загорячился Смел, пристукнув палкой по плотному песку. - Шкажи, Верен!"
Верен кивнул и проговорил задумчиво: "Оно..." - "Да ты же его... - хр-р...
их-х! - и не видел почти", - Сметлив недоверчиво поджал губы. "Оно", -
вздохнул Верен, словно извиняясь. Мол, что я могу поделать?
Еще помолчали. И снова зашепелявил Смел: "Ты, Шметлив, никогда не
веришь. А это оно, то шамое... Только вот откуда оно вдруг швалилощь?" На
этот вопрос никто не мог ответить. А Сметлив сказал: "Не к добру это.
Чую... - хр-р... их-х! - не к добру. Орлан-то не зря кричал..."
Старики постояли еще и разошлись по домам, ни до чего не
договорившись.
Давно, лет сорок назад, жила в Рыбаках девчонка - с матерью, без
отца. Мать называла ее Капелькой. Домик у них был, дворик. Мать выращивала
цветы и сносила в лавку Скупа на продажу. Тот брал, но неохотно - какой с
них прок? Однако, перебивались.
Девчонка была худенькая, носик остренький. Правда, взгляд странный -
тягучий вроде. Глянет - и отвернется, а потом все кажется, что смотрит
еще... Да. Кроме того, некоторые говорили, что от ее глаз в голове шум
делается - будто раковину к уху поднесли. Однако выросла она, и
приглянулась. Да не одному - троим сразу.
Смел, самый бойкий, всегда заговаривал с ней при встрече, шутил, и
она смеялась в ответ тихо и звонко.
Сметлив при случае дарил ей бусы из радужных морских ракушек или
светло-зеленую ленту - под цвет глаз, и она улыбалась ему застенчиво и
благодарно.
Верен робел больше других, однако тоже нашел предлог: ходил к ним по
вечерам, помогал поливать цветы. Ведра были тяжелые, река неблизко, но
зато Верен чувствовал на себе ее ласковый взгляд.
Неизвестно, чем бы все кончилось, но мать неожиданно слегла и не
встала. В день ее смерти после похорон разыгрался небывалый шторм.
Штормило и назавтра. А следующим утром Верен пришел к Капельке, думая
подбодрить, утешить - и нашел домик пустым, с распахнутой настежь дверью.
Пропала девчонка, словно ее и не было.
Первое время все трое еще ждали чего-то. Но вскоре пошли слухи, будто
видели в те штормовые дни в устье Живой Паводи корабль, пережидавший
непогоду. А следом утвердилось мнение, что на нем Капелька и уплыла - то
ли сама по себе, то ли с кем то. На том все и порешили, хотя кто именно
видел этот корабль и видел ли вообще - осталось неизвестным. Только в
лавке Скупа совсем не стало живых цветов.
Дальше пошло как положено. Смел женился первым. Жена ему попалась
маленькая и неуемно говорливая, в доме от нее стоял вечный гвалт. Она
нарожала мальчишек, и гвалта стало еще больше. К отцовскому ремеслу никто
из них не пристал, и ни к чему они толком не пристали - разбрелись
понемногу кто куда. А мать их однажды легла спать и умерла, словно поняла,
что гвалта в доме больше не будет, а раз так - и жить ей незачем.
Сметлив взял в жены веселую дородную девушку, которая произвела на
свет сына и дочку, быстро растолстела и обнаружила неистребимую любовь к
скандалам. Детям это скоро надоело, и они покинули родительский дом едва
оперившись, но жену Сметлива это мало чему научило. Раз в месяц, не реже,
она насовсем уходила к маме, необыкновенно живучей старухе, любившей
скандалы не меньше дочери.
Неудачно сложилась жизнь у Верена. Он женился через три года после
исчезновения Капельки на первой в поселке красавице, чем немало всех
удивил. Однако долго прожить с гордой и своенравной женой не довелось:
очень скоро она сбежала от него с моряком на проходящем корабле. Года два
о ней не было ни слуху, ни духу, а потом Верену передали, что его бывшая
жена объявилась в Белой Стене с малой дочкой на руках. И была еще одна,
последняя весточка, что видели ее аж в Овчинке, у самых гор. С тех пор
Верен и жил один, и пристрастился к браге. А что было делать? Жениться он
больше не захотел.
Кольцо, которое увидели они в лавке, подарила Капельке мать в день
семнадцатилетия дочери. Его трудно было не узнать по редкостному камню
цвета морской воды.
Верен был одним из тех, у кого от глаз Капельки делался в голове шум
- будто раковину к уху поднесли. Сметлив сказал правду, что Верен не успел
разглядеть кольцо. Но ему и не надо было разглядывать. Едва только увидев,
он услышал тот полузабытый шум - и враз протрезвел, и знал уже: это оно.
Оно, оно, оно, - стучало в голове в такт шагам, и Верен так
заслушался, что прошел мимо бражной Дюжа. Остановился, чтобы вернуться, но
постоял, махнул рукой и отправился домой, сам себе удивившись. Было чему:
все вечера он проводил у Дюжа, за исключением двух-трех в году, когда
мешала досадная необходимость выполнять срочные заказы. Но чтобы так?..
Дома было непривычно. Он попробовал сесть за работу, но вид
недоплетенной сети вызывал отвращение. Верен встал, походил по комнате. В
голове опять застучало: оно, оно, оно. Что за наваждение! Он сел к столу,
потер виски - в голове утихло. Надо было к Дюжу пойти, - подумал Верен. -
И сейчас еще не поздно. Но никуда он не пошел, а лег спать, с тем, чтобы,
хорошенько проспавшись, наведаться прямо с утра в лавку.
Выспаться не удалось. Верен ворочался, часто вставал пить, слышались
ему в доме шорохи и скрипы, на которые он вскидывался, бесполезно таращась
в темноту. Промаявшись полночи, поднялся, зажег масляный фитиль и сел к
столу ждать рассвета. Тут он и задремал, а когда очнулся, дальние углы
комнаты уже стали вытаивать из мрака. Верен погасил фитиль, слегка умылся
и подошел к маленькому сундучку. Поразмыслив, он достал оттуда сеть из
дорогого конского волоса. Была она невелика, но очень легка и прочна, а
главное, не нуждалась в сушке - встряхнул, и вся недолга. Сплести ее
стоило больших трудов, и Верен оставил сеть себе, но ловил ею лишь
несколько раз, да и то давным-давно. Все последние годы сеть пролежала в
сундучке, чтобы стать, по мысли Верена, его последней одеждой.
Но теперь он развернул ее, оглядел внимательно и снова сложил красиво
и ловко, придав товарный вид. Сеть стоила по меньшей мере пятьдесят монет
- Скуп-сын никак не должен был устоять. Верен выпил кружку холодного
молока, выждал, пока рассвело окончательно и отправился через весь поселок
в лавку Скупа. Еще ночью, маясь на жесткой своей лежанке, он решил
выкупить кольцо, чтобы последняя память о Капельке не уплыла в чужие,
случайные руки.
Вывернув к лавке, Верен издалека заметил, что близ входа уже стоят
двое. Узнать их не составляло труда - это были Смел и Сметлив. "Ага! -
заорал при его появлении Смел. - Вот он, жаявилщя! А я думал, ты раньше
наш прибежишь!" Верен улыбнулся, однако особой радости не испытал, скорее,
наоборот, досаду: лавочники - народ хитрый, почуяв интерес, Скуп-сын
обязательно заломит цену. Смел же продолжал орать: "Небощь, хотел беж наш,
втихаря дельче обштряпать? Хо!" - Смел как будто радовался, что все трое
собрались здесь не сговариваясь, что нашлись и у него родственные души.
Хотя, по правде сказать, была в этом некоторая странность: ведь все эти
годы они почти и не разговаривали, так - "долгих лет" да "свидимся". А
Смел, заметив торчащую из-под мышки у Верена сеть, продолжал: "Хо! Теперь
поторгуемщя, я тоже кой-чего прихватил!" Он развернул грязную тряпку,
показал рыбацкий нож с хищным, безупречной формы голубоватым лезвием и
тяжелой рукояткой полированного чугунного дерева. Взяв нож, Верен даже не
почувствовал, что держит что-то - просто, теперь рука его заканчивалась не
пальцами, а ножом. "Шам делал, - вздохнул Смел. - Еще Шкуп прощил
продать..." Нож не хотел уходить из ладони, и, возвращая его хозяину,
Верен подумал, каким все же умелым мастером был Смел. Жаль, что бросил
ремесло.
"Смотрю я на вас и думаю... - хр-р... их-х! - вот два старых, не
угодно ли... - хр-р... их-х! - дурака..." - "А шам-то чего приперщя?" -
тут же огрызнулся Смел. - "Ясно, из-за вас... - хр-р... их-х! - так и
знал, что придете... А лавочник вас как детей - хр-р... их-х! -
облапошит". - "Это как же?" - Смел терпеть не мог, когда его поучали. - "А
так, - Сметлив сделал усилие, чтобы не хрипеть, и говорил без перерывов, -
сеть притащили, нож - это ж дорогие вещи! А колечку красная цена, не
угодно ли, - двадцать монет..." - было у него такое любимое словечко: "не
угодно ли". Длинная речь далась ему с трудом, он заметно побагровел, но
чуть отдышался и продолжил: "Я тут прихватил с собой, - Сметлив
многозначительно позвенел правым карманом, у него, в отличие от Верена и
Смела, водились свободные деньги. - Так что, вы не лезьте, разговаривать
буду я. Лично мне, - Сметлив презрительно оттопырил губу - оно не нужно.
Но лавочнику переплачивать... - хр-р... их-х! - незачем." - "Хо! Ты,
Шметлив, штрашть какой хитрый", - удивился Смел. А Верен заметил: "Что-то
долго не открывает", - и досадливо потер пальцем сизую сливу носа.
Они не знали, что все это время лавочник глядел на них из-за
полинявшей коричневой занавески, глядел - и злорадно усмехался, и
предвкушал, как накажет стариков за дурацкий вчерашний день. Сейчас,
сейчас - растягивал он удовольствие. - Постойте еще...
"А что мы штоим? - спохватился вдруг неугомонный Смел. - Пойдем
щядем..." В середине большой, плотно утоптанной площади, на которую
выходила лавка Скупа, росли несколько старых сосен. Между их стволами были
укреплены струганые доски навроде скамеек. На них старики и устроились.
"Шлушайте, а ешли он шовщем не откроет?" - "Откро-оет... Очень уж ему... -
хр-р... их-х! - неймется..." - "А ты, Шметлив, вщегда вще жаранее
жнаешь..." - "Да уж - хр-р... их-х! - знаю. Скуп-сын, не угодно ли..." Но
тут Верен прервал их ленивую перепалку: "Идет".
Скуп-сын вышел из боковой двери. Увидев, что старики переместились
под сосны, он поспешил вниз: хотел поговорить с ними подальше от всяких
стен - на тот случай, если толк не врет.
Подойдя, он не стал подсаживаться к старикам, а прислонился к сосне
напротив. Сказал "долгих лет". Хорошо сказал, холодно и негромко. Самому
понравилось. Будто не долгих лет пожелал, а соли три щепоти. Потом долго
глядел под ноги. Наконец, чувствуя, что все идет как надо, разжал губы:
- Вы, конечно, за кольцом...
Спеша опередить Смела, торопливо захрипел Сметлив:
- Почему - "вы"? За кольцом - хр-р... их-х! - только я. Они так
просто...
Скуп-сын вздохнул. Что, мол, мне с вами делать? Будто дети малые...
Из-под тяжелых век своих он посмотрел прямо в глаза Сметливу с глумливым
снисхождением:
- А это, - мотнул головой на грязный сверток в руке Смела, на
торчащую у Верена из-под мышки сеть, - они зачем притащили?
- Это - хр-р... их-х! - застигнутый врасплох Сметлив захрипел сильнее
обычного, чтобы выгадать время, - я их попросил. Если вдруг - хр-р...
их-х! - не хватит...
Лавочник поморщился - что за ерунду этот вонюк болтает? Потом сказал
медленно и значительно:
- Короче, так. Что это за колечко - я знаю. - Тут он увидел, как
насторожились старики и обрадовался: в точку попал! Продолжил еще более
веско и уверенно: - И продавать его, конечно, не собираюсь.
Смел, уже долго сдерживающий язык, наконец не выдержал:
- А жачем выштавил?
Скуп-сын поглядел на него презрительно:
- Чтобы увидели те, кому надо.
Хитрый Сметлив поспешил снова отвлечь разговор на себя:
- Ну хорошо, не продать - хр-р... их-х! - но обменять согласен?
Лавочник поднял одну бровь:
- Смотря на что.
- И чего же ты - хр-р... их-х! - хочешь?
Скуп-сын усмехнулся, еще раз обвел взглядом неказистые фигуры
собеседников и с удовольствием протянул:
- Че-го я хочу... Я много чего хочу! Только вам-то все равно не
достать, че-го я хочу...
Тогда Верен зло сузил набрякшие от пьянки веки и окоротил:
- Говори. Не тяни.
Но лавочник поглядел еще в небо, где качались высокие кроны, потомил,
помотал жилы. Потом так же неспешно выговорил:
- Кольцо Генерала Гора хочу. Слыхали о таком?
Старики, ясное дело, оторопели. Сдурел лавочник, не иначе. Верен зубы
стиснул так, что желваки заиграли, Смел горлом заклекотал, а Сметлив
угрожающе поднял палец:
- Смотри, лавочник! Хр-р... их-х! Норик узнает - Владыке расскажет...
Помнишь, как дальше?
"Владыка узнает - строго накажет", - вспомнил Скуп-сын детскую
присказку, но подумал только, что дети пугают друг друга зря. Никто толком
не знает, о чем таком рассказывают норики Владыке. И за что наказывает
Владыка Вод - тоже неизвестно. Знают лишь, что как загорится на крыше
старого сарая для сетей матовый зеленый огонек, подходить туда близко
нельзя: Владыка слушает своих нориков... Поэтому Скуп-сын досадливо цыкнул
зубом и обрубил:
- Я сказал. А вы - как знаете. Не хотите - не надо... - и повел
безразлично взгляд в сторону: нашли, чем голову морочить - "норик
узнает"... Повел, повел - да вдруг и остановил, и глаза его чуть что на
лоб не вылезли, отчего старикам пришлось поглядеть туда же. А увидел
лавочник, что в дупле старой сосны сидит как раз-таки норик, сидит,
поганец, и корчит Скуп-сыну рожи. Надо же такому случиться! Как говорится,
скор на помине.
- У-у-у! - в голос завыл лавочник. Куда все его удовольствие
подевалось? Норик хихикнул и пропал, в дупло шмыгнул. А Скуп-сын поглядел
еще раз на стариков бешеными глазами, стукнул себя кулаком по рыжей башке
и в лавку убежал. Поговорили, называется.
Но что теперь им-то было делать? А?
А потом весь день Смел надоедал то Верену, то Сметливу. Он приходил к
Верену, плетущему очередную сеть, чтобы заработать себе на ячменную брагу,
и говорил: "Шкуп-шын-то - так и не открыл... А как он норика ишпугалщя, а?
Хо!" Он приходил к Сметливу, сидящему на своем табурете, чтобы дожить
как-нибудь отпущенный срок, и говорил: "Жакрыта лавка... Только Шкупчиха
уже два ража к Дюжу шо жбанчиком бегала..." Опять возвращался к Верену:
"Нет, не открывает... Но откуда он про Капельку ужнал, вот что интерешно!"
- и уходил донимать Сметлива.
А вечером нашел Верена у Дюжа и сказал ему, уже захмелевшему: "Верен,
я шо Шметливом договорилщя - приходи к нему жавтра утром... Надо же что-то
придумать!" - и посмотрел так отчаянно, будто собирался завтра же и
помереть. Верен согласно мотнул всклокоченной головой и уставился в мутное
окно. Ничего там не было видно. Только у самого моря, на крыше старого
сарая для сетей горел в тот вечер матовый зеленый огонек.
Ну хорошо, собрались они с утра у Сметлива. Верен колотился от
похмелья, а Смел успел уже поцапаться с лавочником. Так, слегка. "А чего
он кольчо не выштавил?"
Сметлив укоризненно покачал тяжелой головой и сказал, что они могут
так все испортить. Если еще не испортили. С самого начала надо было не
переться всем вместе, а пойти кому-нибудь одному и как бы между прочим
спокойненько колечко выкупить. "Хо! Ну ты, Шметлив, даешь! Шпокойненько...
Кто же мог жнать?" - встрял Смел, но Сметлив не обратил на него внимания.
Теперь об этом говорить, конечно, поздно, теперь так просто не
получится... Но прежде чем решать, что делать дальше, следует крепко
подумать: на кой Смут оно вообще им нужно? Ведь лет с тех пор прошло, не
угодно ли, поболее сорока - он вчера специально подсчитал. И лавочник
после вчерашнего не уступит. Стоит ли затеваться? "Стоит", - сказал Верен.
"Конечно, штоит, - поддержал его Смел. - Жалко будет, ешли пропадет."
Сметлив досадливо скривил рот, но промолчал. Согласился, значит.
Потом порядились, кому идти в лавку. Выходило - Сметливу. "Ты же
жнаешь, Шметлив, иж Верена двух шлов подряд не вытянешь, а я только
шкандалить хорошо умею". Сметлив недовольно заворчал - нашли мальчика,
бегать туда-сюда. Однако, сам же себя и успокоил: ладно, разок сходить
нетрудно...
Ошибся Сметлив: ходить пришлось не раз, и не два. После каждого
похода он возвращался злой, как пес, ругательски ругал Смела с Вереном, а
те виновато молчали, кося глазами в сторону. Наругавшись, попив какой-то
лечебной дряни и отдохнув, он опять тащился в лавку - благо, недалеко - и
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг