И царевна подумала, что это - пучки пестрых сновидений, и опять
закрыла глаза.
А эту джиннию звали Азиза, и у нее была двоюродная сестра по имени
Марджана, а в обычае джинний из этого рода было искать себе возлюбленных
среди людей. И марджана полюбила одного купца, по имени Ильдерим, и
показала его Азизе, и Азиза стала искать юношу, который превзошел бы
красотой Ильдерима. И она под видом шейха проходила мимо пристани, и
увидела Бади-аль-Джемаль, и пленилась ее лицом и станом, и родинкой на
щеке. Но Азиза не знала, что это - девушка, потому что видела ее на коне,
и с саблей в руке, и Бади-аль-Джемаль наносила удары и отражала их, как
один из тех бойцов, которых цари приберегают на случай опасности.
И азиза полюбила Бади-аль-Джемаль, и известила об этом свою сестру
Марджану, и вышел у них спор о том, чей возлюбленный лучше, и Марджана
предложила принести Бади-аль-Джемаль и Ильдерима в назначенное место,
чтобы сравнить их.
И это Азиза спасла Бади-аль-Джемаль от погони, обернувшись черной
собакой и сбросив камни на воинов Бедр-ад-Дина, а потом она три дня
кружила вокруг башни мудреца, но начертанные на стенах и над дверью знаки
не позволяли ей проникнуть внутрь. Но когда Бади-аль-Джемаль отведала ягод
и заснула, джинния Азиза взяла ее в объятия и полетела.
Я увидела внизу землю и поняла, что мне снится удивительный сон. То,
что во сне можно летать, я знала давно, но никогда еще этот полет не был
таким стремительным и высоким.
Тело мое было расслаблено, я ощущала, что меня держит в воздухе
какая-то сила. Но тут я стала опускаться, приблизилась к земле и меня
осторожно положили на мягкую траву. Я сквозь ресницы посмотрела, кто это
выпустил меня из объятий, и убедилась, что сплю и грежу. Это была девушка,
красивая и прелестная, со стройным станом и лицом, подобным луне, но
только в два человеческих роста высотой. И на вид она была совсем юной.
Одновременно опустилась рядом и другая джинния, постарше, и с
перепончатыми крыльями, а моя была с оперенными. Та тоже принесла в
объятиях человека и уложила его рядом со мной.
- Крепко ли оба спят, о Азиза? - спросила вторая джинния.
- Пока мы не разбудим их, они не проснутся, о Марджана, - отвечала
Азиза. - Ну вот, они лежат рядом и мы можем наконец сравнить их и сказать,
чьи качества превосходнее. Взгляни, мой возлюбленный подобен обрезку
месяца, и это про него сказал поэт:
Поклянусь щекою и уст улыбкой прекрасных я,
Нежной гибкостью и стрелою взоров клянусь его,
Белизной чела, чернотой волос поклянусь его
И бровями, что прогоняют сон от очей моих.
- Стихи поэтов - это стихи поэтов, и не более того! - возразила
Марджана. - Если нам они понадобятся, мой возлюбленный не станет
припоминать то, что было до него, а сам сочинит их сколько надо. Он
истинный лев пустыни, копье пророка, непобедимый боец. Он не дитя, которое
проснувшись, плачет от страха и просится к матери. Он - мужчина, наилучшее
создание Аллаха, о Азиза. Возможно, через несколько лет и этот мальчик
милостью Аллаха тоже станет мужчиной.
- Ты ошибаешься, о злоречивая! - воскликнула тут Азиза. - Я своими
глазами видела, как этот мальчик, совершенный по утонченности и
изнеженности, поражал суровых воинов и саблей, и стрелами своего лука! Я
не стану называть его львом пустыни, но давай дадим им обоим сейчас боевых
коней, и кольчуги, и оружие, и выпустим их на ристалище, и тогда поглядим,
твой победит или мой!
- И не жаль тебе этого ребенка? - ехидно осведомилась Марджана. -
Ведь мой возлюбленный поразит его одним ударом и меч выйдет, блистая, из
его спины!
Они еще какое-то время ссорились и пререкались, а я из природного
любопытства повернула голову и незаметно поглядела, что это за лев пустыни
и образец доблестей лежит со мной рядом.
И я увидела лицо из тех лиц, что поражают женщин и девушек, подобно
копью пророка, и обладатель этого лица был воистину лев пустыни,
покоряющий доблестных и уничтожающий соперников. И у него были брови,
подобные изогнутому луку, и зубы, подобные жемчугу, и он был заметнее, чем
знамя над воинами, и глаза у него были черные, и мускусом веяло от его
дыхания. И он тоже искоса смотрел на меня.
- О Аллах, за что ты посылаешь мне такие сны? - прошептал этот
человек так, чтобы я могла услышать. - Ведь мне опять придется натягивать
кольчугу, и садиться на спину коня, и догонять, и поражать, и нет спасения
от этого бедствия!
- Кто ты, о человек, принесенный джиннией? - спросила я. - И что
значат твои слова о снах, конях и кольчугах?
- Я купец из купцов Басры, о юноша, - отвечал он мне. - И имя мне
Ильдерим. И Аллах покарал меня любовью джиннии, и она насылает на меня
диковинные сны, и приходит ко мне под видом прекрасных девушек, и я
наслаждаюсь ею, а потом вдруг просыпаюсь в своей постели, и оказывается,
что все это - пучки сновидений. Но эта безумица, джинния Азиза, еще не
приносила мне такого юного и прекрасного лицом соперника.
- Мне тоже показалось, что это сон, о Ильдерим, - сказала я ему. - А
мое имя Хасан, и я сын кади, и моя история достойна того, чтобы быть
записанной иглами в уголках глаз в назидание поучающимся!
- А знаешь ли ты, о Хасан, что эти две развратницы сейчас разведут
нас по разным концам ристалища, и дадут нам конец, и мечи, и копья, и нам
придется сражаться ради того, чтобы Марджана одержала верх в соперничестве
с Азизой? - спросил меня Ильдерим.
- Клянусь Аллахом, я не подниму против тебя меча, - ответила я ему. -
Аллах покарает меня, если я лишу жизни обладателя таких совершенств.
- И я тоже не подниму против тебя меча, о Хасан, - прошептал
Ильдерим. - Ибо впервые я вижу юношу, чья красота затмевает
четырнадцатидневную луну! А судя по разговору, ты из благородных, и твоя
жизнь теперь для меня драгоценна.
Но тут обе джиннии прекратили свой спор и воистину, как предсказал
Ильдерим, взяли нас в объятия и разнесли по разным концам непонятно откуда
взявшегося ристалища.
Но поскольку в снах все берется непонятно откуда, я уже не удивилась.
И лишь загляделась на остатки сидений, и колонны, и развалины храма вдали,
на холме, ибо все это, посеребренное лунным светом, видела я вокруг
ристалища. И это было место, выбранное древними царями, где тысячи лет
назад состязались воины колесниц, место овальное по форме, в тысячу локтей
длиной.
А на другом конце ристалища Ильдерим уже стоял возле коня, и поверх
кольчуги на нем был белый плащ, и кольчуга сияла из-под него как солнце, и
в руке Ильдерима было копье, и сам он был стройнее самхарского копья.
- Торопись, о Хасан! - протягивая мне кольчугу, говорила Азиза. -
Торопись, ибо скоро взойдет солнце, а мы, джинны, даже из рода правоверных
джиннов, не можем летать при дневном свете, ибо ангелы Аллаха имеют власть
поражать нас днем огненными стрелами. Порази этого нечестивого, и ты
получишь столько сокровищ, сколько не унесут сто верблюдов, и ты станешь
моим возлюбленным, и я поселю тебя во дворце из чистого золота!
Я натянула кольчугу, и она облегла меня так, что стали видны все
округлости и выпуклости моего тела, но джинния Азиза была слишком увлечена
приготовлениями к поединку, и вывела из мрака коня, и достала из-за своей
спины копье, и протянула мне копье и поводья. А я уже успела накинуть
белый плащ, такой же, как у Ильдерима, и мы стояли на разных концах
ристалища, сжимая копья, и глядели друг на друга. И я тогда дала себе
клятву, что не отобью его копья, даже если оно будет нацелено прямо мне в
грудь, чтобы не причинять вреда обладателю черных глаз и сходящихся
бровей. И тем легче было мне давать клятвы, что я знала - еще немного, и
наступит миг пробуждения, и я встану, и пойду в башню, где ждет меня
старый маг, и узнаю, не принесен ли талисман царицы Балкис от
аль-Мавасифа.
- Сейчас ты сядешь на коня, и мы подадим сигнал, и вы начнете
съезжаться, - сказала Азиза.
И я положила руку на холку коня, желая сесть в седло, и точно так же
коснулся своего коня Ильдерим, так что мы были как бы отражения друг
друга, совсем одинаковые в этих белых плащах, в ослепительных кольчугах,
только он был выше ростом и лицо его было обрамлено черной бородкой, какие
носят молодые купцы. Но кони у нас были похожи как родные братья, и это
были боевые кони с сильными ногами, и о них сказал поэт:
Вот кровный конь, со взором он гоняется,
Как будто бы судьбу догнать стремится он.
Своим он ржаньем всех волнует слышащих,
Как гром оно гремит в разгаре бури.
Мы сели на коней и начали по приказу съезжаться. Но когда уже
следовало метнуть копья и обнажить мечи, Ильдерим остановил своего коня и
коснулся копьем песка. Я, не зная, что он задумал, поступила так же.
А задумал он состязание в стихах, которое могло продлиться до самого
рассвета, и обе джиннии были бы бессильны ему помешать, ибо обмен стихами
- достоинство беседы благородных, и даже смертельные враги могут в беседе
излить друг другу свою ярость стихами древних поэтов, и это будет ко
всеобщему одобрению.
И тогда Ильдерим произнес стихи, которых я никогда прежде не слыхала:
Сказал я ему, когда он меч подвязал:
"Довольно ведь лезвий глаз, и острый не нужен меч".
Он молвил: "Клинки мечей влюбленным назначены,
А меч предназначен тем, кто счастья в любви не знал!"
Очевидно, он только что сочинил эти стихи, и я обрадовалась, что
среди его достоинств и совершенств есть дар поэта. Но ответить я ему могла
лишь чужими стихами:
Прекрасны кудри длинные лишь тогда,
Когда их пряди падают в битвы день
На плечи юных с копьями у бедра,
Что длинноусых кровью напоены!
- Превосходно, о Хасан! - воскликнула Азиза. - Прибавь еще, и да
воздаст тебе Аллах!
Ильдерим прочел два новых бейта, а я, к стыду своему, ответила ему
бейтами древних поэтов. И так мы перекликались, стоя в сотне локтей друг
от друга, а джиннии хлопали от радости в ладоши и требовали все новых
стихов. Только и звучало: "Прибавь, о Ильдерим! Прибавь, о Хасан!"
Но вдруг Азиза, что стояла лицом к востоку, увидела, как начало
светлеть небо.
- А как же поединок, о храбрецы, о неустрашимые?! - воскликнула она.
- Довольно с нас стихов, они нас утомили! Вам непременно нужно померяться
силами и поразить друг друга!
Ильдерим ударил коня пятками по бокам, я - тоже. И мы мгновенно
оказались рядом, и скрестили сабли, и эти два клинка, занесенные над
нашими головами замерли, словно спаянные навеки, ибо мы глядели в глаза
друг другу.
И вдруг оба клинка разлетелись в разные стороны, ибо мы одновременно
выпустили их из рук, и они упали на песок ристалища.
- Торопитесь, о бойцы! - приказала Марджана. - У нас совсем мало
времени до восхода!
- Проснуться бы поскорее, о Ильдерим! - сказала я.
- А мне этот сон начинает нравиться, о Хасан, - усмехнулся Ильдерим.
- И я обязательно одержу в нем победу, но не над тобой, а над этими
упрямыми джинниями, покарай их Аллах!
Он отъехал, нагнулся с седла и поднял саблю. И я тоже отъехала и
подняла клинок, но это был не подарок моего брата Джаншаха, а изделие
индийских мастеров. Я хотела было предложить Ильдериму обменяться оружием,
но то, что сказал он, привело меня в ярость.
- Послушайте меня, о джиннии! - обратился Ильдерим к Азизе и к
Марджане. - Мы, я и этот юноша, волей Аллаха - сильные бойцы, мы хотим
сразиться и на копьях, и на мечах, и в борьбе с подножками, и в стрельбе
из лука. Сейчас мы померялись силами в поэзии, и победа мне далась
нелегко, ведь Хасан начитан в древних поэтах, но последнее слово осталось
за мной. И пусть это служит тебе утешением, о Марджана, а ты, Азиза, будь
уверена, что Хасан наверняка победил бы меня в поединке на мечах и...
- Да оторвет шайтан твой гнусный язык! - воскликнула я, обращаясь к
Ильдериму. - И да засунет он его тебе в... живот! Как это ты одержал
победу и последнее слово осталось за тобой? Последними стихами были мои
стихи!
- Ты ошибаешься, о Хасан! - отвечал Ильдерим. - Последний бейт перед
нашей схваткой на саблях прочитал я! Так что последнее слово и победа
остались за мной!
- Аллах видит, что последнее слово было за мной, ибо мой последний
бейт был бейтом несравненного Антара! - возразила я. - И тебе нечего было
сказать в ответ, о Ильдерим!
Вот такую склоку завела я сгоряча, ибо я все же была дочерью царей и
сестрой царя, и я не привыкла, что в моем присутствии последнее слово
оставалось за кем-то другим. Возможно, меня избаловали наши придворные
поэты и мудрецы - Аллах лучше знает... Но важно то, что я не могла вынести
слов Ильдерима. И в самом деле, почему это купец из Басры должен побеждать
в состязаниях царских дочерей? Это был явный непорядок.
- Аллах наделил тебя красотой, но покарал лишением разума, о Хасан! -
сердито рявкнул Ильдерим. И тут только мне стало ясно, что он пустил в ход
ловкость и чуть было не помирил двух джинний, а я со своей царской
гордостью все испортила.
- И все же последний бейт был моим, - негромко, так, чтобы он не
расслышал, пробормотала я.
Но он расслышал.
- Ты не только красив, как женщина, ты еще и упрям, как женщина, о
Хасан! - начал перечислять мои грехи Ильдерим. - Ты и бестолков как
женщина! Ты и сообразительности лишен, как женщина! Ты только помнишь
наизусть свитки стихов, как женщина, и ты не в состоянии сочинить хоть
один бейт, как мужчина!
Я онемела.
С помощью наших придворных поэтов я составляла бейты не хуже, чем у
них. Были у брата невольницы, писавшие стихи, но это были женские стихи, о
разлуке с возлюбленным. Ильдерим же явственно требовал от меня мужских
стихов - о божественном, или о конях, или о сечах между воинами. Но я не
могла...
- Вот видишь! - подождав моего ответа и не дождавшись, воскликнул
этот безумный поэт. - Немало воды утечет, прежде чем мальчики станут
мужчинами и освоят мужское ремесло! А теперь прощая, о побежденный мною
Хасан, ибо уже утро!
- Мы еще встретимся, о Ильдерим! - грозно пообещала я. - И как
сегодня последнее слово на самом деле осталось за мной, так и в будущий
раз последний удар саблей останется за мной!
И мне отчаянно захотелось проснуться, чтобы он не ответил мне и не
продолжил нашей свары.
- Это превосходно, клянусь Аллахом! - воскликнула Марджана. - И вы
оба непременно встретитесь следующей ночью! А теперь пора нам
расставаться. Бери Хасана, о Азиза, а я возьму Ильдерима. Ведь солнечный
свет уже заливает всю землю, и мы сильно рискуем.
Пропал куда-то конь, пропало копье, а я оказалась в объятиях Азизы, и
она понесла меня по воздуху прочь, и я образовалась, что этот нелепый сон
вот-вот кончится.
Но Азиза сделала круг над ристалищем, и я увидела сверху, что
Марджана поставила среди развалин разноцветный шатер, и невольницы несут к
нему кувшины с вином и столики с едой, а самой Марджаны уже и в помине не
было, зато из шатра выглядывала женщина вполне человеческого роста и
сказочной красоты, и ее распущенные волосы были чернее ночи, и от ее чела
исходил свет, и на ней была только зеленая рубашка и еще драгоценные
ожерелья и запястья.
А Ильдерим, тоже лишившийся коня и копья, шел к шатру, но при этом
отчаянно тер кулаком глаза. Очевидно, тоже хотел поскорее проснуться. Или
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг