напротив. Водитель заметил, решил помочь лоху.
Но тут откуда ни возьмись выскочил робобус, прямо наперерез частнику,
тот едва успел скрежетнуть тормозами. "Садитесь быстро, не теряя общего
времени",- пискнул токер от имени и по поручению робобуса. "Накося,-
заупрямился дядя Витя,- теперь уж без сопливых обойдемся". Он обогнул
робота, подошел к частнику и кое-как протянул отягощенную сумками и
авоськами руку к дверце. Но тут пришлось дяде Вите проявить беличью прыть.
Робобус чуть проехал вперед, потом двинул задом, вырулив впритык к тому
борту автомобиля, где стоял дядя Витя. "Вы должны ехать на мне",- неумолимо
провозгласил робобус через токер. Но дядя Витя решил противиться чужой
непреклонной воле до последнего дыхания. Он побежал с мостовой на тротуар,
робобус же последовал за ним. Дядя Витя не объяснял себе причин, а лишь
ставил перед собой задачи: уйти от погони и сохранить сидоры с покупками. На
тротуаре он оглянулся, желая показать кукиш робобусу, но тот не дал
возможности глумиться над собой - машина неотступно следовала за человеком.
Сельский труженик свернул за угол - и робобус за ним, умело прижимая к стене
и приговаривая: "Вот теперь ты - мой".
Выбор был, как всегда, небогат: или полностью принадлежать машине,
ущемив человеческое достоинство, или, расцветая достоинством, становиться
красным пятном на стене. В каком случае меньше дергаться придется - неясно.
Поэтому он выбрал третье. По дороге ему попался мусорный бак. Он сорвал
крышку и нырнул ласточкой вглубь, упрямо сжимая ручки катулей в кулаках.
Внутри дяде Вите не все понравилось, но на свиноферме запахи тоже были не
ахти.
Сориентировавшись в замкнутом пространстве, дядя Витя стал наблюдать за
адской машиной, которая постояла немного, как бы в раздумии, потом ткнула
бак бампером. Бак упал на бок, покатился. Покатился вместе с ним и дядя Витя
с пожитками. Потом изнурительное верчение прекратилось, бак уткнулся в стену
и произнес: "Не кантовать. Опять кантуют, ублюдки".
Едва все соки в дяде Вити прекратили кружиться, как их плеснуло вдоль.
Робобус наезжал и отъезжал, усердно сплющивая бак, который стонал и ругался.
Дяде Вите казалось, что робобус просто захотел приготовить железный блин с
мясной начинкой. "Поди, поди",- уговаривал селянин робота, как деревенскую
жучку, а потом не выдержал и завыл горестным воем. "Выходи,- приказал
робобус.- Будешь за все отвечать".
Дядя Витя смолк, но выходить на расправу не стал, а решил
приготовляться к смерти. Но тут пытка прекратилась. Дядю Витю вытащили из
бака, конечно, вместе с катулями, которые он ни разу не отпустил. Над ним
склонилось дружественное лицо водителя и хмурая физиономия гаишника.
- Начальник не верил, что в баке человек, пока ты не взвыл,- заметил
водитель.- Вот тогда уже ввел код прерывания в робобус.
- За что? - бросил вверх дядя Витя.
- За все,- объяснил гаишник, но про себя решил, что сообщит о
происшествии в Службу Санации. Может, этот мужик только прикидывается
простаком.
- Да робобус просто удружить хотел,- дал свою версию водитель,-
понравился ты ему, дядька.
Частник свез бедного селянина в гостиницу и даже не захотел взять с
него деньги: "Угощаю... И так уж настрадался, лопух".
Изможденный дядя Витя вошел в переливающийся красками вестибюль. Хотел
было обрадоваться, что он, простой крестьянин, живет в таких знатных
хоромах. Но тут токер все испортил, затрындел высокомерно: "Людям в грязной
спецодежде вход не сюда. Предлагаю немедленно выйти на улицу". Дядя Витя
пристально оглядел себя, одежонка действительно не ахти. Вначале он
сконфузился, но потом вспомнил, кто его так извалял. Это он еще ничего после
всех унижений смотрится. "Ваше дело - прибираться за мной, а мое пачкать, и
заткнись",- выдернув токер из уха, заявил ему дядя Витя. Он был уже готов на
бунт бессмысленный и беспощадный, поэтому нарочито плюнул на пол и растер
свое произведение башмаком. Облегчившись столь незатейливым образом, дядя
Витя положил токер назад, в ухо, и упал на диван - немного передохнуть перед
тем, как пересечь холл. Чудная музычка с квакающим пением отключали его от
хлопот, из-за курильниц голова начинала парить, как воздушный шар. Можно
было позырить вполглаза на тощих девок, которые голографически высовывались
из рекламных щитов и призывно махали конечностями. Такие женщины в
Пустомерже не водились. Бабоньки в родной деревне славились совсем другими
размерностями.
Холл быстро пустел, и это нравилось дяде Вите - ощущение такое, что он
царек-королек в личном тронном зале. Ясными глазами дядя Витя принялся
наблюдать, как прячутся в стены рекламные девки, тонут в полу цветочные
горшки, засасываются потолком шторы, а люди торопятся к лифтам. Наконец,
дядя Витя заметил, что в холле совсем один.
Он привстал, еще недоумевая, но уже чувствуя: происходит кое-что именно
в его честь. Он скромно потупился, потом посмотрел по-орлиному гордо, а
затем по-быстрому сник. Кусок стены в одном месте торжественно отполз вбок.
Из пещерного мрака, хитро поблескивая глазками-огоньками, стали выползать
здоровенные черепахи. Нет, это были не черепахи, а похожие на них
приземистые аппараты. И дядя Витя сразу понял, что с такими не договориться.
Следом двинулись другие машины, повыше в холке, рогами-захватами смахивающие
на козлов. Приземистые, пуская струйки пара из-под низа, построились
свиньей, цепью вытянулись перед ними рогатые устройства, и вся эта
внушительная рать покатилась на маленького дядю Витю. "Я ведь предупреждал,
теперь вам дороже обойдется",- позлорадничал токер.
"Козлы" поднимали на рога и проглатывали всякую мебель, вернее, то, что
попадалось им на пути. "Черепахи" пропаривали и проутюживали освободившиеся
поверхности. Шансов на жизнь вражеская кодла оставляла мало. Дядя Витя, не
выпуская покупок из окостеневших ладоней, стал метаться, как броуновская
частица. Но территория для метаний становилась уже и уже, неприятель
двигался плотнеющими рядами, мимо него не прошмыгнула бы ни мышка, ни сурок.
В смятении чувств дядя Витя бросился к окну, желая убедительными жестами
привлечь внимание прохожих. Но стекло быстро заволокло ядовитой моющей
пеной, и дядю Витю успела заметить лишь стайка мальчишек. Вихрастые сорванцы
стали тыкать в него пальцами, приседать, хлопая себя по коленкам, мотать
головами, почти корчиться от смеха, дескать, ничего более забавного и за
деньги не покажут. А когда труженик села отчаялся получить помощь извне и
повернулся к своим мучителям лицом, ткнуться было уже некуда. "Черепахи"
взяли его в железные клещи, какой-то "козел" вздыбился перед ним, поднял на
рога и стал подносить к своему разверстому зеву.
Надломленный психически, сжатый физически, дядя Витя хотел уже сложить
ручки на груди - нате, жуйте меня, оболочки, козлы проклятые, раз заслужили
по праву сильного. Но вдруг послышалась ласковая музыка со словами про
любовь. Он уперся ногами и вывернул голову по направлению звука. Совсем
рядом одна вестибюльная колонна распахнулась и показала вход в лифт. Дядю
Витю так поманило уютное розовое нутро подъемного средства, что он
моментально продумал комбинацию. Перестал упираться ногами, резко выдохнул,
крутанулся вниз головой, выдрался из захвата, услышал треск своих штанов,
упал на живот, протиснулся под "козлом", перемахнул через "черепаху" и
прыгнул, метясь в лифт. Проглиссировав, влетел в кабину точно, как шайба в
ворота. По дороге он ревел, что младенец, только на октаву ниже. Дядя Витя
еще приподнялся, как раненый воин, ткнул носом в кнопки и снова повалился.
Лифт стал взлетать к небесам - так показалось растекшемуся по полу телу. И
катули, как части организма, остались при нем! Райские впечатления
усилились, когда двери бесшумно разошлись, и в кабину вполз мягкий душистый
туман. Дядя Витя поднялся без боли и поплыл-поплыл в этом мареве, вкушая
блаженство.
Тут и гурии возникли, оголенные, как и полагается. Их объемы напоминали
Настюхины телеса, а вот глаза - южный овощ маслину. Эх, и Настеньку бы сюда
за компанию, она беленькая, эти - смугленькие, прямо картинка, мелькнуло в
затуманенной голове дяди Вити. Разодранные штаны, удерживаемые до поры силой
воли, стали спадать с него, а руки вместе с сумками потянулись к нежным
созданиям. Однако гурии, заметив дядю Витю, сразу превратились в гарпий и
фурий. Они напали на него, стали царапать и терзать, драть в клочья и
клевать, кусать и обзывать на южных языках: гуль, зебб и шайтан. А дядя Витя
был уже обмякший, беззащитный, безропотный, лишь мог приговаривать: "Только
сумки не бейте". Потом появился мужчина в халате, чалме, туфлях с загнутыми
носками на ногах, с шампурами в руках. Дядя Витя понял, что доходчиво
объяснить свое появление он не сумеет и будет нанизан на шампуры человеком
южной национальности. Если только сам не взбесится.
И дядя Витя взбесился. Возбудил в себе злое начало и стал "объяснять".
С криками "ура" и "русские не сдаются" пошел в атаку, а также выставил
вперед авоську с коньками.
Хозяин гарема был смят и отброшен вместе со своими острыми шампурами.
Северная ярость одолела южную страстность. Натиск дяди Вити был так грозен и
пассионарен, что недавно еще мирный труженик проскочил несколько помещений и
оказался на каком-то помосте.
Ему захотелось остановиться, но он был уже в воздухе, слегка повисел и
отправился вниз, где его поджидала зима. Вначале дядю Витю ожгло, потом
ничего, привык, но изо рта вместо слов вышли пузыри.
Повсюду была ледяная вода. Из-за этой воды дядя Витя догадался, что
действие происходит в бане. Однако всплыть не удавалось, сидоры тянули его
на дно. Вокруг уже захороводили тени товарищей по работе, тучей обозначилась
Настюха, они напевали: "Прощай, милый мой, наверно, наверно, не быть нам с
тобой". Тут что-то впилось ему в уши и потащило вверх, к белому свету,
кислород ворвался в съежившиеся легкие, а глаза увидели бороду гаремщика.
- Слушай, дай рука,- сказал южанин,- нэ пажалеешь. Я тэбя раскусил.
Твой нэ хател мой женщын. Салам тэбе.
- Нет, не салам. Не брошу вещи,- прохрипел дядя Витя,- все равно ты
меня зарежешь.
- Нэ хачу тэбя резать сэгодня. Мой учился Гарвард, Сорбонна,
Массачусетский тэхналагический. Мой рэзать и взрывать только гордый враг, -
напомнил добрый магометанин и, сохранив дяде Вите жизнь, неожиданно
расщедрился.- Я тэбя атпущу.
Наконец жителю солнечной пустыни (или горы) удалось зацепить
упирающегося дядю Витю полотенцем и втащить на бортик бассейна.
- А я все равно магометанство не приму,- продолжал словесно
сопротивляться дядя Витя.
- Ой, нэ в тот рай попадешь, гдэ ни адной, панимаэшь, женщыны, -
предупредил окончательно подобревший горец (или пустынник) и отвел
сочащегося жидкостью дядю Витю в его номер, поддерживая, как дорогого гостя,
под локоть. Даже помог вскарабкаться на второй ярус. Сутки пролежал
мужественный человек пластом, не выпуская из рук приобретений и окрапляя
отходящими водами пенсионера внизу. Тот почему-то не возражал. На следующий
день выяснилось, что пенсионеру уже все решительно было до фени по причине
трупного окоченения. Зато к этому времени дядя Витя был бодр, весел, слегка
под газом, хорошо побрит и почти сух. Какой-то вызванный молодежью кибер
прошелся по нему утюгом. Селянин стерпел, ни разу не застонав. Долг был
исполнен, все силы отданы на. Трофеи, иначе не назовешь, остались при нем.
Некоторые сумки, правда, подозрительно разбухли, раза в два, другие
съежились до размеров ридикюля. Зато мирно спал в кармане билет на
приближающийся геликоптер "Синяя птица". И уж во всяком случае оболочки,
системы и кто там еще, не взяли его тепленьким.
В аэропорту дядя Витя повстречался со своими пустомержцами, бабкой
Хавронией и дедом Прогрессом. Тех, оказывается, вчера понесло в город за
автоматическими челюстями - прежний жевательный аппарат сломался у дедушке
при активной работе с грецкими орехами. Лицо дяди Вити разгладилось, глаза
прищурились, а рот стал лыбиться. Тем более, что старички напитали его салом
и хреном, когда он вспомнил, что не кормил свое тело два дня. Токеры
пустомержцев принесли благие вести о скорой посадке, и дядя Витя проникся
расположением даже к этой ушной заразе. Будущие пассажиры "Синей птицы"
перебрались в буферный зал. Там токеры мило прогнусавили: "Пустомержа.
Вторая (красная) дорожка".
Пока ехали на самоходной дорожке, не горевали. Дед Прогресс щелкал
новыми челюстями, хихикал и подмигивал, бабка Хаврония с притоптыванием
исполнила несколько частушек про любовь с летчиком. Потом дорожка уткнулась
в кабину, похожую на аттракционный вагончик.
Из токера выскочила следующая команда: "Занять места согласно
стартовому расписанию".
Пустомержцы стали рассаживаться, кто любит - к окошку, кто не любит -
подальше от иллюминатора. Кресла были интересные, новой конструкции,
качающиеся во все стороны, так что бабка Хаврония боялась осрамиться. Кабина
ехала и ехала себе по земле. Дед Прогресс предположил, что их опять надрали:
деньги взяли за воздух, а повезут поездом. И бабка Хаврония заволновалась -
значит, и рельсы уже успели положить, а вдруг прямо через огород, по
огурцам. Но кабина их успокоила, потянулась вверх, в конце концов
остановилась, щелкнули крепления. "Вот и прилепились, легли в пузо",-
сообразил дед. Полуженский технический голос сказал по токеру: "Кресла в
позицию один. Объявляется минутная готовность".
- Бабка, в позицию,- шутейно гаркнул дед и переключился без связи.-
Что-то я здесь нужника не вижу. Какать тоже в пакет?
Кабина затряслась вдруг мелкой, а потом крупной дрожью, почти забилась.
Из-за борта в уши проник, потом въелся в мозги тяжелый плотный гул.
Непривычная сила стала вдавливать пустомержцев в кресла, перемещать в них
все подвижные вещества, а затем, наоборот, пошло легчать. Дед забыл о
нужнике, принялся хрустеть огурцом и поглядывать по сторонам.
- Ой, Земля в иллюминаторе - все своих отправляет питомцев, сыновей,
дочерей... - пропел он, глядя сквозь прозрачные диамантоидные борта, а потом
задумался.- Почему звезды-то вокруг, ведь день же был, или это по телику
звездные войны показывают?
- Раз на небо забросили, то рано или поздно шлепнемся назад,- беспечно
протараторила бабка.
- А вдруг так и будем лететь, пока рогами в Солнце не упремся, и будет
тогда яичница на этом стуле... Ай, не хочу,- дед изо всех стариковских сил
забил кулаком по иллюминатору.
Появился некто в скафандре, кого раньше не видели.
- Здрасьте, мил человек,- обрадовалась гостю бабка.
Человек в скафандре мучительно думал, анализировал, взвешивал "за" и
"против", полемизировал сам с собой и, наконец, пришел к единому мнению:
- Понял, понял. Представление будете давать на орбитальной станции.
Комики, значит.
- Это почему комики? Думаешь, горшок на голову надел, значит, все
можно? - угрюмо спросил дед и привстал, сжимая в руках батон.- Я ветеран
сельского труда, а не говночист какой-нибудь.
- А-ха-ха,- залился человек в скафандре,- уже репетируют потешники. Да
что там, на станции, кроме комедии, показать можно? Невесомость, утечка из
санузла, тараканы порхают, как птицы. Может, я, конечно, не прав, может, вы
там Шекспира заделаете.
- Я тебе сейчас такую мать-перемать заделаю,- разгорячился дед. А бабка
сказала кротко.- Из нас артист-клоун только ты, мил человек. Вырядился,
понимаешь... А мы делом заняты, мы на вертолете в Пустомержу летим. Поскорее
бы надо, картошку пора копать, а ты тут лясы с нами точишь. Шел бы баранку
крутить да педали жать, а то еще не туда залетим.
- Ух и шутники,- подначил их не возражавший против репетиции человек в
скафандре,- ну, добро.
- О-ооо,- по-ведьмовски завыла тут бабка. Она стала выплывать из
кресла, а дед с солдатской смекалкой старался поймать ее клюкой, но при этом
бранился: "Так вот ты какая, чертовка, разводу мне давай немедленно, а то
еще ночью загрызешь железными зубьями".
И заварилось происшествие. Бабка "била крылами" под потолком, еще
кто-то из летучих стучал палкой колбасы по шлему человека в скафандре.
Многие, особенно дети, просились в туалет, другим было уже поздно. Три
сестры блевали, не стесняясь. Один дядя Витя сидел скромно, без претензий.
Он понимал, что оболочки, почему-то озлясь, не давали ему жизни на Земле, а
теперь вообще загнали в безвоздушное пространство, и некому заступиться,
некому сказать веские слова: "Цыц, черти".
То, что смахивало вначале на заблудившийся в космосе пакет из-под
кефира, как следует разбухло, до размеров пирамиды - будто тьмы насосалось.
На борту пирамиды была светящаяся надпись: "Гнездо-2". Похожее дядя Витя уже
видел в каком-то боевике. Космонавт кончил ржать и уплыл производить точную
стыковку. Тело станции входило острием прямо в дяди-Витину голову и ковыряло
давно слежавшие слои мозгового вещества. Что-то там уже забурлило,
запузырилось. Но тут один задорный мужик, пытавшийся пробежать по спинкам
кресел, лягнул его каблуком в затылок. Мозговое вещество надолго
успокоилось, излишек мыслей вылетел в спертый воздух кабины.
Примерно в это же время пилоты пригородного вертолета "Синяя птица" еще
не кончили удивляться, что лететь им приходится в гордом одиночестве. Они не
знали, куда могла задеваться обычная бестолковая толпа пассажиров. Но они не
подозревали кое о чем более существенном для себя. Где-то на полдороге в
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг