Пиф вошла, склонила, как положено, голову.
Верховная Жрица не шевельнулась. Только на скулах красные пятна
проступили - от гнева.
- Потаскуха! - прошипела Верховная Жрица.
Пиф молчала.
Дальнейший диалог очень напоминал разговор Беренгария с Бэдой, о чем,
естественно, жрицы не подозревали.
- Где ты была ночью?
- Дома, госпожа.
- Дома? Ты была дома одна?
- Да, госпожа.
- Сука!
- Вряд ли, госпожа.
- Ма-алчать! - взвизгнула Верховная Жрица таким голосом, будто всю
жизнь только и делала, что торговала репой.
Пиф брови подняла. Но из-под очков это было не слишком заметно.
Верховная спросила:
- Ты ушла с презентации одна?
- Не помню, госпожа.
- Пьяная?
- Разумеется, госпожа. Нам это предписано. - Пиф цитировала Устав: -
Неистовство, странное, подчас шокирующее поведение...
- Приступы ярости, способность легко входить в состояние аффекта, -
сказала Верховная Жрица.
- И оргиастический секс, - заключила Пиф.
- Смотря для кого, - сухо сказала Верховная Жрица. И поморщилась.
Пиф неподвижно смотрела на нее, не понимая, к чему клонит начальство.
Начальство же пребывало в ледяном осатанении.
- Ты, девочка моя, кажется, получаешь безбрачные, - начала она.
Пиф кивнула.
- И давно?
- С самого начала работы, госпожа.
- Тебя это устраивает?
- Конечно.
- Так вот что я тебе скажу, подруга, - проговорила Верховная, слегка
приподнимаясь в своем высоком кресле. - Вчера с презентации тебя унес
какой-то раб из низшей касты программистов...
- Да? Я не заметила, - искренне сказала Пиф. Она и в самом деле почти
не обратила внимания на человека, которым помыкала до самого утра.
- Да, - повторила Верховная Жрица. - От него до сих пор керосином
разит, такой завшивевший...
У Пиф тут же зачесалось за ухом. Она украдкой поскреблась пальцем,
хотя никаких вшей у нее, естественно, отродясь не было.
- Так и что с того? - спросила Пиф, все еще недоумевая.
- Что с того?! Да то, девочка моя, что плакали твои безбрачные!
Пиф поперхнулась.
- Неужели вы... вы что, думаете, что я?.. С программистом?..
- Он во всем сознался, - сказала Верховная Жрица. - Под пыткой он
сознался во всем.
- В чем он мог сознаться?
- Тебе видней, - сказала Верховная и сжала губы.
- Он не мог ни в чем...
Пиф замолчала. Во-первых, она и сама не помнила событий вчерашней
ночи. А во-вторых, если эта белобрысая образина (теперь она вспомнила, кто
с ней был) наболтала... конечно, хвастался дружкам... Боги Орфея!..
- Ты лишаешься безбрачных, - сказала Верховная Жрица. - Я уже подала
докладную. В бухгалтерии произведут отчисления. А как же иначе? Качество
предсказаний может пострадать. И надлежит пресекать... Иначе же как?
- Да, - подавленно сказала Пиф. - Иначе никак. - И закричала прямо в
лицо Верховной: - Сука!
Верховная слегка улыбнулась.
- Пшла вон, - проговорила она тихо, с невыразимым наслаждением. -
Пшла... девочка моя.
Ворвалась, хлопнула дверью так, что чахлая традесканция пошатнулась
на шкафу - едва подхватили ее чьи-то руки.
Растревоженным бульдогом, едва не вцепившись ей в ногу, повисла тетка
Кандида.
- Куда? Барышня... Милая, родная... меня же прибьют за вас... Нельзя
туда, нельзя! Ба-арышня!..
Дергаясь, острым локтем будто клюя тетку Кандиду в мягкую грудь:
- Отстань! Дура старая!
- Барышня... - позабыв с перепугу, где и находится, тетка Кандида
взвыла (прежде прислугой была в богатом доме и на вздорных хозяйских дочек
нагляделась).
Пиф стряхнула с себя служанку, кулаки стиснула, присела аж с натуги и
заверещала страшно:
- Где он?!!
Беренгарий, ухмыляясь, сказал очень двусмысленным тоном, будто
подразумевая нечто большее:
- Здеся...
Отшвырнув Беренгария, туда бросилась, куда кивнул.
- Сопляк! Дерьмо!
И понесла...
Программисты, кто в бараке был, с наслаждением слушали. Давно такого
не бывало. Прямо роман.
Это чтобы младшая жрица, позабыв приличия, к программистам врывалась.
Это чтобы пифия прилюдно грошового раба честила. Пусть в цивильном не
сразу в ней пифию признаешь, да ведь главного это не отменяет: прибежала и
орет. Аж визжит.
Нет, такого давненько не бывало. На памяти Беренгария вообще ни разу.
За нарами в два яруса, отгораживая их от двери, большой шкаф стоит,
боком повернутый, будто еще одна стенка. Шкаф как башня крепостная -
гигантский, дерева темного, массивного. В шкафу шмотки всякие, молью
полупоеденные, поверх шмоток разные провода навалены - иной раз что-нибудь
оттуда и сгодится. Ну и еще всякое разное барахло, несколько
порнографических журналов такой древности, что сейчас их и смотреть-то
смешно. А под самым низом свили гнездо мыши.
За шкафом же "подсобка" - на шатком столике таз с мутноватой водой и
синий жестяной рукомойник допотопной эпохи - ровесник законов царя
Хаммурапи. После потопа мало что уцелело, такие сокровища, такие книги
погибли - а вот эта ерунда, смотри ты, до сей поры людям служит...
Бэда безответный как раз под этим рукомойником и плескался, посуду за
всем бараком мыл. На него обязанность эту повесили, пока тетка Кандида
хворала своей заразной хворью. Хоть и знали, конечно, что хворь у Кандиды
фальшивая, но не выдавать же старуху...
Рядом с Бэдой, на грязном ящике с белыми пятнами мыльной пены, душа
надсмотрщикова мостилась. Ногами болтала и языком молола. Душу не то не
видел больше никто, не то внимания на нее не обращали.
Мальчишка был теперь, помимо набедренной повязки, облачен в синюю
дедову тужурку. Других перемен в его облике не наблюдалось.
- Видел Его-то? - спросил Бэда, прерывая длинное бессвязное
повествование души о ее странствиях.
Мальчик коротко кивнул.
- Ну что, рассказал Ему?
- А... - Мальчик вздохнул и махнул рукой. - Он и так все знает.
- Ругался? - сочувственно поинтересовался Бэда.
- Не... Он расстроен, - еле слышно сказал мальчик. - Ой, ну не
спрашивай про это, а то зареву...
И тут - грохот двери и звериный почти визг: "Где он?!!"
Душа беспокойно заерзала на ящике и вдруг смылась куда-то - Бэда даже
не понял, как это вышло.
И вот, своротив по дороге стул и споткнувшись о чьи-то ботинки,
врывается в закуток, от гнева раскаленная - едва не светясь:
- Ты!..
И с размаху - бац по скуле!
Бэда чашку отставил, мыльные руки о штаны отер, на ящик, откуда
надсмотрщикова душа сбежала, опустился.
Младшую Жрицу он в цивильном еще не видел. В облачении - видел,
голенькую - видел. Но когда она, горьковатыми духами пахнущая, белым
кружевом окутанная, в джинсики светлые затянутая, на него наскочила - тут
уж он растерялся.
Рот раскрыл и глупо на нее уставился.
Сверкая очками, Пиф кричала:
- Дерьмо! Дрянь!..
И поскольку он слушал, не шевелясь и не пытаясь вставить слово, она
через несколько секунд иссякла.
Дыхание перевела, протянула руку и, набрав воды из рукомойника, лицо
отерла. Утомилась, орамши.
Уже спокойнее спросила:
- Что ты Верховному наболтал?
- Ничего... - удивленно сказал Бэда. - А что случилось?
И лицо потер. У Пиф рука тяжелая, всей пятерней отпечаталась.
- Да то случилось, что меня безбрачных лишили, - сказала Пиф, ничуть
не стесняясь того, что Беренгарий и другие - кто там еще был - слышат.
- За что? - поразился Бэда.
- Тебе видней, - разъярилась она опять. - Что болтал?
Беренгарий появился из-за шкафа и, делая умильный вид, промолвил:
- Так он под пыткой... Пифка, из-за тебя человека на дыбе пытали!
- Не человека, а программиста, - огрызнулась Пиф.
- Да брось ты, пожалуйста, - сказал Беренгарий. - Чуть что по морде
драться. Не де-ело...
Тут ожила забытая у входа тетка Кандида и снова запричитала и
залопотала:
- Не дело барышне в бараке отираться! Уходили бы, госпожа, покуда не
приметил кто...
Беренгарий на Кандиду цыкнул грозно: портила бабка всю потеху.
Кандида отступилась и только слыхать было, как топчется в темноте,
вздыхает, сопит - на новый приступ решается.
- А что случилось-то? - снова спросил Бэда.
- То и случилось. Сняли безбрачные... Ты хоть знаешь, сколько это?
Бэда помотал головой, все еще оглушенный.
- Больше, чем сам ты стоишь! - со слезами взвизгнула Пиф. Размеры
ущерба вдруг пронзили ее, будто стрелой, причинив душевную боль силы
неимоверной. - Тридцать в месяц! Тридцать серебряных сиклей, ублюдок!
- Да ну! - восхищенно сказал Беренгарий. - Только за то, что с
мужиками не трахаешься?
- Преобразование сексуальной энергии... - начала было Пиф и рукой
махнула. - Что я тебе объясняю...
- Я тоже с мужиками не трахаюсь, так мне за это ничего не платят, -
глумливо произнес Беренгарий и, увидев, какое у Пиф сделалось лицо,
попятился за шкаф.
Пиф за ним гнаться не стала. Снова свой гнев на Бэду обратила.
А Бэда не нашел ничего умнее, как сказать:
- За меня не тридцать, за меня пятьдесят дали.
Пиф разъяренно засопела.
- Что ты ему наболтал?
- Да ничего. Довез младшую жрицу до дома, умыл ее, раздел и уложил в
постель.
Пиф заскрежетала зубами.
- Это ты называешь "ничего"?
- В определенном смысле это именно "ничего", - подтвердил Бэда. - А
ты что, ничего не помнишь?
Пиф покачала головой.
- И как пиво тебе с утра приносил, тоже не помнишь?
- Какая разница? Главное - что они в протоколе написали.
Тут в коридоре за раскрытой дверью снова зашевелилась тетка Кандида,
невнятно жалуясь на судьбу.
Пиф плюнула и повернулась, чтобы уйти. Беренгарий с хохотом крикнул
ей в спину:
- Пифка! А ты что, и правда не помнишь, как с ним трахалась?
В отвратительном настроении Пиф прошла переаттестацию; в день получки
расписалась за голый оклад, и Аксиция, аккуратно сложив в карман свою
надбавку за безбрачие, пригласила подругу в кафе. Пили кофе, ели
мороженое. Аксиция молчала, Пиф многословно бранила мужчин. Потом
расстались.
Через неделю она снова вышла на суточное дежурство. Хрустя солеными
сухариками в темном офисе, где горела только настольная лампа, Пиф читала
информационно-аналитические материалы, принесенные Беренгарием еще до
обеда. Зевала во весь рот, едва не вывихивая челюсти.
В офисе стоял крепкий кофейный дух, но все равно хотелось спать. Дела
были скучные и несрочные.
Богатые родители балованного сынка интересовались будущим своего
чада. И без всякого Оракула ясно, каким оно будет, это будущее. (Да,
получит... Да, женится... Да, найдет... Да, достойно продолжит... Нет, не
полюбит... Нет, не научится... и т.д.) Достаточно на морду этого сынка
поглядеть (мамочка с папочкой даже фото прислали, так озаботились).
Второе дело - и того скучнее. Какая-то лавчонка, которую содержат
мать с дочерью, хочет изменить профиль деятельности. Торговала
недвижимостью, а хочет перейти на стеклотару. Как это скажется на их
бизнесе? ("Хочем процветать"). А-а-ахх, зевала Пиф. Да никак не скажется.
И охота деньги Оракулу выкладывать за чушь эту собачью... Шли бы лучше в
публичный дом работать к госпоже Киббуту, которой Беренгарий громогласно
поет хвалу, стоит ему лишь пивка хватить. Там не только девочки нужны, там
и страхолюдинам работа найдется...
Бросила развернутые распечатки на край стола. Прошуршав, до самого
пола повисли и на пол заструились бесконечной бумажной лентой.
Встала, чтобы еще кофе себе сварить.
И тут телефон зазвонил.
Пиф тут же сняла трубку. Ей было так скучно, что она обрадовалась бы
даже Беренгарию с его дурацкими шутками. А еще лучше, если бы позвонила
Аксиция.
Но это была не Аксиция. И даже не Беренгарий. Звонила Верховная
Жрица.
Кислым голосом велела закрывать офис и подниматься наверх, в Покои
Тайных Мистерии.
От изумления Пиф онемела. Тайные Мистерии на то и тайные, что на них
никого из посторонних не допускают. И уж не младшей жрице...
Верховная, зная, почему младшая жрица ошеломленно молчит, повторила -
будто из бочки с уксусом:
- Наверх. Немедленно!
- А дежурство... - пискнула Пиф.
- ...в задницу... - малопонятно сказала Верховная.
- Не положено... - еще раз пискнула Пиф.
- ...велено... - донесся голос Верховной. - ...ебене матери...
Пиф положила трубку. Сняла очки, потерла лицо ладонью. Происходило
что-то странное. Странное даже для такого учреждения, как Оракул. Но коли
приказание исходит от Верховной... Плюнув под ноги и угодив прямо на
распечатку, младшая жрица нацепила очки на нос, выключила свет, в полной
тьме на ощупь заперла хлипкую дверь офиса-пенала и по узкому коридорцу
выбралась на парадную мраморную лестницу, откуда поднялась на самый
верхний этаж, в Покои Тайных Мистерий.
Тайные Мистерии проходили каждый месяц, на полнолуние. Кроме того, их
приурочивали к затмениям, лунным и солнечным, и иным священным и полезным
дням. К участию в них допускались лишь высшие посвященные орфического
культа, в первую очередь - Верховный Жрец и Верховная Жрица. Слияние
мужского и женского начал, символизирующее, кроме всего прочего,
неразрывное единство руководства Оракулом, было необходимым элементом
функционирования всей системы.
Преодолевая последний лестничный пролет, Пиф уже издалека почуяла
густой аромат благовоний. Из-за неплотно закрытой тяжелой двери, обитой
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг