в этой местности ветерок - наверно, случайно залетел, бездельник,
поглазеть на огонь. Прилетел и дунул в сторону мусорника. Тот в ответ
немедленно возгорелся позапрошлогодними листьями, разломанной тарой и
всяким другим хламом, который всегда сопутствует приличному ледниковому
мусорнику.
- Вова, туши его! - замахала руками Варвара Степановна. - Гаси!
Вова-электрик стукнул огнетушителем по твердой земле, но из пустого
огнетушителя ничего не пролилось. Вова дал ему по голове кулаком, но
огнетушитель лишь тихо-тихо зашипел, как потревоженная гадюка.
Зато мусорник подозрительно быстро сгорел... Или огонь ушел в глубь
мусорника?
Ну, сгорел так сгорел. Сгорел и без помощи огнетушителя. Что и
требовалось доказать. Это был мудрый мусорник, он все глотал.
Ничто не предвещало беды - книги догорали, мусорник слегка дымился,
и, казалось, уже можно либо допивать третью бутылку спирта, либо
расходиться по домам, либо сделать и то и другое. Но не зря тревожилась
душа Варвары Степановны. Сгореть-то мусорник сгорел, но внутри него что-то
такое явственно забулькало...
"Бульк-бульк-бульк..." - как в еще бездействующем, но уже готовом к
извержению вулкане.
Опять подул ветерок...
Как вдруг из мусорника клубами повалил такой черный дым, "что аж
синий!", как говорила впоследствии Варвара Степановна.
- И такой вонючий, что господи помилуй! - докладывала она
авторитетной комиссии на следующий день после экологической катастрофы. -
И чем дальше, тем страшнее: бульк-бульк-бульк!... У меня аж сердце
оборвалось! Как в смоляном котле у чертей в пекле!
Ветерок сначала поиграл этим чертовым дымом, погонял его по
Райцентру, а потом скрутил дым в лохматый собачий хвост и направил его
прямо в морду Дома на набережной - на фасад, то есть. И стал водить черным
хвостом по фасаду, как маляр-художник кистью: туда-сюда, сюда-туда...
Все, кто наблюдал пожар на бывшей набережной, разбежались, затыкая
носы от вони; остальные, наоборот, бежали на запашок со всех концов
райцентра. Их обгоняли пожарные, но вонища не позволяла приблизиться к
эпицентру извержения. Подвезли противогазы. Натянув их, пожарники
направили струю на мусорник, но этим только спровоцировали его подземные
силы на новую пакость: мусорник тут же выдал такую черную дымовую завесу,
что Дом на набережной погрузился "во мглу", как сказал бы Герберт Уэллс.
- А двери?! - раздался вопль явившейся на пожар Мамы. - Двери
сгорели?!
- Кому они нужны, эти двери, - успокоили ее. - Двери - на кухне.
Солнце плюнуло и скрылось в черном дыму. Какое там солнце? Зачем оно?
Наступило затмение. У пожарников от бессилия опустились шланги.
Райцентр был отдан во власть подземной стихии, весь мир заволокло. Солнце
напоминало черную раскаленную сковородку без ручки и жарило ровно час, -
именно столько времени понадобилось подземному дыму, чтобы перекрасить Дом
на набережной из бело-кафельного в иссиня-черный цвет и, вообще, все белое
в Мамонтовке превратить в черное: сахар - в уголь, потолки - в асфальт, а
население - в негров. Повезло лишь брюнетам, они так и остались черными.
Красные (пожарная машина) и зеленые (канадские елки перед райкомом партии)
тоже не спаслись. Флаг над исполкомом был очернен. Этот час потребовался
также для того, чтобы под мусорником полностью выгорела запеченная в
древней смоле туша мамонта - так определила причину черного дыма
авторитетная комиссия во главе с Мамой. Наверно, ничто никогда в мире так
не дымило не воняло и не очерняло действительность, как подпортившийся
консервированный мамонт из ледникового периода!
И все ахнули.
На следующий день все население Райцентра, взглянув на себя в
зеркало, наконец-то ахнуло и удивилось, поняв причины и следствия
постигшей их экологической катастрофы:
- Значит, все-таки был мамонт! Вот он где, мамонт, прятался! Под
мусорником! Древняя палеонтологическая стоянка! (Правильно:
"палеолитическая".) А мы и не знали! Не там копал краевед! Эх, не там! А
ему советовали! Мог бы сам догадаться - где стоянка, там и мусорник!
А про сожженные книги - как о первопричине черного дыма, закоптившего
Дом на набережной таким жирным слоем въедливой копоти, что и зубами не
отодрать, - про книги не вспомнили. Ни полсловом. Таинственным
исчезновением Федора Федоровича не заинтересовались. Жил-был человек - и
не стало. Будто никогда не было.
- Кто же все же виноват? - пыталось выяснить вернувшееся с пляжа
высокое районное начальство, разглядывая свои закопченные потолки. - Ну,
люди отмоются... Ну, сахар завезем с Кубы... А с домом что делать?
Мама, отвлекая внимание начальства от сожженной библиотеки, заметала
следы, сваливала всю вину на неандертальцев и запоздало восхваляла
безумного краеведа:
- Нет пророка в своем отечестве! Зря прежние застойные начальники
упрятали нашего краеведа в желтый дом! Ох, зря! А неандертальцы, хоть и
славные ребята, но что-то они из глубины веков не продумали. Проявили
нашенскую бесхозяйственную расхлябанность - мамонта шлепнули, закоптили,
палеонтологическую стоянку бросили и ушли во Францию в диссиденты... Тьфу,
совсем обалдела!... В кроманьонцы!
Но мамино высокое начальство не очень-то Маме верило... Оно ее хорошо
знало.
- Ладно, неандертальцы. Ладно, мамонты. С краеведом тоже все понятно.
Повесим ему мемориальную доску, если того заслужил после смерти. Все
понятно. Непонятно, кто поджег мусорник?
Нет ответа.
- Кто вообще у нас отвечает за мусорник? - допытывалось начальство.
Вообще - никому неизвестно.
- А лично кто отвечает?
Дворничиха Анюта!
Ура, нашли стрелочника! Но что с Анюты возьмешь? Кожа да кости,
ущипнуть не за что. Ножки тоненькие, а жить тоже хочется. Она же про
мамонтов вообще ничего не знала - это ее прямая производственная
обязанность - палить позапрошлогодние листья.
Так до книжного костра мамино начальство и не докопалось, про Федора
Федоровича не вспомнило. Зато стихийные силы из ледникового периода хоть
немного отомстили за сожженную библиотеку.
Федор же Федорович в это время пребывал в анабиозе. Оказалось, что
Главный Штурман на минутку перепутал туманности: направил звездолет к
Андромеде, а следовало - к Крабовидной. Так объяснил ему белый робот. При
осуществлении маневра на сто восемьдесят градусов все обитатели
межгалактического корабля должны лечь в анабиоз.
Федор Федорович лег. Он всегда был дисциплинированным человеком.
В бывшей Мамонтовке после пожара наступили смутные времена.
Безвременье. Население ожидало хоть каких-то перемен после того, как оно
взглянуло на себя и ахнуло. Раздавались тревожные голоса:
- Что с нами происходит? Надо что-то менять! Дальше так жить нельзя!
Начались гражданские смуты.
- Это что же получается? - возмущался Вова-электрик, забивая крюк в
потолок, чтобы повесить люстру. - Значит, все-таки, был мамонт?! Так в чем
же дело? Есть такой город Буденовск, а мы чем хуже? Выходит, Буденовск -
можно, а Мамонтовка - нельзя?!
- Пишем письмо в Верховный Совет, как запорожцы султану, - поддержал
Вову сантехник, гремя ржавыми трубами в совмещенном санузле. - Дальше
некуда. Надо что-то менять. Начнем с названия.
Два украинца и один еврей клеили обои и помалкивали по известной
причине, хотя уже начинали понимать, что никуда от судьбы не уедут, а
будут, как и прежде, пить водку в кустах сирени.
Мама опять созвала субботник. Попытались своими силами отскоблить Дом
на набережной, но лишь насмешили козу. Хотели перекрасить в первобытное
состояние - опять же, где взять товарный состав цинковых белил, чтобы
перекрасить копоть в белый цвет? Есть, правда, на складе две бочки ржавой
охры, но это же курам на смех!
Так и стоял черный дом на мрачной набережной бывшей реки, зато ремонт
в квартире Федора Федоровича продвигался успешно. Варвара Степановна с
Таисией и Анютой замазывали свою вину. Обои уже наклеили, люстру повесили,
входили и уходили молчаливые уголовники с топорами и рубанками. Дошла
наконец очередь до цветного телевизора, холодильника и югославского
гарнитура.
Начальству давно уже не нравился этот ремонт за казенный счет для
диссидента... Ну и что с того, что он диссидент? - спрашивало начальство.
Может быть Мама собирается отдать ему на откуп весь Райцентр для
экспериментального художественного оформления? Голубой, розовый и
фиолетовый период в разобранном состоянии? В стиле Сальвадора Дали? Не
бывать сему, пока живо начальство! У самих потолки копченые, а тут...
Мама, кажется, сошла с ума на почве иностранной валюты и загаженных
дверей. Ей надо помочь... Съесть ее! Съесть и отправить в стрелочники!
Начальство угрюмо взирало на Маму, с нарастающим волнением ожидала
прибытия диссидента Кеши. Спасти ее от зубов начальства мог только
богатенький Кеша со своими художественными долларами для ремонта родного
Дома на набережной. Иначе - в стрелочники! Рельсы там, шпалы, железная
дорога... Маме не хотелось ремонтировать насыпь... Но как содрать с Кеши
тысяч десять валюты на нужды райисполкома? Отдать ему на откуп Райцентр?
Это, конечно, нонсенс.
Мама вот что задумала: пришла к Аэлите в гости и имела с ней
продолжительную трехчасовую беседу. Аэлита после пожарного пикника
потеряла аппетит, перестала вышивать по Райцентру, возлежала прямо посреди
ремонта в раскладном кресле, читала спасенного Алексея Толстого. Процесс
чтения проходил с трудом - буквы она еще не забыла, но из букв туго
складывались слова. Вот что писал Алексей Толстой:
"Слова - сначала только звуки, затем сквозящие, как из тумана,
понятия - понемногу наливались соком жизни. Теперь, когда Лось произносил
имя - Аэлита, оно волновало его двойным чувством: печалью первого слова
АЭ, что означало по-марсиански - "видимый в последний раз", и ощущением
серебристого света - ЛИТА, что означало "свет звезды". Так язык нового
мира тончайшей материей вливался в сознание".
Ничего не понять!
Когда старое кресло наконец выбросили, улеглась на новой югославской
софе, решив - кровь из носу! - дочитать "Аэлиту" до конца.
А вот это уже понятней:
"Рожать, растить существа для смерти, хоронить... Ненужное, слепое
продление жизни"... Так раздумывала Аэлита, и мысли были мудрыми, но
тревога не проходила. Тогда она вылезла из постели, надела плетенные
туфли, накинула на голые плечи халатик и пошла в ванную, разделась,
закрутила волосы узлом и стала спускаться по мраморной лесенке в бассейн".
Аэлита подумала, слезла с югославской софы, сунула ноги в плетенные
шлепанцы и в чем мать родила пошла в современный санузел и приняла ледяной
душ - горячей воды в Мамонтовке отродясь не бывало. Потом опять улеглась
на софу и продолжила чтение.
А это совсем понятно:
"Ихошка села невдалеке от Сына Неба и принялась чистить овощи. Густые
ресницы ее помаргивали. По всему было видно, что - веселая девушка.
- Почему у вас на Марсии бабы какие-то синие? - сказал ей Гусев
по-русски. - Дура ты, Ихошка, жизни настоящей не понимаешь".
В перерывах этого тяжкого труда Аэлита жалела Федора Федоровича, а
также себя, чувствуя, что такая шикарная обстановка в квартире не к добру
- скоро ее отсюда выгонят".
Вот и Мама пришла... Сейчас начнется.
Но Мама, назвав Аэлиту по имени-отчеству, неожиданно спросила:
- Не собирается ли Аэлита Алексеевна в недалеком будущем посетить
Сан-Франциско? НЕ все же здесь на сове лежать?
Две гонимые судьбой женщины поняли друг друга с полуслова. Да и как
не понять: одна была стрелочницей, другая - подбитой подводной лодкой.
Долго не рассуждали - Аэлита твердо решила воспользоваться маминым
предложением и выйти замуж за диссидента Кешу и разом решить все вопросы с
пропиской на этой Земле; а продолжительная трехчасовая беседа заключалась
в просмотре нового цветного телевизора, где в тот вечер показывали
пятьдесят восьмую и пятьдесят девятую серии "Рабыни Изауры".
Всплакнули над судьбой бразильской рабыни и составили такой план: в
день приезда диссидент Кеша входит в квартиру и обнаруживает возлежащую на
софе Аэлиту. На второй день он ведет Аэлиту в ЗАГС, где Мама
собственноручно венчает их безо всякой трехмесячной проверки чувств. На
третий день Аэлита с диссидентом забирают свои двери и уезжают в Москву, в
Москву, в Москву - а там и до Сан-Франциско рукой подать. Правда, во
второй день может возникнуть небольшое осложнение: поведет ли Кеша Аэлиту
в ЗАГС?
- В таком случае поступим наоборот - ты сама его поведешь, - решила
Мама.
Договорились: Аэлите достанутся диссидент Кеша и Сан-Франциско, Маме
- десять тысяч инвалютных рублей для ремонта Дома на набережной.
- Сто! - отвечала Аэлита. - Я с него для вас сто тысяч слуплю!
На том и порешили.
Аэлита отложила в сторону книгу, в который раз постирала купальник и
стала каждое утро поднимать ржавые трубы, отплясывать аэробику, принимать
ледяной душ, а также не обедать и не ужинать, чтобы в этот купальник
влезть. Решила так: отсюда без нее диссидент Кеша живым никуда не уедет.
Женат он там или холост, а в Сан-Франциско Аэлита еще не была. На Марсе
была, в Нижневартовске была, а в Сан-Франциско - нет. Пусть этот диссидент
хоть старый, хоть женатый, хоть горбатый, но в Сан-Франциско он ее
нуль-транспортирует под руку или, на крайний случай, в чемодане с двойным
дном.
Приближалась развязка. Спешили. Вот уже из министерства иностранных
дел пришла телефонограмма о том, что диссидент прибывает завтра утром в
черном "форде", встречайте. Бросили уголовников на Райцентр, они подмели и
облизали бывшую Мамонтовку, заасфальтировали мусорник, выкрасили все
заборы двумя бочками ржавой охры - ничего, сойдет после дождя; но черный
дом портил весь вид на Мадрид - он торчал во все стороны, как обелиск на
кладбище.
- Это кому у вас мемориал? - спрашивали шоферы, вывозившие с
сахарного завода сахарный уголь.
Из-за этого черного обелиска районное начальство мандражировало и
кидалось на Маму, как цепной пес. Начальство панически боялось обвинений в
очернении действительности.
Мама храбрилась, успокаивала:
- А по-моему, ничего... Смотрится... Почему черный "форд" - можно, а
черный дом - нельзя?
Перед самым приездом диссидента начальство не выдержало и позорно
удрало в Одессу на консультацию в психоневрологический диспансер, чтобы
снять нервный мандраж и не принимать участие в торжественной встрече. Там
в это время в каюте Командира межгалактического звездолета решалась судьба
Федора Федоровича.
- Как его?.. Ну, этот, который... гиперболоид инженера Гарина, -
расхаживая по каюте, говорил Командир Звездолета своему Главному Штурману.
- Зачем мы его держим? По-моему, пора выбрасывать в открытый космос.
Старик нормальный, на здоровье не жалуется. Не буйный, не бонапартист.
Тихий. Вообще никуда не жалуется. Вестибулярный аппарат - в норме. Реакции
- адекватны. Ну, есть бредовый психозик, есть, - поморщился Командир
Звездолета. - Ну, с заскоками, с кем не бывает. Фантазирует. Ну, начитался
фантастики... Кто не без греха?
- Он вчера сменял у соседа свои "Командирские" часы на сломанный
будильник, - сообщил Главный Штурман, вращаясь в кресле. - Сосед сказал
ему, что это не будильник, а вечный двигатель.
- Вот видишь! Синдром Дон Кихота. Все тихо, благородно. Ему еще жить
да жить, а здесь сгорит в два месяца. Не вертись... В глазах мельтешит...
В этой Мамонтовке все начальство с ума посходило - едут и едут, и едут...
У меня вон и то руки дрожат. Так что будем делать с гиперболоидом имени
Гарина?
- Я не против, - ответил Главный Штурман, грызя ногти. - Я - за.
- Тогда пиши... Как его?.. Гарин-Михайловский, бывший военный
инженер-строитель. Практически здоров. Написал? Завтра же гони его в шею.
- "Командирские" ему вернуть?
- Э, нет! Сменял так сменял. Пусть впредь дураком не будет. Кто там у
нас еще?
До выхода Федора Федоровича в открытый космос оставались сутки.
Днем Вова-электрик с сантехником еще устанавливали голубой унитаз для
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг