Эндрюса, и, круто развернувшись, шагнул в полутемный коридор, ведущий к
директорскому кабинету. Однако уже на втором шаге он, как в стену,
врезался в чью-то широкоплечую фигуру.
- Идешь к директору? - пророкотал знакомый голос, который, однако,
Клеменс не смог распознать в первую секунду.
Над воротом зеленоватой тюремной робы, казалось, отсутствовало лицо:
черная кожа была неразличима в полутьме. Только поблескивала оправа очков.
- Да, я иду к директору, но сначала я иду к тебе, Дилон. Нам нужно
поговорить.
- Слушаю тебя, - ответил Дилон. Похоже, он ждал, что будет сказана
именно эта фраза.
16
Эрзац-кофе был налит в два стакана. Один из них стоял рядом с
директором, а другой, по логике вещей, должен был предназначаться врачу.
Не Смиту же! Смит высился тут же, за спиной директора, широко разведя ноги
и расправив плечи; выглядел он очень внушительно, но, конечно,
воспринимался Эндрюсом лишь как предмет обстановки, вроде стенного шкафа.
Однако Эндрюс, похоже, забыл о своих первоначальных планах. Когда он
наклонился вперед, перегибаясь через стол, он буквально кипел от ярости.
- Слушай меня, ты, дерьмо собачье, - начал он без всяких предисловий.
- Если ты мне еще раз такую штуку выкинешь - я тебя пополам разрежу и
скажу, что так и было, понял меня?!
Клеменс не впервые присутствовал при таком приступе бешенства,
поэтому он и не подумал оскорбиться. Тут действовал принцип "на больных не
обижаются", причем действовал в самом прямом смысле этого слова: Эндрюс,
конечно, не был вполне вменяем, - во всяком случае, во время подобных
припадков.
- Боюсь, я не совсем понимаю...
- Брось, все ты понимаешь! - Эндрюс сам поддерживал накал собственной
злости, не давая ей остыть.
- И все-таки я ничего не могу понять. Может быть, вы соизволите мне
объяснить, господин директор? - в последнюю фразу Клеменс вложил изрядную
порцию яда. У него был соблазн тоже перейти с директором на "ты" и тем
ввести его в состояние, близкое к инсульту. Однако цель его была не
поддразнивать Эндрюса, а извлечь из него всю возможную информацию. Да и
держать его подольше здесь, в этой комнате, тоже было бы неплохо: кто
знает, нашла ли уже Рипли то, что искала, в грудах выброшенного на свалку
хлама или нет?
- В семь часов утра с нами связались по каналу высшего уровня
коммуникации. Понимаешь, высшего, во всех аспектах: срочности, значения и
секретности! Да мы за все существование колонии не получали такого вызова!
Врач не отвечал. В мозгу его происходила лихорадочная работа: семь
часов утра - это до вскрытия или после? Нет, много раньше: в морге они
были уже около девяти. Вот почему эта парочка прибегала туда уже "на
взводе"...
- Им нужна эта женщина, это стерва! Требуют, чтобы мы присматривали
за ней, нянчились с ней, оберегали от всех возможных опасностей! -
Директор будто выплевывал эти слова - с гневом и отвращением. Он уже было
успокоился, но теперь снова начинал входить в раж.
Клеменс все еще продолжал молчать, обдумывая услышанное.
- Зачем? - спросил он наконец.
- Не знаю, да и плевать мне на это! Это меня не интересует. Меня вот
что интересует: какого черта ты выпустил ее из лазарета?!
Клеменс вздернул брови в несколько показном удивлении:
- Я полагал, что этот вопрос уже выяснен. Хорошо, если вы хотите, я
повторю. В морге она была со мной, а необходимость ее прихода туда
объясняется...
- Ты думаешь, что можешь водить меня за нос? - Эндрюс злобно
ощерился. - Я не про морг тебе говорю, господин доктор! Она минимум еще
дважды выходила! Один раз - в столовую, а второй - уж не знаю, куда, но
было это сразу же после гибели Мэрфи!
Все это директор выпалил без передышки. Сделав новый вдох, он
заговорил уже тоном ниже:
- Только не надо делать мне удивленные невинные глаза. Учти, я знаю
все, что творится в этой тюрьме. Все! А если я и не всегда показываю свое
знание - то это уж другой вопрос... Господи, этот несчастный случай! Наши
идиоты и так заведены, а тут еще эта сука среди них разгуливает... Вот еще
горе на мою голову!
Да, он знает все. Клеменс и раньше понимал, что директор не так-то
прост, что носимая им личина властного и недалекого хама - лишь маска,
соответствующая должности. Хотя надо признать: эта маска пришлась Эндрюсу
настолько к лицу, что едва ли она уж вовсе не совпадает с его подлинной
сущностью.
- Ну что ж, не буду спорить - она выходила. Хотя оба раза это
делалось без моего ведома и даже вопреки моим указаниям. Но не силой ведь
мне ее удерживать! И не запирать же ее на замок, верно? В конце-концов,
это ваша забота. Я не тюремщик, я - врач.
Упираясь костяшками пальцев в стол, директор приподнялся, нависая над
Клеменсом. Теперь они едва не соприкасались лицами.
- Мы оба прекрасно знаем, кто ты такой на самом деле, - проговорил
Эндрюс негромко, но очень выразительно.
Такого оборота врач не ждал. Он отшатнулся, бледнея.
- Я думаю, мне лучше уйти... Мне этот разговор становится неприятен,
и я имею полное право его не поддерживать.
- Ну иди, иди, господин доктор, - насмешливо буркнул директор. - А я
пока расскажу твою подлинную историю твоей новой подружке. Просто так, в
целях ее образования.
Клеменс, так и не встав окончательно с сиденья, замер в полусогнутой
позе.
- Сядь! - приказал Эндрюс.
Врач снова опустился на стул. Эндрюс пододвинул ему стакан с кофейным
напитком. Жест примирения? Или, наоборот, попытка окончательно закрепить
свою власть?
Нет, скорее, это все-таки действительно примирение. Директор и сам
чувствует, что перегнул палку, но открыто признаться в этом - выше его
сил.
Клеменс огляделся вокруг - и будто впервые увидел директорский
кабинет.
"Кабинетом" это помещение можно было назвать лишь с натяжкой: тесная,
полупроходная комната, совмещавшая функции рабочего места и спальни; все
пространство загромождено стеллажами с документацией. Директор Эндрюс был
одет в такую же тюремную робу с меховой оторочкой, что и его заместитель
(да и сам Клеменс), сквозь расстегнутый ворот виднелась застиранная
нательная рубашка. И - тот же эрзац-кофе в стакане мутного стекла.
Да, они все здесь в равной степени заложники обстоятельств. От
директора до последнего из заключенных.
- Итак, - Эндрюс придвинулся к врачу вплотную, и его маленькие
колючие глазки вдруг стали внимательными, - есть ли что-нибудь, что я
должен знать, но не знаю?
17
Свалка была огромна, она потрясала своими размерами даже больше, чем
морг или столовая. Не зал, а целая пещера, вырубленная в скальной породе.
В сущности, даже пятитысячная колония не нуждалась в такой свалке. И
действительно, помещение сперва замышлялось как еще один цех (тогда как
раз подумывали о расширении производства). Но грянуло сокращение тюрьмы, и
новый цех стал не нужен: едва хватало сил справляться с тем, что уже было.
И теперь все это обширное пространство было завалено грудами всякого
хлама; неровные, идущие грядами с одного края свалки на другой, они
напоминали волны. Местами из этих груд, словно купальщики, зашедшие в море
по плечи, высились железные скелеты-остовы станков, которые так и не
собрались демонтировать.
Рипли ожидала чего-то вроде этого, так что она не пала духом.
Конечно, обшарить все эти кучи (иные из них вдвое-втрое превышали
человеческий рост) было невозможно, однако этого и не требовалось.
Разумеется, тот "хлам", о котором говорил Клеменс, должен находиться
где-то совсем рядом со входом, ведь не потащили же его вглубь свалки.
Вдобавок надо искать там, где слежавшаяся, запыленная поверхность "волны"
будет нарушена свежим мусором.
И все же она едва не прошла мимо андроида. Он был засыпан весь,
целиком. Только рука, оцепеневшая в последнем движении, торчала вверх
сквозь мусор.
Рипли пришлось приложить некоторое усилие, чтобы заставить себя
взяться за эту руку. Странно - ей куда проще было коснуться тела погибшей
девочки. Но там, по крайней мере, все было ясно: мертвое есть мертвое. А
здесь... Мертвое, которое еще можно заставить говорить, двигаться, но
живым оно при этом не станет. Впрочем, сейчас не до абстрактных
рассуждений.
Зажмурившись, она крепко сжала запястье Бишопа и рванула изо всех
сил.
Робот смотрел на нее остановившимся левым глазом. Веки правого были
смежены; но слева век вообще не осталось, и фотоэлемент зрачка оранжево
поблескивал.
Без особого труда Рипли взвалила Бишопа себе на плечо. То, что от
него осталось, имело менее половины человеческого веса. Однако уже через
десяток-другой шагов эта ноша согнула спину Рипли ощутимым грузом - не
столько из-за тяжести, как из-за неудобства.
Она упрямо брела, на каждом шагу по колено увязая в мусоре, как в
зыбучем песке. Лежащий на спине андроид придавливал ее к земле. Рипли
могла смотреть только вниз и перед собой - поэтому она не сразу поняла,
когда в поле ее зрения попали чьи-то ноги. Ноги человека, стоящего у нее
на дороге.
Рипли уже было сделала шаг в обход возникшего препятствия, но тут еще
кто-то выдвинулся сбоку, преграждая ее движение. И только тогда она
подняла глаза.
Путь ей заступили четверо. Они стояли цепью поперек коридора, явно не
собираясь уступать дорогу и молча уставившись на Рипли. В слабом свете был
различим лихорадочный блеск в глазах ближайшего из них, пальцы его
судорожно сжимались и разжимались...
Все было совершенно ясно, но Рипли, как сомнамбула, развернулась к
ним спиной и, по-прежнему держа на плече андроида, все тем же неторопливым
шагом направилась к другому выходу, словно будучи уверенной, что никто не
бросится за ней вслед.
Уловка сработала: пораженная ее отступлением, четверка замерла на
месте и потеряла несколько драгоценных секунд. Рипли была уже возле
запасного выхода.
Но тут ей вновь пришлось остановиться. Молодой, холеный красавец,
стоявший в дверном проеме, потянулся было сдвинуть со лба на глаза черные
очки-"консервы", но не стал этого делать, понимая, что уже все равно будет
узнан. Тогда он, слегка усмехнувшись, кошачьим шагом двинулся к Рипли. В
движениях его сквозила упругая, хищная гибкость - мощный, безжалостный
зверь, опытный в деле насилия...
Не шевелясь, даже не положив Бишопа, Рипли следила, как он
приближался. И когда заключенный, уверенный в своей способности одолеть
любую женщину, будь она хоть трижды лейтенант космофлота, не оберегаясь
протянул руки, чтобы схватить ее, - она, всем телом качнувшись к нему,
резко выбросила вперед колено, метя ему в пах.
Удар пришелся чуть выше, чем следовало, однако все же швырнул
нападавшего на пол, в груду мусора. Сбоку метнулись тени (значит, в этом
проходе ее тоже ждали не в одиночку), за спиной раздался многоногий топот
- это бросились те четверо. Но положение все же не было таким безнадежным,
как мгновением раньше.
- Держи, держи суку! Уйдет!
Да, Рипли успела бы уйти, но для этого ей пришлось бы бросить
андроида. Однако, если ей не удастся использовать аудиосистему Бишопа, ее
жизнь вообще потеряет смысл, да и продлится она недолго. Впрочем, как и
жизни подстерегавших ее негодяев. Но они об этом не знали...
В нее вцепились сразу несколько человек - повалили, мешая друг другу,
поволокли на выступающую над уровнем свалки плоскую плиту. Толпясь и
матеря друг друга хрипнущими от похоти голосами, они уже рвали с нее
одежду...
Рипли отбивалась так, что им при всех их усилиях не удавалось стащить
с нее комбинезон. Тогда тот самый красавчик, которого она сбила с ног,
выхватил нож и двумя точными ударами рассек застежки.
Кто-то из напавших включил на полную громкость портативный плейер
(даже об этом подумали!) - и музыка заглушила крики и возню.
- Ну, кто первый? Ты, Грегор?
Грегором, очевидно, звали молодого красавца. Нехорошо усмехнувшись,
он выдвинулся вперед.
- А-а, стерва, ты покусилась на мое главное сокровище! - проговорил
он нараспев. - Ну, так ты об этом пожалеешь. Очень сильно пожалеешь!
И он, как забрало шлема, опустил очки на глаза - чтобы даже его
товарищи не видели, каким безумным блеском полыхают его зрачки.
Рипли рванулась с неведомой для нее самой силой - и почти
освободилась от державших ее рук. Но все-таки - лишь почти.
Она слышала, как красавчик, наваливаясь на нее, загодя издал
пронзительный вопль восторга. Однако этот вопль внезапно оборвался
коротким взвизгом: громадный черный кулак, врезавшись в скулу Грегора,
свалил его, как кеглю.
Над группой борющихся, сцепившихся тел стоял Дилон. Он шагнул вперед
- и еще кто-то опрокинулся от его кулака. Следующего, кто попытался встать
на его пути, Дилон отшвырнул пинком, как собачонку. А потом в его руках
появился обрезок трубы - тут уж врассыпную отскочили все, спасаясь от со
свистом рубящего воздух металла. Булькнув, оборвалась музыка: по плейеру
пришелся случайный удар.
- Ты в порядке? - уголком рта шепнул Дилон Рипли. Она, все еще лежа
на полу, быстро кивнула. - Уходи отсюда, сестра. У нас сейчас будет
воспитательное мероприятие для кое-кого из братьев. Мне придется заново
внушить им некоторые ценности духовного порядка... О добре и зле, о том,
что есть служение Господу - и что есть отказ от него...
В ходе схватки Дилон вскочил на ту самую плиту, куда повалили Рипли,
и теперь возвышался над своей оробевшей паствой как монумент. Глаза его
сверкали, голос гремел, железная дубинка подрагивала в опущенной руке -
сейчас он больше чем когда-либо напоминал проповедника первых веков
христианства.
Придерживая одежду, Рипли поднялась на ноги.
"Черный ящик" и робот валялись рядом - там же, где она вынуждена была
их бросить. Но теперь еще кое-что лежало между ними. Даже не "что", а
"кто" - оно медленно, тупо шевелилось, пытаясь подняться.
Грегор теперь уже не был прежним красавцем: огромный выпуклый синяк
закрывал ему пол-лица. И смотрел он на Рипли не прежним нагло-уверенным
взглядом, а с испугом, как побитая дворняжка.
И Рипли, стиснув зубы, ударила его наотмашь. Ее кулак впечатался в
правую скулу Грегора с такой же хлесткой силой, как минуту назад кулак
Дилона - в левую. И Грегор снова ткнулся лицом в мусор.
18
Нет, то, что устроил Дилон на свалке, конечно, нельзя было назвать
"воспитательным мероприятием". Да, он остался победителем, но трубой и
кулаком он вколотил лишь страх в тела нескольких подонков. А это
ненадежно, да и ненадолго, а до прилета спасателей - еще неделя. И вообще
после того, как Рипли исчезнет из их мира - всем остальным еще жить и жить
на Ярости...
Полагайся Дилон только на силовые методы, ему бы никогда не стать
Пресвитером. Но он стал им, причем стал сам - вопреки планам тюремной
администрации и вопреки желанию воровской "элиты".
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг