Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
некоего  незримого  уровня,  диктуемого  этими  злосчастными  полями.  В.,
который сперва, естественно, очень страдал и  отчаивался,  теперь,  спустя
два года, немного пообвык и даже нашел в своем состоянии известные плюсы.
     В. живет в крохотной квартире на  первом  этаже,  где  его  трижды  в
неделю  навещает  престарелая  тетка,  снабжающая  его  всем  необходимым.
Больной  вынужден  был  отказаться  от  пешего  передвижения,  потому  что
нормальная ходьба связана с  малозаметными  приседаниями  на  каждом  шаге
(понаблюдайте со стороны), а это  вызывало  у  В.  нестерпимые  боли.  Для
перемещений по комнате и прогулок в окрестностях дома В.  приобрел  кресло
на колесах; снабженное нехитрой  автоматикой  -  поддержание  определенной
высоты сиденья и сигнализация на случай внезапного обморока -  кресло  это
почти освободило В. от обычной неволи инвалида.
     Но вот случилось так, что миниатюрный моторчик, приводивший кресло  в
движение, вышел из строя; какой-то приятель В., принимавший в нем  большое
участие, взялся его починить, да так  и  сгинул  вместе  с  моторчиком,  а
больному пришлось обратиться  к  наемной  сиделке.  В.  рассказывает:  это
наглая, крикливая особа, привыкшая безжалостно третировать умирающих,  она
тут же уяснила своеобразие болезни В., и, прогуливая его в кресле  обычным
вечерним маршрутом, нисколько не считается  с  ограниченным  полем  зрения
больного, которое не поднимается выше  подвальных  окон  и  мусорных  урн.
Обычно именно это сиделка и демонстрирует несчастному В., быстро минуя его
любимый газон с  розовым  кустом;  если  же  В.  пытается  возражать,  она
становится перед ним и костит его на всю улицу, даром, что больному  видны
лишь ее стройные голени да ступни в босоножках,  гневно  притопывающих  по
ходу перебранки. Интересно, что В. еще  ни  разу  не  видел  свою  сиделку
целиком, так сказать, во весь рост, по правде говоря он  даже  никогда  не
лицезрел ее, и может лишь представить облик девушки, успешно ли,  нет  ли,
отождествляя его с голосом, - но это занятие для утонченных натур.
     Казалось бы, чего проще - отказаться от нахальной девицы, но в том-то
и сложность положения В. - он чувствует себя совершенно от нее зависимым и
не представляет иной своей жизни теперь. Все его  дни  отныне  проходят  в
переживании прошлых стычек с сиделкой  и  предвкушении  новых.  В.  мнится
иногда, что его логика берет верх над вульгарным хамством красавицы (а  В.
уверен, что сиделка очень красива), и ему каждый раз  представляется,  что
он может переубедить, преуспеть в единоборстве. Он даже ведет что-то вроде
дневника конфликтов. Единственное, что подтачивает радость В.  от  полноты
этих  дней,  это  неясные  слухи  о  том,  что  движок  кресла  потихоньку
ремонтируется, и скоро больной совершенно избавится от  своего  временного
ига.
     В глубине души В. считает свой недуг лишь  свидетельством  того,  что
мощные космические силы избрали его как бы передатчиком, контактором,  что
ли,  с  какими-то  им  лишь  ведомыми   намерениями,   и,   когда   б   не
противодействие сиделки, все бы уже давно прояснилось. Но вот поди ж ты  -
прогнать сиделку В. теперь уже никак не в состоянии.



                                 МИГРАНТЫ

     Ева Чижик, моя давняя симпатия, всем сезонам  предпочитает  осень,  и
даже не просто осень, а самую  позднюю,  совершенно  ностальгическую  пору
обнажения и смерти. Я не  могу  представить  ее  иначе,  как  в  окружении
ледяных  ноябрьских  туманов  и  свирепых  предзимних  заморозков,   когда
невинный парковый газон становится жухлым и жестким, как щетина покойника.
Ева Чижик, на мой взгляд, даже не прочь померзнуть до  известной  степени,
во всяком случае в дощатой мансарде, где мы иногда  снимаем  комнатку  для
встреч, она частенько выскакивает из-под одеяла - как я ее ни удерживаю  -
и стоит у окна на фоне угрюмой сизой облачности, пока у нее от  холода  не
окаменеют пунцовые соски.
     Ева любит осенний стиль. Ей к лицу все эти балахоны, плащи, капюшоны,
зонты, сапоги-мокроступы, непромокаемые пуховые куртки, стеганые  шапки  с
козырьком. Обычно она поджидает меня,  укрывшись  за  решетчатым  витражом
вокзала от резкой ледяной сечки, полосующей  лужи.  Ей  идут  холода,  она
по-особому свежа и упруга, словно - не подберу другого сравнения  -  банан
из холодильника. Надо сказать, она никогда особенно  и  не  разогревается,
даже после самых жарких ласк Ева на ощупь прохладна, словно наяда.
     Как всякая подлинная женщина, Ева хочет, чтобы однажды  понравившееся
оставалось с нею всегда. Поэтому вся жизнь Евы  проходит  в  скитаньях,  в
миграциях за зоной осени, смещающейся от севера к югу и наоборот. Иной раз
мне думается, что Ева Чижик избрала такую вот кочевую жизнь  лишь  потому,
что по великой случайности ей как-то выпало одеться впору именно для осени
- бывают иногда такие удачные заходы в универмаг, - а  дальше  она  решила
просто поддерживать этот стиль, не рискуя обновлять гардероб полностью для
лета, или же для зимы, попросту дрейфуя вместе с сезоном  по  пространству
нашего края. Ева - кочевник, постоянный обитатель аэропортов  и  гостиниц,
где из-за туманов и нелетной погоды она проводит почти  все  время.  Сумка
через плечо, маленький замшевый ридикюль, чемоданчик на  роликах,  зонт  в
футляре  -  и  в  порывистых  объятьях   ощущение   девичьего   тела   под
напластованиями синтетических одежек.
     Жаль, что мы встречаемся так редко, лишь однажды в  год,  но  у  меня
свои привязанности. Каждый год с наступлением зимы я перемещаюсь в  летний
пояс, где с компанией себе подобных коротаю время до разгула летних дней в
наших широтах.



                               ДОМ СВИДАНИЙ

     Еще о любви, или о том, какой вид принимает  порой  это  неистребимое
чувство. Фаина, любовь Смирина - ладная шатенка с  очаровательным  бледным
личиком. Сначала он даже не верил, что такая  женщина  может  обратить  на
него, во всех отношениях заурядного мужика, какое-то  внимание,  и  первые
дни их связи были омрачены именно этим его скепсисом, подозрительностью  и
высматриванием скрытых целей. В дальнейшем  все  растворилось  в  чувстве.
Фаина звонит Смирину:
     - Привет. Ты сегодня как обычно?
     - Да, белка.
     - Тогда я тебя жду. Записалась заранее - восемнадцатая.
     - Ого! Умница, как тебе удалось? Ведь открывают в десять.
     - Была рядом, вот и заглянула по пути... Так придешь?
     - Считай, что я уже там.
     - Ну, пока. Целую.
     Остаток дня у Смирина как в тумане - Фаина застит ему взор, он  видит
ее короткую прическу, ее брови, ее рот - крупноватый, пожалуй, но чудесной
формы, - вырез блузки, мочку уха с  сережкой,  словом,  все,  что  удается
увидеть сквозь захватанное пальцами, толстенное стекло в комнате свиданий.
Может показаться, что основное неудобство Дома свиданий - это  присутствие
множества других пар по обеим сторонам перегородки, но влюбленных  тяготит
другое - микрофонная связь, она  сделана  уж  очень  по-дурацки.  То,  что
предназначается  собеседнику,  воспроизводится  громкоговорителем  по  эту
сторону, причем, чем тише сказанное,  тем  громче  звук,  и  самые  нежные
перешептывания огромные динамики превращают в грохот обвала. Напротив, то,
что говорит Фаина,  еле  доносится  сюда,  и  Смирин,  словно  глухонемой,
пытается разобрать слова по движениям губ.
     - Соскучилась, - говорит Фаина.
     - Что? - переспрашивает он (Что? Что? Что? - вопят динамики,  и  люди
поглядывают недовольно в их сторону).
     - Соскучилась по тебе! Я не могу без тебя больше, - кричит Фаина.
     - Прелесть моя! Я тебя  обожаю!  -  надсаживается  Смирин,  но  из-за
гнусной этой акустики, слова его не доходят до любимой.
     - Что ты говоришь? - переспрашивает она в свою очередь.
     Стоит гвалт. Вдоль строя влюбленных похаживает служащая в форме,  она
засекает время и урезонивает чересчур раскричавшихся - сейчас она  вежливо
теснит к выходу заплаканную девушку. Проходя мимо Смирина, басит:
     - Закругляйтесь, мужчина.
     - Ну, мне пора,  любимая  -  (Любимая!!  ...бимая!  ...бимая!)  -  До
завтра!  -  орет  Смирин  на  прощанье.  Фаина  молча  машет  рукой,   они
оглядываются, идя к выходу, каждый на своей стороне.
     Едучи к себе, Смирин в который уже раз отмечает эту невероятную удачу
- ведь Дом свиданий расположен как раз на полпути по дороге домой, в точке
пересечения их ежедневных маршрутов, и, значит, эти свидания,  эта  любовь
могут продлиться вечно. Вечно, - шепчет Смирин, глядя  в  запыленное  окно
рейсового автобуса.



                                  ШОССЕ

     Неподалеку от моего жилья  проложили  дорогу,  шоссе  -  удивительную
дорогу. Она настолько широка, что никому и в голову  не  придет  двигаться
вдоль по ней, разве что перейти ее поперек, но это практически невозможно:
во всю ширину трассы движется транспорт, и оттуда холодно  поглядывают  на
нас - столпившихся у перехода - обитатели машин. Конечно  же,  здесь  есть
светофор с кнопкой, как и во всех подобных местах, однако он не  действует
- то ли неисправен, то ли никто  не  догадывается  включить  -  и  вот  мы
простаиваем здесь часами, да и на противоположной  стороне,  отсюда  видно
сквозь дымку выхлопных газов, тоже собралась толпа. Я уже  давно  приметил
там молоденькую блондинку в темных очках и несколько раз делал  ей  знаки;
она, вроде, мне тоже симпатизирует, но плохо то, что начинает  смеркаться,
а в темноте вряд ли кто рискнет форсировать этот ад. Другой бы  уже  давно
плюнул и вернулся домой, но - странное дело - то ли блондинка, то ли азарт
удерживают меня у бровки ревущей трассы - а вдруг перейду?
     И так, наверное, думает каждый, пока  мы  стоим  здесь,  у  мчащегося
шоссе,  в  густеющих  сумерках,  под   черной   покосившейся   крестовиной
неисправного светофора...



                             КОРНЕТ ТРОЕКУРОВ

     Как там у вашего крестьянского гения:
     Друзья, друзья! Какой раскол в стране!
     Какая грусть в кипении веселом!!
     Да, именно так, разве что кипение не веселое,  а,  скорее,  неизбывно
мрачное,  безысходное  клокотание  черной  вселенской  хляби...  А  потому
перевернем страницу, сменим тембр. Побудем в ином  звуковом  ряду,  нынче,
пожалуй, нам уже недоступном. У другого светоча:
     "В 179* году возвращался я в Лифляндию с веселою  мыслию  обнять  мою
старушку-мать после четырехлетней разлуки. Чем более приближался я к нашей
мызе,  тем  сильнее  волновало  меня  нетерпение.   Я   погонял   почтаря,
хладнокровного моего единоземца, и душевно жалел о русских  ямщиках  и  об
удалой русской езде. К умножению досады, бричка моя сломалась. Я принужден
был остановиться".
     И тут  же  -  наждачная  шершавость,  обкатанная  в  валуны  недавняя
словесность наших свежезамороженных лидеров:
     "Чего хотят здоровые  силы  Маврикия,  так  это  насущных,  глубинных
перемен во всем полуколониальном  укладе  страны,  над  которой  опять,  в
который уже раз, повисла когтистая лапа транснациональных  корпораций.  Но
стяг Фронта освобождения, уверенно развевающийся..." И т.д.
     По контрасту - арабские  сладкоречивые  нашептывания-сказки,  где  на
каждом шагу из-за тугого стана одалиски, подобный змеиному  язычку,  может
вымелькнуть  кинжал!   Эти   плаксиво-страстные   стоны,   замешанные   на
вожделении, вероломстве и гашише: "Клянусь Аллахом,  госпожа  моя  Мириам,
записал Калам то, что судил Аллах, и люди сделали со мной хитрость,  чтобы
я тебя продал, и хитрость вошла ко мне, и я продал тебя".
     Еще, как бы искаженная расстоянием в тысячелетие, родная речь:
     "В лето 6454. Ольга с сыномъ Святославом събра вои многы и храбры,  и
иде на Деревьскую землю. И изыдоша Древляне противу; и  снемъшемася  обьма
полкома на купь, суну  копьемъ  Святославъ  на  Деревляны,  и  копье  летъ
въсквози уши коневи и удари в ногы коневи: бъ бо  въльми  дътеск.  И  рече
Свенгельдьи Асмудъ: "князь уже почалъ; потягнемъ,  дружино  по  князи".  И
победиша Деревляны". Малолетний Святослав не смог толком бросить копье, но
победил. Это как-то ободряет даже теперь. А может, именно теперь.
     И вот так, по методу контрастной бани,  окунаясь  то  в  один,  то  в
другой речевой поток, возможно, мы и сами не заметим, как  окажемся  вовсе
не там, где есть, вовсе не с теми, кто рядом, а может и  вовсе  не  в  тех
местах, где б нам хотелось быть. Ибо, ведь теперь-то, надеюсь, ясно стало,
что речь, рассказ, повествование - это неуправляемая стихия, и куда стихия
выносит - заранее неизвестно...



                             ПРОГНОЗ ПО КИЕВУ

     Запад фонит 0,03-0,04, пик на вечерние  часы.  Видимость  в  тоннелях
метро нулевая. Тем, кому необходимо выйти  на  улицу,  советуем  держаться
теневой стороны.
     Возможны налеты татаро-монголов из Керчи, которой возвращено  древнее
название  Тмутарахань.  Горение  поверхностных   вод   Днепра,   благодаря
северо-западному  ветру,  перекинулось  на  левобережные  районы,  где,  к
счастью, почти не осталось жителей.
     Назначенный на четверг традиционный ход мучеников  по  Крещатику  под
сомнением в связи с приближающейся пыльной бурей.



                               РЕМИНИСЦЕНЦИЯ

     Любой мало-мальски наделенный воображением человек,  полагаю,  в  тот
или другой момент  жизни  своей  мог  представить  себя  этаким  губителем
Вселенной, на худой конец пилотом, что ли, "Энолы Гей", взявшимся за рычаг
бомбосброса  и  глядящим  с  непостижимым  чувством  на  четкие   кварталы
приморского города сквозь легкую августовскую дымку. Тут  закрутка  такая,
что самому Достоевскому не снилась: нормальному человеку,  не  фанату,  не
истерику, потенциально образцовому семьянину и  честному  работнику  вдруг
дано право и подтверждено всячески разными уставами  и  представлениями  -
убить одним махом, за секундную вспышку сотни  тысяч  таких  же,  как  он!
Ведь, небось, в машине  едучи,  пилот  этот  затормозит,  юзом  пойдет  по
дороге, спасая кошку на шоссе, ведь племянницу свою трехлетнюю с нежностью
тетешкает у себя на коленях (а внизу таких  племянниц  -  тысячи),  и  все
же... И все же дергает рычаг!
     А может, как раз загвоздка  в  том,  что  у  него  воображения  этого
самого, фантазии нет ни грамма, и лишь потом, из газет узнавши  и  снимков
насмотревшись, он хлопает себя по лбу: да что ж это я? Да  как  же  вышло,
что именно я?!
     В микроскопической степени что-то подобное я ощутил раз летом,  когда
по  ходу  жизни  возникло  у  нас  на  чердаке  и  вскоре  разрослось   до
фантастических  размеров  осиное  гнездо.  Обычно  осиное  гнездо  -   это
окружностью  с  железный  рубль  невесомое  такое  упругое  образование  с
десятком, не более, сотовых ячеек. А тут выросло разлапое, ни  на  что  не
похожее  страшилище,  овеваемое  ежесекундно  тучами  ос  и  гудящее,  как
трансформатор. Женщинам стало страшно забираться на чердак,  и  обратились
ко мне.
     О насекомых хоть и знаем достаточно, но  мир  этот  для  нас  изнутри
абсолютно закрыт. С собакой,  иной  раз,  контакт  больше,  чем  с  другим
человеком, да что там - с курицей, с мышью ручной - но вот с  элементарным
сверчком запечным? С пчелой, наконец, хотя известно, что пчеловода она  не
жалит  и  вроде  признает,  но  признание  это   какое-то   спиритическое,
потустороннее, как к мертвому непостижимому объекту.  Словом,  нет  у  нас
чувства биологического родства даже к самым симпатичным насекомым. А тут -
осы.
     И вот, закрыв лицо марлей, с баллончиком  "Примы"  в  руке,  подобный
бомбардировщику "Энола Гей", я приближался к гнезду.  А  оно  все  так  же
ровно гудело, влетали и вылетали сотни ос, и, судя по всему, могучий  этот
доминион осиного мира был в самом расцвете. У нас (людей)  представляется,
что такие вот насекомые коллективы, вроде муравейников, роев,  как  бы  не

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг