- Кто сидит?
- Еж. Ну, еж.
- Больной он, что ли? Рак у него?
- Нет. Еж. У Ведмедева еж внутри - так говорит Михалфедотыч. Вы же
знаете его аллегории. Он так видит.
- Ну, братцы... - развожу я руками.
Нашел. Вот она, записка, под актом ревизии.
- Оля, сравни почерки. Мне утром кто-то подсунул эту записку.
Оля разглядывает календарный листок на просвет, сравнивает почерк с
актом ревизии и сообщает заключение экспертизы:
- Акт писал Ведмедев, а записку - вы. На записке ваш почерк, Юрий
Васильевич.
16
Я жую вторую котлету и сосредоточенно разглядываю календарный листок
за 28 февраля.
Предположим, что Оля Белкин прав, и эту склерозную записку писал я
сам для себя, сидя, предположим, на унитазе. Не помню, чтобы я ее писал,
но, предположим, что это мой почерк. Очень похож. Предположим, что я писал
эти строки не собственной кровью, а подвернувшимся под руку красным
ашотовым фломастером. Предположим, что размягчение моих мозгов крепчает.
Но что означают эти слова насчет "звездных войн"? Мне неудобно спрашивать
об этом у Оли, но он сам мне напоминает:
- Юрий Васильевич, дайте мне "ЗИМ" на часок, вы обещали. Неохота
"Запорожец" по льду гонять.
- Напомни, зачем тебе "ЗИМ"?
- Ну... для этой голливудской муры, - Оля показывает на склерозную
записку. - Нужно смотаться в аэропорт и встретить кинокритика со
"Звездными войнами".
- Откуда? Из США?
- Почему из США? Из Госкино. В благотворительных целях.
- А, ну да...
И это вспомнил.
С сегодняшнего дня мы становимся БЛАГОТВОРИТЕЛЯМИ как-никак. А что?
Надо совмещать приятное с полезным. Для приманки к своим
научно-непопулярным выступлениям мы будем крутить американские "Звездные
войны", а все доходы перечислять на счет детского дома, где рос и
воспитывался Владислав Николаевич Бессмертный.
- Оля, я еще кажется не проснулся... Объясни, почему в
благотворительных целях нужно крутить именно "Звездные войны"? Мы этот
вопрос согласовали? Нам тут идеологический фитиль не вставят?
- Ну, во-первых, это дело в Госкино решили без нас. Во-вторых,
"Звездные войны" - фильм для детей. Сейчас такое крутят!..
- Детский? Не знал, - удивляюсь я. - Ну, тогда ничего...
- С кровавой склерозной запиской все вроде бы прояснилось. Но чего
хочет Ведмедев? Откуда он знает о моем секретнейшем договоре со швейцаром?
Зачем он меня интригует и напрашивается на разговор?
- Вот что, Оля... Сделаем так: пригласи Ведмедева поехать с нами в
Кузьминки. Пообещай, что его покажут по телевизору от Москвы до самых до
окраин. Придумай, что хочешь, - он на все клюнет. Ему от нас что-то нужно,
а нам от него - ничего. Скажи, что в Доме ученых состоится закрытый
просмотр "Звездных войн". Только для избранных. Скажи, что я выделяю лично
для его ревизорского сиятельства персональный "ЗИМ". Передай Павлику,
чтобы взял с собой ревизора, встретил в аэропорту кинокритика со
"Звездными войнами" и дул с ними в Кузьминки. Без меня. Если будет
возражать, скажи, что расстреляю за невыполнение приказа. Подожди, это еще
не все... А сам садись в "Запорожец" и потихоньку поезжай за ними.
Понаблюдай. А потом все мне расскажешь.
- А зачем все это?
- Не знаю. Затем, что я хочу проверить одну свою обстракцию.
(Как все-таки удобно: сказал одно слово - и все понятно).
- Поезжай и пытайся не упустить их из виду. Но держись от "ЗИМа"
подальше. Это может быть опасно.
- В самом деле, обстракция, - бормочет Оля. Он еще что-то хочет
сказать.
- Говори!
- Юрий Васильевич, вы знаете, что я никогда не был фискалом, но, если
я не вернусь с задания...
- Давай без предисловий.
- Вы сегодня отняли у Дроздова бутылку коньяка... Так вот: после
разговора с вами он отправился в хозяйственный магазин и купил веревку.
- Какую веревку?
- Какую... Затрудняюсь... Обычную. Бельевую.
- В хозяйственном?
- Да. В "Тысяче мелочей".
- А зачем?
- Не знаю. Наверно, сушить белье. Если я не вернусь с задания, то
имейте это в виду.
У меня перед глазами появляется какой-то тесный городской двор с
вонючим покосившимся туалетом. Двор крест-накрест перетянут бельевой
веревкой, а на веревке, подпираемой длинным шестом, болтаются твердые
замерзшие простыни, пододеяльники и Дроздов.
- Понял. Действуй.
Съемки в редакции уже идут к концу, и Оля Белкин начинает действовать
- добывает из кучи шуб и пальто ревизорский кожух, пальцем выманивает
Ведмедева в коридор и что-то нашептывает ему. У ревизора поблескивают
глазки после дроздовского коньяка. Значит, тетя Софа его уже обработала.
Он заинтригован. Сейчас я попытаюсь провести самого дьявола, подсунув ему
вместо себя в черном "ЗИМе" этого живца - авось клюнет.
А от меня с Космонавтом не убудет - прокатимся в автобусе, как
простые смертные.
17
А кто сказал, что я не простой смертный?
Конечно, обыкновенному хомо сапиенсу ко мне в кабинет всегда было
трудно войти, но это не оттого, что я возгордился, - просто мои
заместители решали все эти неандертальские дела быстрее и лучше меня. Да,
у меня скверный характер. Да, на меня во все времена катали телеги - я
оглядываюсь и вижу за собой целый обоз грязных телег, как после
отступления Первой Конной из Польши. Да, я бывал высокомерен с
недостаточными людьми, иногда глупел на глазах от общения с ними, и,
случалось, меня так начинало трясти, что я готов был схватить свою трость
за обратный конец палки и трахнуть набалдашником по глупой макушке.
Нет, я никого не бил тростью по голове, но однажды растоптал
докторскую диссертацию, направленную мне на отзыв. Конечно, этого не
следовало делать хотя бы из уважения к труду машинистки. Но шарик в тот
момент улетел - так уж получилось. Я ничего на свете не боюсь, кроме
гололеда и неандертальского дуроломства, поэтому пытаюсь окружать себя
людьми из подвида "хомо сапиенс сапиенс". Этих людей на Земле не так уж
много, и я уйму шишек набил себе и другим, пока научился отличать их от
неандертальцев - высокий лоб отнюдь не признак; зато сейчас я безошибочно
узнаю хомо сапиенсов сапиенсов даже на уровне швейцаров.
Так я нескладно размышляю о своей персоне, пока Татьяна туго
завязывает мне шарф под бородой. Как все-таки надоедлива эта зимняя
тягомотина с раздеванием и надеванием шуб, шапок и шарфов. Кутают, как
ребенка.
Вот скоро умру за милую душу, как все нормальные люди, и будете
знать!
Наша команда начинает загружаться в автобусы, а их у нас уже два:
один спальный малиново-полированный "Икарус" с белой клешнистой надписью
на борту: "ЦЕНТРАЛЬНОЕ ТЕЛЕВИДЕНИЕ "ОСТАНКИНО", второй - отечественный и
пожухлый. Его пригнала за нами красотка-администратор из кузьминкинского
Дома ученых (пригнал, конечно, водитель, но она ответственная за прием
благотворителей). Зовут ее Тамара. Она одета в рыжую шубу из лисьих
хвостов. С Татьяной они тайные соперницы, но разумно соблюдают нейтралитет
и сферы влияния - Тамара царствует на том берегу, в Кузьминках, Татьяна -
здесь, в Печенежках.
Царица Тамара просит у Павлика закурить и доверительно объясняет ему,
что известный кинокритик по путевке Госкино уже приехал и уехал на
аэродром встречать коробки со "Звездными войнами", и ой, что будет, если
"Звездные войны" застрянут по такой нелетной погоде - афиши давно
развешены, билеты распроданы, а на Кузьминки с раннего утра началось
нашествие окрестных сопливых брейкеров, фанатов и металлистов, и, что,
кроме благотворителей, под ее ответственность свалились Космонавт и
Центральное телевидение, а в Доме ученых полы еще не натерты, в гостинице
мест не хватает, а киномеханик третий день женится и пьян, как сапожник.
Ну, с Космонавтом и благотворителями она еще так-сяк разберется,
размышляет Тамара, а куда, скажите, ей девать бригаду Центрального
телевидения? Себе под юбку?
Пусть царица Дома ученых не беспокоится, успокаивает ее Павлик. Дай
Бог всякому такие шикарные бедра и юбку, но все равно под ее юбкой
Центральное телевидение ну никак не поместится. "Звездные войны" до
Кузьминок обязательно долетят, потому что у Павлика на аэродроме знакомые
вертолетчики. Пьяного же киномеханика он, Павлик, сумеет подменить, а
Кузьминки после показа "Звездных войн" будут разорены этими самыми
фантиками-лютиками и потом отстроятся заново, можно не волноваться. Так
что не желает ли царица Тамара сесть в роскошный "ЗИМ", как и подобает
царице, и совершить вояж в аэропорт за "Звездными войнами"?
Экий пошляк!
Павлик с реверансами распахивает дверцу, и я не успеваю глазом
моргнуть, как царица Тамара, забыв о своих администраторских обязанностях,
уже сидит на переднем сиденьи моего "ЗИМа", а ревизор Ведмедев с
неудовольствием перемещается на заднее.
Это поразительно!
Я впервые вижу своего шофера в главном деле его жизни - и ничего не
понимаю! Он же ей ничего не сказал... а если и сказал, то ровным счетом
какую-то чушь!.. но вот уже крутобедрая царица устроилась рядом с этим
кобелем, и они устремляются в аэропорт навстречу... увидим, чему
навстречу; а Оля Белкин, как заграничный шпион, выезжает из-за угла на
своем горбатом "Запорожце"... Черта лысого он их догонит.
Нас много. Мы долго загружаемся с лыжами, сумками и тортами. Мне с
Космонавтом выделяются лучшие места для инвалидов с детьми - отсюда удобно
глядеть на трассу. Ашот лезет в салон со здоровенным этюдником. Он
возбужден - в кои веки его на два дня отпустили на природу в Кузьминки
жена и семеро детей (это не метафора), и там он собирается писать этюды
для души, отдыхая от издательских обстракций. За Ашотом следует Дроздов,
заботливо подпихивая этюдник. На спортивной сумке Дроздова в надписи
"tennis" буква "t" изменена на "р". Это у него шутки такие. Работал,
значит. Старался.
"Ну, что? Кто он?" - мысленно спрашиваю я проходящую мимо Софью
Сергеевну, имея ввиду ревизора.
"Я пока не разобралась", - отвечает тетя Софа.
Где Татьяна?..
Вот Татьяна. Она благосклонно принимает ухаживания Владислава
Николаевича и демонстративно продолжает не замечать Дроздова.
Быть скандалу!
- Никого не забыли? - спрашивает Михаил Федотович.
- Никто не забыт, ничто не забыто, - конечно же бурчит Дроздов.
- Привет, а где Белкин?
- Уехал по особому заданию, - отвечает Маринка.
Эта пигалица уже что-то пронюхала - похоже, ее шептанья с Олей
Белкиным когда-нибудь закончатся свадьбой, а я буду у них свадебным
генералом.
- А этот где... ревизор?
- Где-то потерялся.
- Ну и слава Богу!
Поехали.
18
Автобус Центрального телевидения едет за нашим автобусом по проспекту
имени академика Эн, бывшего пути к коммунизму. У дома с рогами мы обгоняем
какого-то мальчишку с коловоротом, в валенках и в десантной фуфайке.
Вообще, мальчишек здесь много, и я их боюсь - никогда толком не знаешь,
чего от них ожидать. Этот, как видно, удрал с уроков и направляется на
водохранилище удить рыбу, но, завидев в проезжающем автобусе Космонавта,
забывает все свои важные дела, открывает рот и выкатывает глаза. Космонавт
жестом показывает ему: мол, захлопни едало, простудишься на морозе. Тот
смеется, гонится за автобусом и машет коловоротом внеземному существу.
Проезжаем мимо учреждения без вывески. Владислав Николаевич просит на
минутку остановить автобус, он, на минутку, что-то там забыл - наверно,
составить завещание, отбывая на два дня в Кузьминки. Пока ожидаем, Маринка
с Татьяной затевают стародавнюю игру, которая состоит в том, чтобы
загрузить пароход (в нашем случае - автобус) предметами на одну букву.
Буква выбирается так: Маринка произносит про себя алфавит: "А, Б, В,
Г...", а Татьяна останавливает ее:
- Стоп!
- Грузим автобус на букву "Д", - объявляет Маринка.
- А как это, как это? - интересуется Тронько Андрей Иванович.
- Сейчас поймете. Я первая. Гружу доски.
Следующий Ашот. Он грузит дрова.
Андрей Иванович уже все понял и грузит динамит.
Татьяна - дроздов.
- Что? - откликается Дроздов.
- Дроздов я погрузила.
- А я - дур, - отвечает Дроздов.
- Тогда на следующем заходе я погружу дегенератов, - огрызается
Татьяна.
Я же говорил: быть скандалу.
Софья Сергеевна грузит диверсантов, а Михаил Федотович, не переставая
думать об акте ревизии, грузит дисплей стоимостью в двенадцать тысяч
долларов.
Ведущий-ТВ грузит демонстрантов, а Космонавт - добровольцев.
Сейчас чья очередь?
Моя.
Все ожидают, но я ничего не могу придумать...
Думаю.
Думаю, думаю, думаю... В голову ничего не лезет, кроме обстрактного
японского персонального компьютера из акта ревизии. Минута на размышление,
а потом меня выгонят из игры. А когда выгонят, я разом вспомню все слова
на "Д".
- Д_ь_я_в_о_л_а_! - гружу я в последнюю секунду. Это я удачно
придумал.
- Дьявол не пройдет! - протестует Маринка.
- Это почему?!
- По габаритам, - вставляет Дроздов.
- А он у меня маленький. В автобус влезет. Пусть едет. Что ему -
пешком ходить?
- Нет, не потому, - объясняет Маринка. - Дьявола в природе не
существует.
- Кого не существует?! Дьявола? - возмущаюсь я. - Это с какой точки
зрения посмотреть.
- В самом деле... несуществование дьявола наукой строго не доказано,
- заступается за меня Ведущий-ТВ.
Начинается схоластический диспут: можно ли погрузить в автобус
дьявола?
Мнения разделяются. Ашот доказывает, что без дьявола ехать
неинтересно. И жить тоже. Ему затыкают рот. Он обижается. Он обижается.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг