ким-ким-дуем-дым".
- И баба твоя, - басом вставил Фуфлунс.
Великий магистр посмотрел на него, но промолчал.
- А мне понравилось, - сказал Сефлунс. - Отличная форма кормежки,
брат кормилец, спасибо тебе и поклон низкий. Чтение вслух эзотерической
литературы способствует усвояемости зайчатины...
- Между прочим, мы собрались здесь не для того, чтобы читать вслух
эзотерическую литературу или усваивать зайчатину, - сказал Ларс. - Это
так, попутные занятия. Лично меня беспокоит Торфинн. Он самовольно
поселился на землях Ордена, никого не кормит и ни к кому не входит в дом
братом долгожданным. Разведка доносит, что Торфинн впал в жесточайший
запой. При его магической силе это может иметь непредвиденные последствия.
- А чего, - подал голос великан, - по мне так все просто. Гнать
Торфинна надо. Я у него в замке двести лет на цепи сидел, претерпел от его
рук немало и точно вам скажу, братья кормильцы-поильцы-спать-уложильцы:
второго такого злыдня на свете нет...
Тагет с печки поддержал предыдущего оратора.
- Верные слова, брат Пузан. От него одни только пакости и
неприятности. Ясновидение кто замутняет? Отчего, спрашивается, помехи?
Ответ один: Торфинн и только он! Давеча вот поглядел в магический
кристалл, полюбопытствовал, как там в Ахене, а в кристалле, в темных его
глубинах, понимаешь ли, ничего не видать: муть одна.
Фуфлунс сказал злорадно:
- Муть потому, что третьего дня на этот кристалл Сефлунс щи пролил.
Так и без всякого Торфинна помехи начнутся.
Сефлунс, побагровевший от несправедливого поклепа, раскрыл уже было
рот, чтобы разразиться возмущенной тирадой, но тут великан заворочался за
столом, гулко прокашлялся и сказал:
- Дозвольте, еще скажу.
- Говори, - величественно разрешил Тагет. Ларс Разенна покосился в
сторону печки, однако промолчал. Подбодренный таким образом, великан
продолжал:
- Нам Синяка нужен. Он великий. Он могущественный.
- Кто могущественный? Этот хлюпик? - презрительно фыркнул Фуфлунс. -
Как же, помним! Лечили! Убожество приютское! Мы, хвала Вейовису, видели
вблизи, на что он годен. Ни на что он не годен. Верно я говорю, Сефлунс?
Но Сефлунс, еще не простивший собрату-богу заявления насчет пролитых
щей, мрачно отмолчался.
- Синяка погряз в людских делах, - задумчиво сказал Тагет. - Магу и
чародею такого уровня не пристало жить в людях. И уж тем более, незачем их
жалеть. Они еще начнут приставать к нему с просьбами погадать и прочими
глупостями... Людям только дай воли - на голову сядут.
В этот момент за рекой Элизабет, далеко в городе, грохнул взрыв.
Сотрапезники замерли, прислушиваясь.
- Вот, пожалуйста, наглядный пример, - неодобрительно сказал Фуфлунс.
- Все не могут успокоиться.
- Тихо! - рявкнул Ларс.
В тишине стали слышны выстрелы. Магический кристалл, несмотря на
замутненность ясновидения, звуки передавал хорошо. Запертый в сундуке, он
гремел, трещал и подскакивал, как живое существо.
- Это уже серьезно, - заметил Великий Магистр, снимая со стены
бинокль и карабин. - Пока мы тут совещаемся, они там разнесут Ахен к
чертям. Я на скалу.
Он выдернул из-под Тагета теплое одеяло, набросил его себе на плечи,
как плащ, и вышел из избушки под холодный северный ветер.
5
После того, как мятежники взорвали пороховые склады у южных ворот,
прошло уже около двух суток. Косматому Бьярни так и не удалось толком
поспать за все это время, и он валился с ног. Первые сутки за ним по пятам
ходил Тоддин, словно кто-то поручил ему следить за тем, чтобы командир не
совершил какой-нибудь самоубийственной глупости. Потом Бьярни озверел и
велел ему заниматься ранеными.
Весь южный район города был перегорожен баррикадами. Штурмовать их
без пушек Косматый Бьярни не хотел - неизвестно было, сколько человек
примкнуло к мятежникам. Разумнее всего было отправить гонца к Альхорну,
чтобы тот со своими орудиями подошел к Ахену с юга. По расчетам капитана
"Медведя", если гонцу удалось беспрепятственно выбраться из этого
проклятого города, Альхорн должен появиться через два дня. А пока что
нужно было не давать заразе распространяться и удерживать мятежников на
юге.
Бьярни, наконец, уснул возле костра, горевшего на перекрестке. Был
серый предрассветный час, когда человеку лучше не видеть того, что
происходит на земле. И Косматый Бьярни спал, как привык с детства, прямо
на снегу. Внезапно ему показалось, что прямо над ним на колокольне
разрушенного храма Соледад ударил колокол. Тревожная низкая нота прогудела
и стихла. Бьярни вскочил, огляделся по сторонам. Вокруг все спали
вповалку, и капитану вдруг подумалось, что у него осталось очень мало
людей. Ничего, сказал он себе, скоро с юга ударит Альхорн, и с мятежом
будет покончено.
Больше ему не спалось. Кроме него, похоже, никто не слышал колокола,
и вполне могло статься, что этот звон ему просто приснился, но он уже
растревожился. Кутаясь в плащ, капитан пошел проверять посты. Снег хрустел
у него под сапогами.
Возле башни Датского замка Бьярни остановился. Потом пошел быстрее.
Потом побежал по скользкому снегу вверх по улице. Но глаза его не
обманули: на перекрестке, так, чтобы издалека было видно, лежало тело
гонца, которого Бьярни посылал за Темный Лес. Бьярни заскрежетал зубами.
Он понимал, что эти люди хотели его запугать и - что признавать было
совсем уж невыносимо - это им удалось. Слишком уж уверены в себе. Похоже,
они не сомневаются в том, что ни одни человек от гарнизона не доберется до
основных частей.
Бьярни сел на снег рядом с убитым. Это был рулевой "Медведя", носатый
Меллин, старший из восьми братьев. Все они ушли с Бьярни под полосатым
парусом, и Меллин погиб последним. Бьярни смотрел на него, и
полуразрушенный, но все еще гордый Ахен втайне наблюдал за ним и
насмехался.
Сзади заскрипели шаги. Косматый даже не обернулся: знал, что это
Тоддин. Старый друг присел рядом, мельком взглянул на убитого и сказал:
- Я пришлю сюда Хилле.
В обязанности Батюшки-Барина последнее время вошло хоронить убитых.
Капитан покачал головой - он думал совсем о другом. Свалявшиеся
черные волосы разметались по его плечам, горбатый нос уныло уставился в
землю.
- Почему они так уверены в успехе? - спросил он. - Как ты думаешь,
Тоддин, сколько у них людей?
- Меньше, чем тебе кажется, - спокойно отозвался Тоддин.
- Но хватит для того, чтобы перерезать нас всех.
Деревянный Тоддин помолчал немного, а потом сказал:
- Если будем тут сидеть и огрызаться, то да. Они навязали нам правила
игры, и мы их сдуру приняли.
Бьярни встал.
- Я буду посылать людей к Альхорну одного за другим каждый день.
Кто-нибудь дойдет. И даже если мы все тут погибнем, не дождавшись помощи,
Ахен все равно будет нашим.
Тоддин тоже поднялся.
- На том и порешим, - сказал он и еще раз посмотрел на убитого
Меллина. - Только посылай гонца скорее. У нас скоро не останется хлеба.
- Меллин убит? - Норг подскочил, будто его ударили.
Хильзен неторопливо кивнул.
- Ты уверен?
- Да. Прибегал Косматый, бледно-зеленый от злости, заявил, что
подмога близка, а потом отправил за Темный Лес Иннета. Тот чуть не помер
со страху.
- Бьярни молодец, - сказал Колдитц, светловолосый верзила, который
тоже пришел на "Медведе", - своего не послал. Если Иннета зарежут, как
Меллина, будет на так жалко.
- Интересно только, что запоет Бракель Волк? - возразил Хильзен.
- Бракель уже ничего не запоет. Вчера его принесли от баррикады на
Караванной улице, истекающего кровью, и я не думаю, что после этого он
проживет очень долго.
Норга эти подробности, похоже, не интересовали. Он сидел, глядя в
одну точку, и беззвучно шевелил губами, пока Хильзен не ткнул его в бок.
- Что с тобой?
- Если они перехватили Меллина, значит, они контролируют берег
залива.
- Ну и что? - мгновенно сказал Хильзен. - Даже если это и так, они
все равно не станут нападать на нас открыто. Будут сидеть за баррикадами и
отбрехиваться. Они чего-то ждут, Норг, поверь мне.
- Чего они могут ждать? - вмешался Колдитц.
- Не могу знать, - ответил Хильзен, пожимая плечами. - Здесь,
говорят, в лесах шляются бандиты по прозванию Веселые Лесорубы. А может
быть, ахенская армия передумала и решила с нами пообщаться.
- Это вряд ли, - пробормотал Норг.
- Так что же тебя беспокоит?
- Понимаешь ли, если они контролируют побережье, значит, могут
предпринять налет на район Морских улиц. Хлеба-то у них тоже нет...
Норг замолчал с несчастным видом. Колдитц вопросительно посмотрел на
Хильзена, и тот пояснил:
- У Норга на Морской улице жена.
- Тоже мне, сложности, - фыркнул Колдитц. - Пусть заберет ее оттуда и
отправит в башню к Тоддину. Деревянный разрывается, не успевает
перевязывать раненых. Все женщины умеют делать это. Все польза.
Слушая этот диалог, Норг слегка покраснел. Он никогда еще не позволял
себе называть Даллу своей женой. Однажды в хорошую минуту она показала ему
портрет своего погибшего мужа: рыжего парня с веселым ртом и глазами как у
Унн. Норг взял портрет в руки и вгляделся пристальнее. Далла говорила, что
он был среди защитников форта, когда последний оплот Ахена разнесли в
клочья пушки с "Медведя" и "Черного Волка".
Норг вернул ей портрет и крепко обнял женщину. Он подумал еще о том,
что любой нормальный Завоеватель счел бы в порядке вещей убить своего
врага и завладеть его женщиной. Рыжего парня застрелил Бьярни, когда они
вошли в разгромленный форт и осматривались среди развалин. Он хотел
сдаться в плен, хотя должен был знать, что Завоеватели пленных не берут.
И Далла не была Норгу женой. Она была его военной добычей. И даже та
минутная откровенность была вызвана тем, что он принес в ее дом большой
кусок солонины и краюху хлеба.
В районе форта было тихо. Снег хрустел под сапогами Норга, когда он
стремительно шел по улице, круто спускающейся к заливу. Солнце пробивалось
сквозь золотисто-розовый туман. Одежда Норга была запачкана кровью, лицо
почернело, глаза горели зеленым огнем. Он перепрыгнул через деревянные
ступеньки, заметенные густым снегом, и почти бегом помчался к дому с
зелеными ставнями.
Дверь, как всегда, не была заперта. Он вошел и остановился на пороге,
слишком грязный и страшный для этого острова тишины. В комнате, казавшейся
очень светлой из-за чистой беленой печки, тихо звенела мелодия менуэта из
музыкальной шкатулки. Унн и Далла медленно кружились, взявшись за руки.
Услышав шаги, Далла остановилась, и ее золотисто-карие глаза, все еще
сияющие нежностью, обратились в сторону Норга. Эта нежность, которая
предназначалась дочери, погасла не сразу, но несколько мгновений спустя ее
ласковый взгляд стал тусклым и испуганным, как обычно.
Зато Унн с визгом повисла у Норга на шее. Он схватил девчушку и
забросил ее на печку, откуда тут же свесилась довольная рожица. Далла
стояла перед ним, опустив руки. Менуэт, уже ненужный и бессмысленный,
звучал все медленнее, и когда он стих, оборвавшись на середине мелодии,
Норг решительно подошел к женщине и взял ее за подбородок. Ее губы
задрожали. Норг увидел, как в карих глазах тихо зажигается золотистый
свет. Далла слабо улыбнулась.
Норг осторожно привлек ее к себе. От его волос пахло порохом.
Вдалеке опять что-то взорвалось, и стаканы в буфетике Даллы тоненько
задребезжали. Норг отстранился от нее и вынул нож. Женщина доверчиво
смотрела на его руки. Она не боялась, и он поймал себя на том, что
благодарен ей за это.
Он сорвал с постели простыни и распорол их на полосы для перевязок.
Та же участь постигла чистые скатерти Даллы. Присев на край постели, Далла
принялась быстро сматывать куски полотна.
Оглядев комнату, Норг взял с полки салфетку, вынул из-за пазухи
краюху хлеба и мешочек с сахаром, завязал все это в узелок и сунул в руки
Далле. Потом снял с печки Унн и завернул ее в старый плед. Девочка с
готовностью пристроила голову у него на плече.
Далла накинула серый платок, взяла полотно, нарезанное на полосы, и
узелок с хлебом. Норг с ребенком на руках вышел из дома; женщина пошла за
ним. Они поднялись по Первой Морской улице к башне. Норг спешил. Далла
следовала за ним, как привязанная, шаг в шаг.
На втором этаже башни, где размещались раненые, Хилле таскался с
кадушкой, в которой плескалась горячая вода.
Норг усадил девочку на сундук возле печки. Далла осталась стоять
посреди комнаты. Серый платок упал ей на плечи.
Коренастый Тоддин уставился на нее со спокойным любопытством. Краем
уха он, конечно, слышал, что Норг загулял с какой-то местной женщиной, но
он никак не предполагал, что она окажется суровой золотоволосой
красавицей, да еще с ребенком. Тоддин почему-то считал, что подругой Норга
непременно должна была стать какая-нибудь пышная пятнадцатилетняя девица,
смешливая и безмозглая до святости.
Далла строго посмотрела на Хилле, который, в свою очередь, вытаращил
на нее свои оленьи глаза и прижал к груди кадушку, как родную. Он
пробормотал несколько бессвязных слов, таких же грязных и невинных, как он
сам, а потом заметил Унн, поставил кадушку и небрежной походкой двинулся к
сундуку - знакомиться.
Норг сказал Тоддину:
- Если меня убьют, женись на ней, Деревяха.
Тоддин еще раз посмотрел на женщину и завистливо сказал:
- Вот бы тебя убили.
Но Норг не поддержал шутки.
- Я не хочу, чтобы она пошла по рукам.
Тоддин с сомнением покосился на серьезное лицо Даллы.
- Как ее хоть зовут? - спросил он.
- Далла.
Услышав свое имя, женщина обернулась. Норг улыбнулся ей и снова
заговорил с Тоддином.
- Она поможет тебе с ранеными.
- Весьма кстати, - буркнул Тоддин.
- Пока, Деревяха, - сказал Норг. - Я пошел.
Он двинулся к выходу. Далла даже не посмотрела в его сторону. Но как
только Норг громко хлопнул тяжелой дверью, женщина подошла к окну и долго
стояла, не шевелясь, хотя Норг давно уже скрылся за баррикадой, которой
наспех перегородили улицу Свежего Хлеба.
Восемь дней город содрогался от выстрелов и взрывов. Вся его южная
часть была перегорожена баррикадами, выросшими за одну ночь, как по
волшебству. Сидя у костра на перекрестке улиц Зеленого Листа и Малой
Караванной, Синяка смотрел на вооруженных мятежников и понимал, что Ахен
еще раз обманул его. Если раньше казалось, будто в городе остались только
суровые в своей нищете женщины, то теперь вдруг выяснилось, что здесь
очень много оружия и очень много мужчин.
Ингольв дал Синяке длинноствольное ружье того Завоевателя, которого
убил - вечность назад - Ларс Разенна.
Капитан Вальхейм тоже был здесь - пришел от перекрестка Большой
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг