далеко-далеко. Я лежал, простертый на каменном столе, и жрец с
позолоченным лицом уже изготовился содрать с меня, живого, кожу. - Эта
жизнь миновала. По вашей собственной воле вы можете выйти из этого тела и
подняться над ним. Вы можете наблюдать со стороны за происходящим. Вы
можете не пожелать наблюдать за происходящим, а вернуться сюда, в вашу
нынешнюю жизнь, в это прекрасное место.
С величайшим облегчением я ворвался в свое сегодняшнее тело. Я был
весь потный и дрожал. Учитель Бэлшуну обтер мне лоб платком и безмолвно
налил полстакана эламского виски.
Я жадно проглотил виски, но даже не захмелел. Меня колотило, я был
готов разрыдаться.
- Поплачьте, - сказал учитель Бэлшуну, внимательно наблюдавший за
мной. - Вас гложет необходимость выплакаться. Не сдерживайте эмоций.
Иногда это бывает целительно.
Я закричал: а-а-а! Как будто с меня и вправду сдирали кожу. И слезы
брызнули у меня из глаз. Бэлшуну влил в меня второй стакан виски.
- Все хорошо, мой дорогой, - сказал он. - Все это миновало. Вы -
ведущий специалист... Кстати, как ваша работа?
Захлебываясь слезами, я стал рассказывать о своей диссертации.
Постепенно я успокаивался. Наконец я вздохнул и притих. Я почувствовал
сильную усталость.
Учитель Бэлшуну взял телефон и набрал мой номер. Меня поразило, что
он еще с прошлого раза запомнил номер наизусть.
- Мурзик? - сказал он в трубку. - Приезжай немедленно. Нет, с ним
ничего не случилось, просто утомлен. Рикшу возьми. Хорошо. Конечно,
оплачу.
И положил трубку.
Я задремывал на кушетке. Учитель Бэлшуну закутал меня пледом и в
задумчивости сел рядом.
Мурзик ворвался в дом спустя четверть стражи. Он был всклокочен и
встревожен так, будто ему сообщили, что господин его при смерти.
- Где он? - спросил он учителя Бэлшуну, поначалу не разглядев меня
под ворохом пледов и одеял.
- Здесь. Не ори, разбудишь. Он утомлен.
Мурзик нашел меня глазами и, вроде бы, поуспокоился.
- Что он опять натворил там, в прошлом?
- Погиб под ножами палачей. Трагически погиб, - значительно сказал
учитель Бэлшуну.
- Ох, беда... - вздохнул мой раб. - Оно и понятно, такой великий,
это... незаурядный человек... Это ж какое мужество надо иметь, чтобы
возвращаться в прошлые жизни, коли там войны да сражения, битвы да смерти,
а покоя нет и вовсе...
Я догадался, что учитель Бэлшуну представил моему рабу - возможно,
через Циру - мои путешествия как отчаянные предприятия головореза,
авантюриста и великого воина. Я ощутил благодарность к этому человеку.
Какая деликатность!
Они обсуждали мое самочувствие и способы переправить меня домой. Не
лучше ли вообще оставить меня у Бэлшуну? Я нарочно лежал, не шевелясь.
Пусть думают, что я от пережитых страданий лежу без чувств. Пусть
побегают-потревожатся.
Наконец они на том и порешили, что трогать меня не стоит. Мурзик
заявил, что переночует здесь же, на полу. Учитель Бэлшуну было уже
согласился, но тут я решил очнуться и потребовать, чтобы меня перенесли на
постель. Мне очень понравились постели в гостинице для приезжих учеников.
В конце концов, меня отнесли туда и облачили в батистовую ночную
рубашку с кружевами. Вполне вознагражденный за пережитый ужас, я мирно
заснул под атласным одеялом.
В следующей моей жизни я был женщиной. Толстушкой с длинными черными
волосами. Волосы у меня вились. Служанка, суровая старуха, причесывала
меня. Она делала это раз в месяц, на новолуние. Расплетала прежнюю
прическу и вела меня мыться. Потом принималась расчесывать волосы. Было
больно. Она дергала их гребнем, вырывала целые клоки. Когда волосы были
расчесаны, я одевался ими до колен - вот такие они были густые, несмотря
на злодейства служанки.
Я громко плакал, когда она расчесывала мне волосы.
Потом она смазывала их жиром и заплетала в восемнадцать косичек.
Косички были тяжелые и звенели - она вплетала туда ленты с серебряными
украшениями. У меня часто болела голова - волосы тянули меня к земле.
Сверху она присыпала мою прическу золотой пудрой. Пудра приставала к
смазанным жиром волосам и не осыпалась.
Мой муж был старше меня. Мы занимались с ним любовью. Это было
неприятно, потому что от него пахло конюшней.
Я прежде не был толстым, меня откормили прежде, чем выдать замуж. Мой
муж считал, что это красиво.
Вообще я считался очень красивой женщиной.
Потом в наш город вошли нуриты. Моему мужу отрубили голову, а меня
стали пороть и забили насмерть, потому что у нас в доме не чтили пророка
Нуру.
Я долго не мог прийти в себя после того ужаса, который охватил меня.
И хотя умелый голос друга вывел меня из тела бедной толстушки с
восемнадцатью тяготящими голову косами, и я наблюдал за поркой как бы с
высоты, отстраненно, я все равно не мог отделаться от чувства, что это я
лежу там внизу, содрогаясь откормленными телесами под каждым ударом кнута.
Что это моя бедная бледная задница трясется, как желе. Что это меня
превратили в окровавленные лохмотья. Что это надо мной стоят свирепые,
иссушенные солнцем мужчины в черных одеждах, с закутанными лицами. Что это
мне нет ни пощады, ни спасения...
Я безутешно рыдал и трясся под пледом, а учитель Бэлшуну уж и не
знал, что со мной делать. Поил меня виски, пока бутылка не опустела.
Гладил по волосам. Уверял, что жизней у меня еще много.
- У вас было много жизней, не только эта.
- Да!.. - кричал я. - И все такие же. Сперва выясняется, что я банщик
в общественной бане, потом какой-то прощелыга-надсмотрщик, а теперь еще и
это!..
- Друг мой, что поделаешь...
- Но почему, почему другие были рыцарями и прекрасными дамами, а я...
Слезы душили меня. Никогда не думал, что буду так оскорблен.
- Дружище, - сказал учитель Бэлшуну, - здесь кроется какая-то
загадка. Неужели вы отступитесь? Неужели не попытаетесь разрешить ее? Ваш
кармический путь оказался сложнее и многообразнее, чем мы предполагали.
Неужто это причина бросать начатое?
Я отер слезы и проворчал:
- Что такое кармический путь?..
В тот день я вернулся от учителя Бэлшуну рано. Шла вторая стража дня.
Я открыл дверь дома и сразу учуял запах благовоний.
- Кто здесь? - крикнул я.
Из комнаты на меня зашипели. Шипели злобно и тихо, но я понял - от
меня требуют не греметь, не вопить и не нарушать. Беззвучно ругаясь, я
разулся, бросил куртку на пол и в носках пошел в комнату.
На диване - на моем, на господском диване - валялся Мурзик. По
мурзиковой морде блуждала рассеянная улыбка. В головах у него стояла Цира.
Даже не поглядев на меня, Цира успокаивающе сказала Мурзику:
- Теперь нас еще больше здесь, в этом прекрасном месте. И мы с еще
большим интересом будем слушать твой рассказ, Мурзик.
Подчиняясь строгому кивку Циры, я сел на табурет. Некоторое время
слушал про окопы. Сотник велел своей сотне окопать лагерь, да хорошенько.
А другие сотники этого не сделали. И вот на рассвете следующего дня...
Я встал и на цыпочках отправился на кухню. Мне хотелось чаю.
Я редко бывал на кухне с тех пор, как в доме завелся Мурзик. Обычно у
меня там царила первозданная грязь. Нельзя сказать, чтобы с мурзиковым
появлением грязи поубавилось. Просто грязь стала другой, что ли. Запах
изменила и фактуру, но никуда не делась.
В старом продавленном кресле, где прежде я читал газеты, рассеянно
жуя какой-нибудь бутерброд, теперь обитала серая паскуда кошка - Плод
Любви. Она встретила меня неодобрительным взглядом глаз-пуговиц.
- Брысь, - сказал я, выгоняя ее с кресла. Не теряя достоинства, она
спрыгнула, перебралась на подоконник, разместив четыре лапы и хвост между
кастрюлей и сковородкой, и оттуда принялась сверлить меня негодующим
взором.
Я сделал еще шаг и перевернул кошкино блюдце с водой. Я был без тапок
и сразу вымочил носки. Выругался. Нацедил себе жиденького вчерашнего чая.
Выпил без всякого удовольствия. Вернулся в комнату.
Там мало что изменилось. Мурзик продолжал давить жопой мой диван.
Цира кивала ему и подбадривала ритуальными словесами, вроде "Если ты
хочешь продолжать свой интересный рассказ, то я внимательно выслушаю его".
Я снова сел на табурет. От скуки принялся разглядывать Циру. Она
вырядилась в белую плиссированную юбку и снова приобрела что-то
египетское. До пояса она была совершенно голенькой. У меня дома тепло, да
еще калорифер они с Мурзиком включили, поэтому гладкая кожа Циры
поблескивала потом. И не только потом, заметил я. Она насыпала на себя
голубой и золотистой пудры.
При виде золотистой пудры я сразу вспомнил ту несчастную женщину,
которой я был в прошлой жизни, и настроение у меня испортилось.
А Мурзик говорил и говорил - как прорва.
- Этот Шарру-иддин, военачальник-то наш, был воин хоть куда. И собой
красавец. Росту огромного, бородища чернущая, глазищи как у газели, только
не пугливые, а наглые. У них-то, у коз всяких, даром что баб красивых с
ними сравнивают, зенки наглющие, замечала? Ну вот. Воины - те сохли по
нему, будто девки. А уж про девок и говорить нечего. И вот завел себе
Шарру-иддин новую женщину...
Ах, какая была!.. Хоть и блядь - вот уж за парасанг видно, что блядь
- а красавица! Огонь была блядь. Две косищи волоса кучерявого - аж в
стороны торчат, такие густущие да пушистые. Лицом смугла, почти черна.
Губы толстые, она их светлым перламутром красила. В общем, страхолюдина, а
глаз ведь не отвести было! Что-то в ней такое таилось... Еще чуть-чуть
добавь здесь или там - и все, урод уродом. Вся ее красота будто по ниточке
ходила - качнись влево-вправо и всё, разобьешься...
Эта девка была тоже вроде воина. Мечом махаться горазда. В бой он ее,
понятно, не брал, а на всякие воинские потешки с собою водил.
И вот раз устроили у нас - это в мирное время было - одну потешку
воинскую. Оградили луг - большой был луг, зеленый, только что скосили его
- веревкой с флажками цветными, воинов собрали и биться затеяли. Ну,
шутейно, конечно, мечами тупыми. А только даже и тупым мечом тебя по
голове огреют - печаль настанет.
Мы с сотником в этой потехе участия не принимали. Не позвали нас.
Только кто знатный - те бились, а мы с сотником что, черная кость. Мы
издали смотрели - и то нам радостно было.
Господин Шарру-иддин со своей красавицей в первом ряду бились. Славно
бились, красиво. Никого даже не покалечили, только искусность свою
показывали, себя тешили.
Все были немного пьяны. Вином силы подкрепляли. Так заведено было,
чтоб веселее.
И вдруг попало господину Шарру по руке. Рассекли ему руку - хоть и
тупое оружие, а все же тяжелое. Как ни крути, а ощутимо бьет. Кожа на
тыльной стороне ладони лопнула, густая кровь и потекла - широко хлынула.
А та красавица - она уж сильно сладкого вина напилась, видно было -
как увидела кровь своего возлюбленного, так задрожала вся. Слезами
залилась. На колени перед ним пала, кровь любимую губами унимать
принялась. Целует ему кровавые руки, а сама плачет и рубаху на себе рвет -
перевязать.
Засмеялся тут господин Шарру, взял ее на руки. Оба кровью
перепачканы, оба пьяны да красивы - так и ушли с потешки на луг
миловаться...
- Ну а ты что испытывал при этом, Мурзик? - осторожно спросила Цира.
- Это затронуло твои глубинные комплексы? Выявило твою подавленную
сексуальность?
- Что я... Мы с сотником поглядели на них да порадовались... Такую
красоту, как в тот день, мы с ним только через несколько весен увидали -
когда город Урук грабили... Да и то, Цирка, что Урук вспоминать. Хоть и
красивый был, когда его нам на разграбление отдали, а все же каменный. А
тут - плоть живая... Был еще день, помню, бились мы с утра до ночи. На
реке какой-то бились. Я и названия той реки толком не знаю. Мутная была,
обмелевшая. Ползла, будто змея, меж скользких берегов. Бой тяжкий, до ночи
крошились, наутро опять хотели за оружие браться, да господин Шарру
отступать велел. Вышли мы из боя и отошли всей сотней на закат солнца. И
вот лежу я на горячей траве, пальцами ее перебираю...
Мурзик замолчал.
- И что? - спросила Цира.
- А ничего, - ответил Мурзик и засмеялся. - Живой я был, вот и все...
- Та-ак, - сказал я Цире, когда она вывела Мурзика из транса. -
Значит, ты теперь машинистом работаешь, поезда в былые жизни водишь, в
свисток дуешь и за рычаг тянешь? Наш паровоз назад лети, в Уруке
остановка?..
Цира холодно смотрела на меня. Мурзик, наконец, сообразил, что
валяется на господском диване в присутствии хозяина, и забился, как рыба,
выброшенная на берег. Цира властным жестом велела ему отлеживаться.
- Я ведь, Даян, маг высшего посвящения, - высокомерно произнесла
Цира. - И действия мои не обсуждают.
- Да? - переспросил я, по возможности иронично.
Цира не смутилась.
- Во всяком случае, не осуждают. Сегодня я ничего дурного не сделала.
- Кто позволил класть Мурзика на мой диван? - зарычал я.
Она передернула плечами. Остренькие грудки колыхнулись, золотая пудра
вспыхнула.
- Я не в первый раз кладу его на твой диван, - заметила она, - и
ущерба тебе от того никакого не было.
- Сучка, - простонал я. - Боги, какая же ты сучка.
Мурзик слез с дивана и, пошатываясь, ушел в коридор - подбирать мою
куртку и чистить ботинки. Цира холодно посмотрела мне в лицо и неожиданно
протянула ко мне руки. Тонкие горячие пальчики ухватили меня за уши.
Повинуясь, я приблизил лицо к ее лицу. Широко расставленные глаза Циры
сонно блуждали по сторонам, губы приоткрылись.
- Глупые вы все, - прошептала Цира. И потащила меня на диван.
Полстражи спустя я лежал в ее объятиях и взахлеб, обиженно,
рассказывал о своих неудачах в прошлых жизнях. Я не собирался ей этого
рассказывать. Но почему-то вдруг мне стало казаться, что Цира может
изменить мое прошлое к лучшему. Что именно она в состоянии нащупать что-то
такое, отчего я сразу увижу себя кем-нибудь получше банщика. Теперь я был
согласен хотя бы на десятника. Вон, Мурзик - даже сотником стать не
мечтает. Командует себе десятком и счастлив.
Цира села, пригладила волосы. Она все еще носила строгое каре,
подражая жителям древнего Мицраима. Перегнувшись через меня, наклонилась
за брошенной на пол юбкой.
- Помяли, - с сожалением сказала она, встряхивая белую ткань. И
принялась облачаться.
Я привстал и погладил ее грудь. Она не обратила на это никакого
внимания. Думала о чем-то. Надела белую прозрачную блузу. Темные соски и
золотая пудра просвечивали насквозь. Это было еще красивее, чем просто
голенькая Цира.
- Можно? - крикнул из кухни Мурзик.
- Да, мы закончили, - отозвалась Цира.
Мурзик подал обед. Он действительно стал куда лучше готовить. Я
посмотрел на Циру с благодарностью. Наверняка она научила.
Цира не позволила мне гонять раба.
- Нет, Мурзик, ты должен взять третью тарелку и обедать вместе с
нами.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг