный отвечал ему в том же духе, но другими словами. Селянин снова
расселся в кресле, напялил на голову обруч с проводками и уверенно направлял
инспектора в срамные места, так чтоб ему вовек не возвратиться...
Феодосий Драницын покинул Службу озадаченный и напряженный, вполне
готовый к дальнейшей борьбе.
Однако дома он быстро скис и угас. Дома он окончательно убедился, что
жена Мелания любит свой браслет больше, чем мужа-инспектора. Даже к робикам
она нежнее, чем к нему.
Картина, которую он предполагал увидеть в бреду, а не наяву.
Теперь она даже не желала с ним общаться. То, что он раньше считал ее
докучливым зуденьем, сейчас казалось щебетаньем райской птицы. Она больше не
хотела перессказывать ему второсортные фильмы о киберах-убийцах и
роботах-насильниках, об искусительницах-роботессах, которые питаются
гениталиями своих жертв, о дьяволах-компьютерах, погубляющих самолеты и
суда. Нет, Феодосий и фильмы теперь мало волновали ее.
Ныне у нее были Петух и Кот.
Мелания вела с ними какие-то игрища, малопонятные для других людей.
Игрища носили боевой, оперативно-тактический характер. Стратегия же
оставалась скрытой в тумане. Такими же смутными были и мыследействия,
которые применяла жена, чтобы столь управлять своими киберживотными. Не
привяжешь супругу к "электрическому стулу", не одурманишь ее
супраэнцефалином и не начнешь считывать ее мыслекоды.
Разве что выкрасть робиков? В самом деле, они явно вышли из-под
контроля у кибероболочки министерства развлечений, под чьим присмотром
обязаны находиться. Какое там министерство развлечений. Не заражены ли они
вообще вирусами? Вдруг у них в памяти сидит вирусный киберобъект типа "К2".
Как бы их распотрошить?
Но стоило бросить на робиков хоть один пристальный взгляд, как все
мечты сразу уплывали в форточку.
В гостиной и на кухне шли учебные бои. Кот прижимался к полу, пятился,
наносил едва заметные из-за мгновенности удары, когти его высекали искры из
холодильника, производили режущие звуки на стекле и оставляли внушительные
зарубки на мебели стиля неоготика. Петух же беспрерывно нападал, наскакивал,
делал ложные и настоящие выпады, пытался усесться Коту на загривок и
долбануть его в темечко. От его бронебойного клювика оставались глубокие, но
аккуратные ямки.
Феодосий машинально, в обход своего дисциплинированного сознания,
примеривал следы от когтей и клюва к себе. И всякий раз становилось
неприятно, от мозга костей до костей мозга. Особое, ни с чем не сравнимое
чувство возникало, когда Петух удачно пикировал и вышибал Коту глаз.
Брызгала белая окологлазная жидкость, Кот цеплял когтем свое выпавшее око и,
предварительно облизав его, заправлял обратно в глазницу. И всегда рядом с
тренирующимися гадами неотступно находилась Мелания в виде знатока боевых
искусств. Она была арбитром, болельщиком, да похоже, что и участником.
Браслет биоинтерфейса, присосавшийся к ее руке, явно играл не последнюю
роль, пропуская широкий спектр мыследействий.
Ясно, что робики, как неуправляемые малые оболочки, рыскают по сетевому
"эфиру", выискивая разгадки мыслекодов, и уже нахватались там разной дряни,
вплоть до "кошачьего карате".
Единственное роботехническое правило, которое они пока что соблюдают -
это служение хозяину, вернее хозяйке. Однако ее психическое состояние
вызывает все больше вопросов...
Мелания перестала откликаться на призыв кибернетического йога провести
утреннюю, дневную и вечернюю медитации. Немедля вырубала экраны, как только
начинали передавать звуковидеоряды для гармонизации. Вырывала "с мясом"
шнуры питания из автоматических кадильниц. Разорвала тибетские мандалы.
Перестала делать пранаяму, дышала теперь поверхностно, будто на улице.
Портретом махатмы вытирала пыль. Почти целый день запрещала звучать
индийским мантрам...
Инспектор немного повеселел, когда она купила себе "Симбун-Сивку",
газотурбинный роллер. Не моргнув глазом, швырнула все свои сбережения.
Машина была по-российски удалой, по-корейски вертлявой, с широким колесом -
по любой каше промчится - с микрооболочкой.
Но в отсутствие инспектора снова появился проклятый левый мастер и
смонтировал в кибероболочке роллера канал для биоинтерфейса.
Нюни Феодосия распустились и заколыхались на ветру...
А потом Кот с Петухом вскочили на заднее сидение роллера,
трансформировалась в два белых кирпича с глазами, и Мелания усвистала. В
первый же выезд она пропала на целый день.
А в инспекторе, к середине рабочего дня, солнечное сплетение
превратилось в черную дыру. Он сидел понурый в своем кабинете, и даже кресло
не казалось ему теперь удобным. Темные мысли вились одна за другой без
всякого усилия. Кто из нас главный, кто второстепенный, кто почва, а кто
удобрение?- впервые подумалось инспектору.
Чтобы обрести снова смысл жизни, Феодосий Павлович решил выпотрошить
дядю Витю, как маринованный перец, и вызвал арестанта в свой кабинет.
Дядя Витя, когда вошел, то сказал с прощупываемой ехидцей.
- Ой, как вы осунулись. Не лицо, а фига. Что, в доме нелады? Ну ничего,
миленькие бранятся - только тешатся.
От этих слов Феодосия чуть не вытошнило.
- Что, я чего-то не то сказал, неверно выразился, эт у меня бывает,-
спохватился задержанный.
- Ну, все, Виктор Васильевич. Хватит с вами цацкаться. Вы лишь
программа, набор диверсионных мыслекодов.
- А вы не программа? - по-простецки спросил дядя Витя.
- От меня нет вреда обществу,- голос инспектора стал пронзительным,
высокочастотным.
- Как же, мне от вас вред один,- рассудительно заметил дядя Витя.- А
если из-за вас беда приключится для народа, то вы сами с собой что делать
будете?
- Со мной этого случиться не может,- постановил Феодосий.
Внезапно шкаф раскрылся, и въехал робофициант-столик с яствами.
Заиграла обеденная музыка, свет стал менее насыщенным.
- А-а, кушать люблю. Это единственное, что мне не изменит,- весело
взвыл дядя Витя и прихватил со стола розетку с икрой.- Надеюсь, не акулья.
- Но я не звал робофицианта... Пошел вон, вон,- наорал Феодосий на
"скатерть-самобранку".
Та неожиданно обиделась и вывалила яства на инспектора, после чего
действительно уехала.
- Как же так?- Феодосий с наворачивающейся слезой смотрел на свой
замаранный китель.
- Да вот так. Им тоже творить-колбасить хочется. Сольцой посыпьте,
начальник, меньше пятен будет,- наслаждался сценой дядя Витя.- Может,
помочь, простирнуть чего?
Все еще твердым голосом Феодосий позвал робуборщика.
Тот появился, отрапортовал: "К уборке помещения готов!" Но вместо того,
чтобы убирать, принялся носиться по комнате, размазывая по ковру масло, соус
и пюре.
- Подонок!- озверел Феодосий.
- Вы его не ругайте,- заступился дядя Витя.- Он, может, к идеалу
стремится... ну как эти ваши революционеры и крупные бизнесмены... вот и
новый бутерброд решил изобрести.
Робуборщик выставил вперед режущую плоскость и стал срезать с пола
размазанные продукты, причем вместе с линолеумом.
Феодосий, как и полагается в таких случаях, прижал ладони к вискам.
- Вы только ума не лишайтесь, гражданин начальник. Еще скажут, что это
все я, такой-сякой, подстроил. А я на большие дела пока не горазд. От меня
только легкий сквозняк.
Инспектора тут осенило. Он сорвал со своего запястья биоинтерфейс и
забросил в дальний угол, потом подскочил к робуборщику и перевернул его
вверх колесиками.
- Круто вы с ним, но совершенно справедливо,- одобрил дядя Витя.-
Власть употребить, и точка, так с ними и надо, экстремистами. Что же, если
электрический, то все можно?
"Эти примитивные устройства не способны к самоуправству. Значит, из
меня вылетели коды безумных мыследействий. Пусть какой-то вирус и сыграл
роль декодера, но мыслесигналы - мои собственные. Если так, то я -
преступник..., - ум Феодосия заметался, пытаясь найти хоть какую-то
индульгенцию. - Единственное, что смягчит мою вину - это ссылки на инфекцию,
на психическое заражение. Да-да, психическая инфекция, как пляски святого
Витта. Дядя Витя каким-то образом вводит меня в резонанс..."
Феодосий почти физически ощутил, как под черепной крышкой ползает и
копошится что-то чужое.
Инспектор пропел несколько мантр и копошение в голове сменилось тонкими
вибрациями. Он подключил перевернутого робуборщика к своей рабочей станции,
стал копаться у него в журнале событий. Вроде некоторые исполненные коды
похожи на вчерашние, дяди Витины. Или нет, совпадают только базовые коды
прерывания...
Что же тогда: самому на себя настучать? Или прямо застрелиться?..
Или... покончить со всеми этими высокими моралями. Пусть просыпается
здоровое, животное, инстинктивное. Надо выкарабкиваться.
Раз напачкали, подотрем.
Феодосий запихнул робоуборщик в угол, превратил свою майку в тряпку.
Вначале развел грязь, потом ничего получилось, если не всматриваться.
Прихватил клеем и содранный линолеум.
Арестованный же крестьянин неустанно помогал дельными советами...
Следующей ночью дяде Вите опять стало жутко. Только закроешь глаза, и
начинает по всему телу летать какой-то вихрь, да еще и наружу рвется. И
кажется дяде Вите, только расслабится он или, предположим, чихнет, и
организм его разлетится на куски, как брошенный об стену арбуз. С криком
"ура" выскочит из ошметков Змей Горыныч и на форсаже улетит за горизонт. Что
говорится, темницы рухнут, и свобода нас встретит с кружкою у входа. Но
потом глаза дяди Вити открывались и он видел себя на койке.
Все как обычно. Со стены буравит взглядом какой-то индийский товарищ
гуру, льется специально подобранный звук для сна, в углу призывно мерцает
унитаз.
"Ничего интересного быть не может",- успокаивал себя дядя Витя и
переворачивался на другой бок. И все-таки это случилось...
Лопнула преграда, похожая на скорлупу. Так быстро, что боль сразу
разлетелась. Дядя Витя пошевелился и понял, что стал из маленького большим.
То есть, он понял, что существует сразу в двух видах, маленьком и большом.
Большой дядя Витя подтянул задние конечности, распрямил их... комната
как будто смялась, а стена упала. Потолок и крыша остались где-то внизу,
голова же окунулась в какое-то марево.
Маленький дядя Витя прошелся на цыпочках от своей кровати до двери.
Массивная бронедверь поддалась его руке и покатилась. Смутившись, дядя Витя
юркнул обратно в койку, как сурок в норку. Отстукало десять секунд, однако
никакого шухера.
Крестьянин внушал себе, что лучше всего лежать и ждать, пока начальники
разберутся с его невинностью и отпустят гулять. Извините, скажут, за
причиненные хлопоты, обознались. Примите в знак признательности за
проявленную гражданственность часы "командирские". Дядя Витя же, незлобливо
посмеиваясь, похлопает опростоволосившихся обидчиков по плечам: "Ничо,
бывает. Кто не ошибается, тот, значит, не работает".
Но потом пришла к дяде Вите (маленькому) и другая мысль. И осталась,
засела, как гвоздь в доске. А если не проявят начальники чуткость и заботу?
А если он для них - что-то вроде чушки?
Большой дядя Витя был возмущен. Турбореактивное сердце гнало по нему
горящую кровь. Глотка дышала не хуже армейского огнемета, лапы гребли, как
экскаваторы, воздух сминался под ударами крыльев с переменной геометрией.
А рядом, перед его широкофокусными глазами висел камень. Тяжелый,
гладкий, как галька, но с гранями, как у брильянта. С просвечивающим
рисунком. А в рисунке том, казалось, проглядывался человек. Почему человек?
Ну точно, человек. На одних гранях - его мысли, на других чувства, на
третьих - внешность и внутренность...
Просматривались и другие каменюки: разнокалиберные, летящие и катящиеся
друг по другу. Потом большой дядя Витя заметил главную достопримечательность
открывшейся картины. Там в глубине, за парадом камней, как бы на трибуне,
маячила очень длинная штуковина, то ли спица, то ли башня, возможно даже
высокий терем.
Когда большой дядя Витя привык к пейзажу, то разобрал, что камни прутся
не куда попало, а вертятся, иногда с фортелями, вокруг этой спицы. Она -
блестящая, а они тусклые, она живенькая, а они мертвые, она верховодит, а
они слушаются. Башня производила впечатление заселенной, хотя никто не
показывал личика в форточку.
Дядя Витя даже назвал для ясности это строение "дворцом Кощея", памятуя
Хавроньины сказки-присказки. А себя гордо проименовал Змеем Горынычем.
Он лег на одно крыло, потом на другое, наконец, хоть и ловили его камни
невидимыми сетями своего притяжения, поднялся чуть выше и выяснил еще
кое-что. Спица упирается острием в серебряное небо, и сверлит, и долбит, и
гложет его как вампир, покрываясь сияющим румянцем. Серебряные искры входили
и в шкуру большого дяди Вити; растворяясь в крови, заставляли ее приятно
бурлить.
А каменным многогранникам это удовольствие недоступно, они тупо
крутятся вокруг дворца. И питаются лишь отраженным светом дворца.
А еще большой дядя Витя заметил, что от Кощеева дворца к камням иногда
проскакивают черные кляксы, оставляя не сразу зарастающие трещины в сиянии.
Словно в наказание. Из-за кляксы любой камень сразу оплавляется, теряет
грани и рисунок. Сделавшись бурой глыбой, он падает вниз и переваривается
густой мглой...
Маленький дядя Витя больше ни в чем не сомневался, соскользнул с
коечки, успел накинуть на себя одежонку (носки не обнаружились), сунул лицо
за дверь, прислушался к удаляющимся шагам охранника и потрусил по
коридору...
А инспектор чуть пораньше проснулся от вкрадчивого голоса своей рабочей
станции: "Задержанный гражданин отсутствует в камере более пяти минут". Не
подкачал радиомаяк, который Феодосий прикрепил намедни к пиджаку Виктора
Лучкина.
Инспектор был не дома, а в третьем корпусе регионального управления
ССС. От неуемной тоски Феодосий бы шатался по городу, но его поставили на
дежурство.
И хотя кибероболочка корпуса якобы занималась невинной "внутрисистемной
работой" и выстраиванием каких-то "смысловых цепей", от этого всего несло
диверсионным актом.
По коридорам следственного изолятора дядя Витя шел точно также, как
Командор на вечеринку донны Анны: без проблем. Конечно же, гражданин Лучкин
испускал во все стороны коды мыследействий. И это приносило результаты,
замки бронедверей легко открывались, датчики движения железно блокировались.
Сирены не выли, экраны не мигали тревожными надписями...
Спокойно, спокойно. Просто в рабочую зону оболочки проник треклятый
вирус "Кулибин-2", он-то и ведет арестанта на волю.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг