разлилась зловонной жижей.
И все это произошло на глазах его друзей, которые никогда больше не
будут его друзьями. Он может сделать их своими подручными, он может
заставить их повиноваться - и это все, на что он способен. Вон как
притихла неугомонная саламандра. Трусит, скотинка. Синяка вдруг понял, что
Ларс Разенна была прав, когда прогнал его от себя.
Мела опять застонал и начал бормотать. Синяка беспомощно смотрел на
него. Его можно вылечить, пустив в ход свою силу. При мысли о магии Синяка
ощутил приступ тошноты.
Мела снова закашлялся, и кровь потекла по его подбородку.
- Господин Синяка, - сонно пробубнил великан, приподнимая голову с
трухлявого бревна, - вы бы его зарезали, что ли... или уж тогда лечите, а
то вон какие муки. Стонет, кашляет, спать не дает. У, мелочь болотная...
Готовые исчезнуть в лесу, Мела и Аэйт стояли на краю поляны. Так
стояли братья и в тот день, когда Синяка впервые встретился с ними: Мела
впереди, Аэйт на полшага за его спиной. Воин и его тень.
Но сейчас Мела выглядел суровым и постаревшим. Короткие волосы падали
ему на глаза, и он то и дело смахивал их. Его раны, перевязанные бурыми от
проступившей крови льняными полосами, больше не кровоточили, и слабости он
не ощущал. Две стрелы Сорака, которые вчера вытащил чародей, Мела заткнул
за пояс. Он взял себе длинный меч Гатала и набросил на свои голые
исцарапанные плечи волчью шкуру вождя.
Аэйт тоже изменился. Он не был больше смешливым подростком, который
умел видеть скрытое лучше, чем любой другой из его племени, и иногда
опасно шутил со своим даром. И Синяка хорошо понимал, что Аэйт не был
больше тенью.
- Прощай, - сказал Мела Синяке.
Аэйт грустно смотрел на чародея.
- Прощай, Синяка...
Братья отступили на шаг и исчезли в чаще.
Синяка вздохнул. Правильно, что они оставили его. Ему нельзя иметь
друзей.
Он нагнулся к погасшему костру и бережно взял в руки саламандру.
Ящерка притихла на его ладони, испуганная. Она тоже боялась его.
Синяка не хотел иметь рабов. Если он обречен становиться господином
своих друзей, ему лучше оставаться одному.
Он тихонько подул на саламандру, и по выгнувшейся спинке ящерицы
пробежала волна жара.
- Беги, - сказал Синяка.
Он опустил ее на траву. Она помедлила, словно размышляя, не шутит ли
господин маг, а потом, мелькнув огненной струйкой, пропала среди серых
камней.
Оставалось последнее. Синяка повернулся к великану.
- Пузан... - начал он.
Великан в тоске посмотрел на него и заранее задергал бесформенным
носом.
- Пузан, - повторил Синяка, - я хочу, чтобы ты ушел.
Великан замахал в воздухе огромными лапами. Его физиономия
перекосилась в плаксивой гримасе.
- Гоните? - выкрикнул он. - Гоните, да? А что я за вас кровь
проливал, это как? - Он пошмыгал носом и заговорил гнусаво. - Значит,
теперь мы врозь, значит, ничего не считается?
Он повалился на бревно, треснувшее под его тяжестью, и громко
зарыдал, сотрясаясь всем телом и утопив себя в потоках мутных слез.
Глядя на это нелепое существо, Синяка вдруг понял, что великан его не
боится. Пузан знал о Синяке все и любил его таким, каким он был: с
проклятием всемогущества, с одиночеством и неприкаянностью,
невежественного, грубого, грязного... Синяку окатило жаром - он не мог
понять, стыд это или радость.
- Иди сюда, - сказал он. - Пузан, иди сюда. Я передумал.
Погруженный в свое горе, великан продолжал заливаться слезами и не
сразу расслышал. Синяка убил комара на голом плече. Все еще зареванный,
Пузан медленно расцвел глупейшей улыбкой.
- А знаете что, господин Синяка, - сказал он, - вы еще не совсем
негодяй... Капля сострадания в вас все же осталась. Да.
Он деловито стянул с себя синюю стеганку и принялся напяливать ее на
полуголого Синяку, бесцеремонно облапив его и бормоча что-то о воспалении
легких, малярийных комарах и мухах - разносчицах сонной болезни. Синяка
слабо отбивался, впрочем, без особого успеха. Застегнув на нем последнюю
пуговицу, Пузан отступил на шаг и полюбовался на "господина Синяку" как на
произведение искусства.
- Так-то лучше, - удовлетворенно произнес он и зачем-то обтер руки о
набедренную повязку. - Куда мы теперь с вами, господин Синяка?
- Ты не знаешь, Пузан, дом Разенны на сопке еще цел?
- Цел, куда ему деться. Стоит. Только разве ж это дом, господин
Синяка? Одно только название. Так, хибара, и та перекосилась. На что он
вам сдался?
- Надо же где-то жить, - сказал Синяка.
- Я-то думал, вам дорога в Ахен, - осторожно заметил великан. - Ну и
правильно, господин Синяка, нечего возиться с этим дурацким городом. Он у
вас вроде болезни, я так думаю. Догнил уже, прости меня Ран, до
неудобосказуемого состояния. Хорошее ваше решение, вот что, - продолжал
Пузан, постепенно воодушевляясь. - К черту Ахен. Зачем туда идти, верно?
Что нам, некуда больше пойти, что ли?
- Идти туда незачем, - задумчиво проговорил Синяка.
Что-то в его тоне заставило Пузана насторожиться.
- То есть?
- Ахен сам найдет меня, - сказал Синяка. - Он придет ко мне, когда
настанет его час.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. КРАСНЫЕ СКАЛЫ
Дом на Пузановой сопке действительно еще стоял. Доски крыльца
подгнили, и когда великан ступил на них, провалились. Пузан завяз в
трухлявой древесине. Он неловко подергал ногой, выбрался и тут же
провалился снова. Пригнувшись у низкой притолоки, Синяка ступил в комнату.
Здесь царил полнейший разгром. Дом был выстроен на сваях. Одна из них
прогнила, и большая беленая печь, полуразвалившись, упала. Пол словно
встал на дыбы. Все ящики у старого массивного комода были выдвинуты, вещей
в них не было. В полутьме Синяка наступил на катушку ниток и чуть не упал.
Ситцевые занавески, серые от многолетней пыли, все еще висели на окнах, но
цветочки на ткани полностью выгорели. Под окном валялась толстая книга в
кожаном переплете - сборник магических формул, некогда похищенный время
неугомонным этрусским демоном Тагетом у тролльши Имд. Разенна то ли не
захотел брать ее с собой, утратив интерес к магии миров Элизабет, то ли
забыл в суете.
Из мебели, кроме комода, оставались еще стол, скамья и большой сундук
с медным окладом. Синяка уселся на этот сундук и тяжко задумался.
Впереди у них с Пузаном было целое лето. За несколько месяцев им
предстоит заменить сваю, перебрать печь, настелить новый пол на крыльце.
Всемогущий чародей, свесив голову, покатал ногой катушку. Пузан все еще с
кряхтеньем и руганью выбирался из коварной ловушки, подстроенной крыльцом.
Неожиданно послышались цокот копыт и лошадиное ржание. Судя по звуку,
всадники были совсем близко. Синяка привстал и громко крикнул:
- Пузан!..
Великан оборвал бранную тираду и совершенно другим тоном отозвался:
- Аюшки...
- Погляди, кто там едет?
Послышался треск - великан вырвался на волю. Потом доложил:
- Так никого не видать, господин Синяка.
- Лошади ржут где-то близко.
- Да нет же, не видно. Сейчас за домом погляжу.
Он тяжело затопал, приминая лопухи и крапиву своими ножищами. Из-за
дома донеслось:
- Нету...
Снова заржала лошадь. Невидимки тут развелись, что ли?
- Пузан! - рявкнул Синяка, теряя терпение. - Где-то рядом лошади, ты
разве не слышишь?..
После непродолжительной возни в комнате появился великан. От него
остро пахло крапивой.
- Так это... господин Синяка... - смущаясь, сказал он. - Это,
извиняюсь, под вами ржет. А в окрестностях никого нет-с.
- Как это - подо мной? Сундук, что ли?
Великан заморгал.
- Только не гневитесь, - умоляюще сказал он.
Синяка встал и посмотрел на сундук укоризненным взглядом.
- Что же это ты, братец, ржешь?
Из сундука вызывающе фыркнуло. Синяка взялся за тяжелую крышку,
намереваясь открыть непонятную мебель. В тот же миг Пузан оттолкнул его в
сторону, да так поспешно, что не рассчитал своих великанских сил, и Синяка
отлетел к присевшей на угол печи. Потирая ушибленную руку, он покривился,
но говорить ничего не стал.
Пузан набрал в грудь побольше воздуху, крепко зажмурился и видимо
перемогая страх, откинул крышку. Лязгнули медные петли. Больше ничего не
произошло. Медленно-медленно великан открыл глаза и заглянул в сундук.
- Пусто, - протянул он басом.
Синяка, наконец, подошел поближе, все еще потирая руку. Пузан только
что заметил это.
- Ушиблись, господин Синяка? - участливо поинтересовался он.
Чародей в ответ только вздохнул, глядя на Пузана ясными глазами.
Пузан покраснел до ушей и пробормотал, пытаясь взять назидательный тон:
- Так это... нельзя же так, не подумавши, сразу соваться. Мало ли что
там ржет. Вроде, не маленький и понимать должны...
- Экий дурак, - вздохнул Синяка и, наклонившись, пошарил в сундуке. -
Пусто, говоришь? А это что?
Он выпрямился, держа в пальцах прозрачный круглый камень величиной
чуть меньше кулака. Камень полежал у него на ладони и вдруг захрапел, как
испуганная лошадь. Пузан даже подскочил от неожиданности.
- Это магический кристалл, - сказал он. - Я его помню. Значит,
этруски не взяли его с собой...
- Значит, - сказал Синяка. Сейчас он не хотел думать о том, что - или
кого - этруски не взяли с собой.
Пузан сунулся лохматой головой ему под руку.
- И чего он там показывает?
- Как всегда, Ахен... Там ничего интересного, Пузан. Кавалерийский
смотр на плацу. Убери башку...
- Как угодно-с.
Пузан разобиделся.
Синяка вышел из дома, держа кристалл в руке, побродил немного возле
крыльца, потом сел и задумчиво уставился на ствол старой сосны, росшей
шагах в пятнадцати от порога.
Вот там он и стоял в тот день, когда Торфинн по его просьбе привел
сюда, на сопку, Завоевателя Косматого Бьярни. Синяка ненавидел этого
Бьярни. Его и остальных вождей Завоевания - Бракеля Волка и Альхорна
Рыжебородого. Если бы он мог, он бы всех их послал на растерзание
Подземному Хозяину. Но Альхорн к тому времени уже ушел из города на юг, а
Бракель был убит во время мятежа. Оставался Бьярни, и уж он-то получил
сполна.
Синяка прикрыл глаза и снова увидел его - загорелого до черноты,
коренастого человека лет сорока пяти с длинными смоляно-черными волосами.
Он был связан. Рыча от ярости, он осыпал своих врагов оскорблениями,
поливал их зловонной бранью, он бахвалился своей жестокостью и смеялся над
их нерешительностью. А они все смотрели на пирата, и никто не мог взять на
себя это, казалось бы, простое дело: пристрелить его.
Никто.
Ни этрусские боги, ни маленький демон, трусоватый и заносчивый, ни
Анна-Стина Вальхейм, ни Великий Магистр Ларс Разенна...
Бьярни от души потешался над ними, а Торфинн наблюдал за всем этим
отстраненно и насмешливо. Наконец, Черный Маг, встретившись с Синякой
взглядом, еле заметно пожал плечами. Это было уж слишком. Юноша забрал
пистолет у растерянного Ларса и, пока силы Элизабет не успели помешать
ему, выпустил заколдованную пулю в своего врага. И в тот миг, когда
Бьярни, заливаясь кровью, обвис на руках этрусских демонов, Синяка
отчетливо понял: Косматый не умер. Он увидел это так ясно, словно кто-то
дал ему книгу с картинкой. И Синяка дрогнул. В тот же миг осуждение миров
Элизабет хлестнуло его, и неудержимая тошнота подступила к горлу. А
Разенна подумал: это оттого, что мальчик совершил убийство, - и посмотрел
сочувственно.
Вместе с заколдованной пулей Синяка выпустил в миры Элизабет большое
Зло. И это Зло до сих пор бродит где-то поблизости...
Он помотал головой. Что толку об этом думать? Он ушел от людей, он
расстался со всеми своими друзьями, он отказался от власти, от знания, от
роскоши. Все, что у него есть теперь, - это полуразвалившийся дом, книга,
которую он не может прочесть, и магический кристалл. И еще этот несчастный
Пузан, прилипший к нему неизвестно из каких соображений, но вполне
искренне.
Пузан вылез из хибары и прищурился на ярком свету.
- Иди сюда, - велел Синяка.
С тяжелым вздохом великан примостился поблизости.
Так они посидели немного рядом на горячей траве: полуголое чудище,
мощный бело-розовый торс которого был испещрен старыми шрамами, и стройный
смуглый человек в синей стеганке, ростом достигавший великану до локтя.
Оба имели вид подозрительный и бродяжный; появись они в городе, их
арестовали бы самое большее через час.
- Эх, - сказал, наконец, Пузан, - гляжу я на вас, господин Синяка, и
удивляюсь... Великий маг, чародей, последний, можно сказать, отпрыск такой
славной фамилии... Ну как вы живете? Шляетесь, прости меня Ран, как босяк
какой-то. Одеты в обноски, тьфу! Питаетесь чем попало... Вон Торфинн -
посмотрели бы, как живет. Вот кто умеет устроиться: и замок тебе, и слуги,
и мозельское винище, откуда только берет, бочка ненасытная. А ведь вы ему
не чета, вы ведь выше бери, господин Синяка. Подумали бы о себе. Вот хотя
бы жилище. - Он обернулся к хибаре. - Да разве вам в таком доме надо жить?
Вам же во дворце надо жить, это самое маленькое. Вы можете сотворить
дворец?
- При чем тут дворец?
- Нет, вы скажите, - вцепился Пузан. Его, видимо, очень увлекла эта
новая идея. - Можете или нет?
- Могу.
- Так в чем же дело? Раз-два, наколдовали бы тут чего-нибудь эдакое,
с башнями. Вы же всемогущий.
- Пузан, - устало сказал Синяка, - разве всемогущество в этом:
наколдовать себе замок, много еды и прислуги?
Пузан поморгал.
- А чего, - сказал он и упрямо наклонил голову. - Еда и все такое -
очень даже неплохо.
- Неплохо, - согласился Синяка, - только зачем? Мы с тобой добудем
все это без всякого колдовства. И дом починим.
Великан заметно приуныл. Не желая замечать этого, Синяка продолжал:
- Поверь, Пузан, к моему всемогуществу это не имеет ни малейшего
отношения. Когда ты действительно можешь все, тебе не нужно за одну ночь
создавать хрустальный дворец, чтобы доказывать свою силу всем и каждому.
- И то правда, - согласился Пузан, - зачем этим идиотам еще что-то
доказывать? А вот просто жить в такой хоромине - это можно.
Синяка улыбнулся и хлопнул его по могучему плечу.
- А для того, чтобы просто жить, хватит и хибары.
Увязая в песке, братья шли по берегу Реки. Элизабет обмелела, и на
крутом повороте намыло пространную косу. Бойкие пучки травы уже выросли в
песке поближе к берегу. Дальше начинался густой кустарник, а над ним
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг