Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
чеховских персонажах и обижались. Конечно,  Чехов  брал  своих  героев  из
жизни - где же их еще брать? - но это узнавание было  слишком  буквальным.
Его друг, прекрасный художник Левитан узнал себя в неудачливом художнике в
одном  из  рассказов  и  чуть  не  вызвал  Чехова  на  дуэль.  Его  хорошо
воспринимали как домашнего  врача,  интересного  собеседника,  публикатора
смешных рассказов - это было понятно, это нравилось. Юморист, беллетрист -
да. Писатель? Великий русский  писатель?  Кто,  Чехов?!  Гордость  русской
литературы?! Не смешите!  Обывателю  казалось,  что  человек,  живущий  по
соседству, покупающий хлеб в той же  булочной,  участвующий  в  совместных
кутежах - никак не может быть писателем. Писатели -  это  Пушкин,  Гоголь,
Толстой или, на худой конец, Боборыкин с его нескончаемыми  романами,  или
даже  Лейкин,  живущий  где-то  далеко...  пусть  даже  в  Москве  или   в
Петербурге. Кто видел Пушкина или Гоголя? Кто знаком с Боборыкиным  или  с
Лейкиным? Никто. Писатель невидим, писатель недоступен, а Антошка Чехов  -
какой же он писатель?
     "Таханрох" постоянно напоминал о себе. Чехов все прекрасно понимал  и
тяжело переносил глупые  знаки  внимания  посторонних,  зависть  знакомых,
охлаждение друзей. Иногда даже становился похожим  на  своего  знаменитого
Ионыча. Его изводили непрошенные визитеры.
     "Мне мешают! - сердился он. - Только сяду за письменный стол -  лезут
всякие рыла!"
     У кого-то на именинах первый тост подняли "за  присутствующего  среди
нас классика русской литературы! Я  не  знал  куда  деться  от  стыда".  В
ресторане "Славянский базар"  какой-то  купец  узнал  Чехова,  поперхнулся
водкой и  обрызгал  свою  даму.  "Расстегай  не  дадут  съесть  спокойно!"
Беллетрист Ежов: "Чехову платят по 40 копеек за строку! За что?!"
     Чехова обвиняли в равнодушии к событиям и общественным интересам того
времени.  Один  из  тогдашних,  а  ныне  забытых,  литературных   критиков
[Скабичевский] сказал, что "от своей беспринципности господин Чехов  умрет
пьяным под забором". Чехов, кажется, обиделся, а фраза стала литературной,
исторической. Русская интеллигенция  требовала  от  писателей,  чтобы  они
вплотную занимались социальными вопросами. Чехов же в ответ говорил:  дело
писателя - показывать факты, а читатели пусть сами оценивают и решают, как
тут быть. Он считал, что от художника нельзя требовать рецептов разрешения
социальных вопросов. Для этого есть специалисты, писал он, вот пусть они и
судят  общество,  предсказывают  судьбы  капитализма,  дают   рецепты   от
пьянства. Пусть каждый занимается своим делом. Это  кажется  справедливым.
"ЛИТЕРАТУРА ЕСТЬ ОПИСЫВАНИЕ ЛЮДЕЙ, А НЕ ИДЕЙ", - эта  фраза  приписывается
Чехову, хотя и не подтверждена документально.  При  всем  том,  что  Чехов
старается  быть  предельно  объективным  и  описывать  жизнь   как   можно
правдивее, невозможно, читая его рассказы, не чувствовать, что  жестокость
и бескультурье, о которых он пишет, коррупция, нищета бедных и  равнодушие
богатых неизбежно приведут в конце концов к кровавой революции.
     С перерывами, уезжая и возвращаясь, Чехов прожил в Мелихове пять лет,
и в целом это были счастливые годы. Он написал там лучшие  свои  рассказы,
за которые ему уже платили по очень высокой ставке - 40 копеек за строчку,
то есть почти шиллинг. Он принимал участие в  местных  делах,  хлопотал  о
строительстве новой дороги, на свои деньги построил для крестьянских детей
три школы. У него подолгу жил брат Александр, запойный пьяница,  вместе  с
женой и детьми, приезжали знакомые, гостили, случалось, по нескольку дней;
Чехов, правда, жаловался, что они мешают работать, но на самом деле уже не
мог без всего этого жить.
     - Русские писатели любят, чтобы им мешали писать, - шутил он.
     Несмотря на постоянное  плохое  самочувствие,  он  был  всегда  бодр,
дружелюбен, любил проказы и  шутки.  Иногда  он  уезжал  "проветриться"  в
Москву или Петербург, где не обходилось без возлияний. Во время  одной  из
таких увеселительных поездок, в 1897 году, у Чехова  открылось  сильнейшее
горловое кровотечение, и его пришлось поместить в клинику. Несколько  дней
он висел между жизнью и смертью. До сих пор  он  отказывался  верить,  что
болен туберкулезом, но теперь врачи сообщили  ему,  что  у  него  поражены
верхушки обоих легких и, если  он  не  хочет  умереть  в  самом  ближайшем
будущем, надо изменить образ жизни. Чехов  вернулся  в  Мелихово,  хотя  и
понимал, что оставаться там на  зиму  нельзя.  Приходилось  отказаться  от
врачебной деятельности. Он уехал в Европу - в Биарриц, потом  в  Ниццу,  а
оттуда перебрался в Ялту, в Крым.  Доктора  рекомендовали  поселиться  там
постоянно, (с врачами ему не повезло, этот совет был крайне рискован, зимы
в Ялте оказались похуже, чем в Москве), и на аванс, полученный  от  своего
друга и издателя Суворина, Чехов строит себе в Крыму дачу. Он  по-прежнему
находится в самых стесненных финансовых обстоятельствах.
     Невозможность  заниматься  лечебной  практикой  явилась  для   Чехова
большим ударом. Что он был за врач, я не знаю [Моэм сам был врачом]. После
окончания университетского курса Чехов проработал в клинике не более  трех
месяцев, и методы лечения применял не особенно тонкие. Однако, как человек
со здравым смыслом и даром сочувствия, он,  предоставляя  свободу  природе
больного,  полагает  Моэм,   приносил   не   меньше   пользы,   чем   иные
высокообразованные  медики.   Он   консультировал   Толстого,   хотя   тот
недолюбливал врачей; Пешкова-Горького, Левитана. Богатый опыт  давал  свои
плоды. Есть основания думать, что медицинская школа вообще идет  писателям
на пользу. Приобретается  бесценное  знание  человеческой  природы.  Медик
знает о человеке все самое худшее и самое лучшее. Когда  человек  болен  и
испуган, он сбрасывает маску, которую привык носить здоровый. И врач видит
людей такими, как они  есть  на  самом  деле  -  эгоистичными,  жестокими,
жадными, малодушными; но в  то  же  время  -  храбрыми,  самоотверженными,
добрыми и благородными. И, преклоняясь перед их достоинствами, он  прощает
им недостатки.
     В Ялте Чехов скучал, однако здоровье его поначалу пошло на  поправку.
У меня [Моэма] не было до сих пор случая упомянуть, что  помимо  огромного
количества рассказов Чехов написал к этому  времени  две  или  три  пьесы,
правда, не имевшие особенного успеха. Льву Толстому они не понравились,  и
при встрече с Чеховым он жарко зашептал ему на ухо:
     - Вам одному скажу, не обижайтесь: вы пишете  пьесы  даже  хуже,  чем
Шекспир.
     Я бы затруднился придумать лучшую похвалу.
     На  репетициях  этих  пьес  Чехов  познакомился  с  красивой  молодой
актрисой, которую звали Ольга Леонардовна Книппер. Он полюбил ее и в  1901
году, к неудовольствию женской половины своего семейства, которое  он  все
это время содержал, женился. [Моэм несправедлив -  Мария  Чехова  не  была
содержанкой, она добровольно посвятила свою жизнь брату, не вышла замуж за
полюбившего ее Левитана, вела хозяйство, исполняла обязанности  секретаря.
Отношения с Ольгой у нее поначалу не  сложились.]  Ольга  была  творческой
натурой; условились, что она по-прежнему будет играть в театре, и  супруги
бывали вместе, только когда Чехов приезжал в Москву,  чтобы  повидаться  с
ней, или же когда она бывала свободна от спектаклей и ненадолго  ездила  к
нему в Ялту. Нормальную семейную  жизнь  наладить  не  удавалось.  Даже  в
редкие периоды пребывания Чехова в  Москве  Ольга  не  могла  уделить  ему
достаточно времени.
     Бунин вспоминал:

             "Часа  в  четыре,  а  иногда  и   совсем   под   утро
        возвращалась Ольга Леонардовна, пахнущая вином и духами:
             - Что же ты не спишь, дуся?.. Тебе вредно. А  вы  тут
        еще, Букишончик? Ну конечно, он с вами не скучал.
             Я быстро вставал и прощался".

     Сохранились   письма   Чехова   к   ней,   нежные   и   трогательные.
"Здравствуйте, последняя страница мой жизни!"
     Улучшение здоровья Чехова  продолжалось  недолго,  вскоре  ему  стало
совсем плохо. Он сильно кашлял, не мог спать. К то му же  к  его  большому
огорчению, у Ольги случился выкидыш. Настроение было паршивое. Ольга давно
склоняла Чехова написать легкую комедию, этого, по  ее  мнению,  требовала
публика, и он в конце концов, главным  образом,  видимо,  чтобы  выполнить
просьбу жены, приступил к работе  над  новой  пьесой.  Придумал  название:
"Вишневый сад" и обещал Ольге, что напишет для нее выигрышную роль.
     "Пишу только по четыре строки в день, - жаловался он, - но и от этого
страдаю невыносимо".
     Пьесу он все же окончил, и она была поставлена в Москве в начале 1904
года. А в июне Чехов по совету лечащего врача отправляется в  Германию  на
курорт Баденвейлер. Один  молодой  русский  литератор  так  описывал  свою
встречу с Чеховым накануне его отъезда:

             "На диване, обложенный подушками, не то в пальто,  не
        то в халате, с пледом на ногах, сидел тоненький, как будто
        маленький, человек с узкими плечами,  с  узким  бескровным
        лицом - до того  был  худ,  изнурен  и  неузнаваем  Чехов.
        Никогда не поверил бы, что можно так измениться.
             А он протягивает слабую  восковую  руку,  на  которую
        страшно взглянуть, смотрит своими  ласковыми,  но  уже  не
        улыбающимися глазами и говорит:
             - Завтра уезжаю. Прощайте. Еду умирать.
             Он сказал другое, не это слово,  более  жесткое,  чем
        "умирать", которое не хотелось бы сейчас повторить.
             -  Умирать  еду,  -  настоятельно   говорил   он.   -
        Поклонитесь от меня товарищам вашим... Скажите им,  что  я
        их помню и некоторых очень люблю... Пожелайте им  от  меня
        счастья и успехов. Больше мы уже не встретимся".

     Чехову было уже сорок четыре года. В Баденвейлере ему сделалось хуже.
Вечером 1 июля, укладываясь в постель, он настоял  на  том,  чтобы  Ольга,
весь  день  просидевшая  с  ним,  пошла  прогуляться  в  парк.  Когда  она
вернулась, Чехов попросил ее  спуститься  в  ресторан  поужинать.  Но  она
объяснила ему, что гонг еще не прозвонил. И тогда, чтобы  скоротать  время
ожидания, он стал рассказывать жене смешную историю,  описывая  необычайно
модный курорт, где много толстых банкиров, здоровых, любящих хорошо поесть
англичан и американцев. В один прекрасный вечер в городок прибывает  вагон
с устрицами, и все они собираются в ресторане, предвкушая утонченный ужин,
- а повар, оказывается, сбежал в этом самом вагоне, и  никакого  ужина  не
будет. Чехов описывал, какой удар, какое разочарование  в  жизни  испытали
эти избалованные люди. Один из них ушел  к  себе  и  застрелился.  Рассказ
получился очень смешной, и Ольга от души смеялась. После ужина  она  опять
поднялась к нему - он спокойно спал.
     Но потом ему вдруг стало совсем  плохо.  Был  вызван  врач-немец,  он
делал что мог,  безрезультатно,  Чехов  умирал.  Он  бредил,  вспоминал  о
каком-то японском матросе, которого видел на Сахалине.  Говорил  с  ним  о
железнодорожном вагоне с замороженными устрицами. Чехов  не  хотел,  чтобы
его тело перевозили в Москву в вагоне с устрицами,  но  матрос  настаивал.
Потом он очнулся и сказал этому матросу:
     - Я умираю.
     Но японский матрос оказался немцем. Врач-немец ничего не понял,  хотя
что уж тут понимать; пришлось перевести:
     - Ich sterbe.
     Потом Чехов попросил бокал  шампанского,  чтобы  забыться,  облегчить
страдания. Шампанского не нашлось,  немец,  ни  на  что  уже  не  надеясь,
разрешил выпить водки, такой  опасной  для  туберкулезников,  -  попросту,
разрешил выпить отравы. Водки тоже не было, но  у  хозяина  отеля  нашлось
немного чистого медицинского спирта. Ольга заплакала и налила мужу  полную
рюмку. Спирт неожиданно хорошо подействовал, пульс восстановился, японский
матрос исчез, Чехов уснул. Случилось чудо, в ночь с 1 на 2 июля 1904  года
произошел переломный момент в смертельной болезни.  Утром  дела  пошли  на
поправку, врач-немец удивленно развел руками - этих русских не поймешь,  а
Чехов, очнувшись, слабо пошутил:
     - Что для русского здорово, для немца - смерть.
     Что же случилось в эту ночь? Чудесное  исцеление  или  природное,  но
редчайшее совпадение множества случайных обстоятельств -  целебный  воздух
Баденвейлера,  рюмка  чистого  спирта,  бестолковый  врач-немец,   видение
японского матроса? Вот что еще поразительно: в эту же ночь на второе  июля
четвертого года в Москве умер от туберкулеза друг Чехова, молодой, но  уже
очень известный русский  писатель  Алексей  Пешков-Горький,  "bourevestnik
revouluthii" [предвестник революции], как оценивали  его  современники.  У
них осталось впечатление,  что  КТО-ТО  в  ту  ночь  стоял  перед  трудным
выбором, разменивал, сомневался - кого оставить, кого забрать,  кто  здесь
нужнее:  предвестник   революции   или   земский   врач?..   Мистика   или
совпадение?.. Алексей Пешков так и остался в  истории  русской  литературы
молодым романтическим писателем, преждевременно сошедшим в могилу на самом
взлете, а Чехов остался жить.
     Вообще,  чем  вызвано  столь  трепетное  отношение  интеллигенции   к
личности Чехова? Безусловно, высочайшим писательским мастерством, - но  не
только. Я внимательно разглядывал его фотографии. В самом  деле,  "Чеховых
было  много".  Вот  сонный  студент  с  одутловатым  лицом,  вот   простой
деревенский парень с голубыми глазами, вот  хитрый  богатырь,  похожий  на
васнецовского Алешу Поповича, а вот замордованный пациентами земский врач.
Поражает, что некоторые портреты молодого  Чехова  удивительно  похожи  на
Иисуса Христа  -  худощавый  молодой  человек  с  высоким  лбом,  усами  и
бородкой, длинными волосами. В Чехове мы ощущаем какую-то высшую тайну,  о
его миссии в  истории  человечества  ничего  не  говорилось,  -  наверное,
потому, что слово "миссия" к Чехову мало подходит. Верил ли Чехов в  Бога,
в потусторонний мир? Кажется, нет. Не верил. Веру в  Бога  ему  в  детстве
отбил религиозный отец. Но иногда сомневался. Иван  Бунин  вспоминал,  что
Чехов "много раз старательно, твердо говорил, что бессмертие, жизнь  после
смерти в какой бы то ни было форме - сущий вздор. Но в  другом  настроении
еще тверже говорил противоположное:
     "Ни в коем случае не можем мы исчезнуть после  смерти.  Бессмертие  -
факт".
     Смерть, жизнь, бессмертие... Чехов вроде бы допускал возможность двух
противоположных решений.
     День второго июля четвертого года навсегда остался в  памяти  Чехова.
Им  уже   был   написан   "сюрреалистический"   [Чехов   посмеивался   над
литературоведческими терминами] рассказ "Черный монах", в котором главного
героя преследует видение какого-то монаха, предвестника  смерти.  Подобным
видением для самого Чехова  стал  японский  матрос,  маленький  узкоглазый
человек в  тельняшке  и  в  набедренной  повязке,  как  у  борцов  "сумо",
появлявшийся в дни обострения болезни, мучавший,  пугавший  его  до  конца
жизни.



                                    3

     Кризис миновал. Осенью супруги смогли уехать в Италию, и Чехов  почти
безвыездно прожил на  острове  Капри  десять  лет,  пока  окончательно  не
выздоровел. Впрочем, от туберкулеза он никогда не  излечился,  но  болезнь
уже протекала в медленной, вялой форме.
     - Живем дальше, - вздохнул Чехов.
     Он в то  время  почти  не  писал  ничего  художественного  -  "устал,
осточертело!" - [незаконченная пьеса без названия осталась  в  черновиках,
чеховеды  между  собой  называют  ее  "Платонов"],  но   вел   дневник   и
впоследствии написал мемуарную книгу "Остров Капри" (явно  перекликаясь  с
"Островом Сахалином")  о  российских  эмигрантах,  которые  после  русской
революции 1905 года устремились зарубеж от преследования царских  властей.
Ольга Леонардовна не могла жить без театра, она опять вернулась  в  Москву
на сцену, но Чехов, кажется уже не так сильно скучал, потому что на  Капри
в отсутствие Книппер появилась Лидия Мизинова.  Любовник  ее  бросил,  она
окончательно разочаровалась в жизни, помышляла о  самоубийстве,  Чехов  ее
утешал как мог. Все-таки, эту деликатную  тему  нам  не  обойти  и  здесь,
кажется, самое время кратко рассказать о его семейных отношениях.
     Лидия Мизинова была сокурсницей и ближайшей подругой Маши Чеховой  по
учительским курсам, Антон познакомился с ней  еще  в  молодости.  Возникла
любовь. Что между ними было - было или не было - не наше собачье дело, как
говорят русские. Лидия, красивая  молодая  женщина,  хотела  стать  то  ли
актрисой, то ли учительницей, то ли революционеркой - т.е.,  она  сама  не
знала, что хотела. Серьезный роман с Чеховым в молодости не удался,  Лидия
(Лика) требовала к себе постоянного внимания, но Чехов всегда был поглощен
работой. "Здоровье я прозевал так же, как и  вас",  -  сказал  Чехов.  Она
узнала себя в легкомысленной героине  рассказа  "Попрыгунья"  [в  этой  же
героине себя узнали сразу несколько подруг Чехова], обиделась и  уехала  с
новым любовником в Париж. Ольга Леонардовна,  наоборот,  прекрасно  знала,
что хотела, - она проводила время в Москве, на сцене. Она не  умела  вести

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг