10
Одновременно в столовой обедало двенадцать человек - вся смена. Даже
сейчас они не стремились разместиться друг возле друга - каждый сидел за
отдельным столиком. Горстка людей рассредоточилась по обширному помещению,
из-за чего оно казалось еще больше. Столовая, как и морг, сооружалась из
расчета максимальной заполняемости тюрьмы.
За обедом и так почти не разговаривали, а когда на пороге появилась
Рипли, над столиками повисла мертвая тишина.
Рипли обвела столовую взглядом. Потом она направилась к окошку для
выдачи пищи, как бы не обращая внимания на то, что творится вокруг.
Она слышала, как клокочет слюна в глотке ближайшего из заключенных
(уже пожилой костистый мужчина с резко выступающими скулами): он
поперхнулся, но сдерживал кашель, не решаясь нарушить всеобщее молчание.
Его сосед просто замер, согнувшись над столом и пожирая взглядом женскую
фигуру. Третий, самый молодой с виду, вдруг истово перекрестился, но крест
помимо его воли вышел "тюремный": последним движением он далеко не
благочинно провел рукой от плеча к плечу, будто чиркнул себя поперек горла
большим пальцем. Так клянутся уголовники "на зарез".
Рипли подумала, что сейчас в столовой наверняка должны находиться и
те, чьи голоса она слышала сквозь стенку душевой кабины. Кто же из них?
Быть может, именно тот, кто крестится, говорил о ее особом предначертании?
А скуластый выдвигал версию о сосуде греха? Кто знает... Возможно, и
наоборот. Ведь ей неизвестны характеры. Впрочем, по крайней мере об одном
из них она кое-что знает...
И именно к нему Рипли и подсела за столик, взяв свою порцию. К тому,
кого знала.
К Дилону.
Дилон тоже сперва не сумел совладать с собой: при виде женщины он
явственно вздрогнул. Однако почти тут же обуздал свои чувства.
Чтобы облегчить ему возможность контакта, Рипли заговорила с ним
первой:
- Я хотела бы поблагодарить вас за то, что вы сказали на похоронах...
на кремации. - Она немного помедлила. - Мои товарищи оценили бы это, если
бы только могли слышать. Во всяком случае, в последний путь их
сопровождали не сухие казенные фразы.
Дилон поднес к губам стакан, отпил, снова поставил на столик.
Пальцы у него дрожали.
- Не знаю, что тебе обо мне известно, но явно не истина, - сказал он
резко, но спокойно. - Я - убийца. И вдобавок насильник женщин. Как тебе
это понравится?
- Жаль. - Рипли пожала плечами.
- Что?
- Жаль. Потому что из-за этого вы, должно быть, очень неуверенно
чувствуете себя в моем присутствии.
Похоже, она сделала удачный ход. Некоторое время Дилон молчал, но
когда заговорил, голос его был неожиданно мягок.
- Сестра, - сказал он, - у тебя есть Вера?
Рипли внимательно посмотрела на него:
- Наверное, есть немного. - Она все-таки сохраняла осторожность.
- А у нас много Веры. Так много, что и на тебя хватит, если ты
пожелаешь вступить в наш круг.
Дилон снова говорил звучным, хорошо поставленным голосом, и Рипли
поняла, что она вновь слышит проповедь. Интересно, искренен ли он в
стремлении обратить ее, или просто "играет роль" перед своей паствой?
- Правда? А я было подумала, что женщины не могут вступать в ваше
братство.
- Отныне - могут! - Дилон обвел взглядом окружающих, словно ожидая,
что кто-то посмеет возразить. - Просто раньше не было такого прецедента,
но лишь потому, что не было женщин. А сами мы ни для кого не делаем
исключений. Мы ко всем относимся терпимо. Даже к тем, к кому нельзя
терпимо относиться.
- Спасибо! - с неожиданной горечью ответила Рипли.
- Нет, это просто наш принцип, - Дилон поспешил сгладить впечатление
от своей последней фразы. - Это не касается лично тебя... или еще
кого-нибудь. - Он снова обвел взглядом тех, кто прислушивался к их
разговору. - Видишь ли, сестра, с твоим прибытием у нас возникнут
дополнительные проблемы. Но мы уже готовы смириться с ними, не возлагая на
тебя вину. Не так ли, братья?! - вдруг рявкнул он почище Эндрюса.
- Так... так... - ответили ему со всех сторон.
Рипли ничего не могла понять:
- Вину?
- Да, сестра, - продолжал Дилон по-прежнему звучно и одновременно
мягко. - Ты должна понять, что до тебя у нас здесь была хорошая жизнь...
Очень хорошая.
Нет, он явно был искренен, а не играл роль "доброго пастыря". Но
смысл его слов опять ускользал от Рипли.
- Хорошая жизнь... - медленно повторила она.
Дилон улыбнулся.
- Не было искушений, - просто сказал он.
И, опустившись на стул, вновь поднес к губам стакан с эрзац-кофе.
11
Клеменс демонстративно указал на аптечку, но Рипли покачала головой:
- Спасибо, не нужно. Я уже принимала лекарство.
Врач не поверил ей, так как лекарство содержало изрядную дозу
снотворного. Это было сделано по прямому приказу директора: он, конечно,
не надеялся все время до прибытия спасателей продержать свою незваную
гостью в состоянии полудремы, но всерьез рассчитывал таким образом сбавить
ее активность. Клеменсу, естественно, не нравилось это распоряжение,
поэтому он особо и не настаивал.
Рипли опустилась на край койки.
- Вы лучше расскажите мне о Вере, - попросила она.
Врач перевел взгляд на вход в госпитальный отсек. Да, дверь закрыта.
- Дилон и прочие... - он усмехнулся. - Словом, они обратились к
религии. Назревало это давно, но качественный скачок произошел чуть больше
пяти лет назад.
Рипли внимательно наблюдала за Клеменсом.
- И что это за религия?
Клеменс помедлил с ответом.
- Ну... мне трудно сказать, - он снова усмехнулся. - Думаю, это
мудрено определить и самому Дилону, а уж его пастве - и подавно. Пожалуй,
все-таки Вера - это сводный, обобщенный вариант христианства. Во всяком
случае так, как они его здесь представляют. "Не убий ближнего своего, ибо
он, как и ты, уже совершал убийства, что и низвергло его в пучины Ярости"
- что-то в этом роде. - Врач задумался, припоминая. - Так вот, когда
тюрьму было решено ликвидировать, Дилон и все остальные... То есть, говоря
"все", я имею в виду теперешний состав заключенных, а тогда этими идеями
прониклась лишь малая часть тюремной публики... Короче говоря, все
верующие - они называют друг друга "братья" - решили остаться здесь.
Клеменс присел на койку напротив Рипли.
- Но ведь они не могли просто так вот взять и остаться, верно? -
продолжал он. - Им разрешили это сделать, но на определенных условиях. А
именно: с ними здесь остаются директор, его заместитель - один из младших
офицеров - и врач. То есть я. Фактически мы втроем представляем всю
тюремную администрацию. Но таким образом она - то есть администрация -
сохраняет видимость существования.
- И как вам удалось получить такое завидное назначение?
- А как вам нравится ваша новая прическа? - ответил врач вопросом на
вопрос.
Рипли машинально подняла руку, коснувшись бритой головы.
- Нормально, - она нахмурилась, - но при чем здесь...
- Вот именно, что ни при чем, - Клеменс посмотрел на нее с некоторой
иронией. - Просто я хотел показать вам, что не вы одни имеете право,
извините за выражение, пудрить мозги.
Рипли прекрасно поняла его, но молчала в ожидании продолжения.
- Итак, из-за вас я серьезно нарушил свои отношения с Эндрюсом, а
отношения эти были хотя и не сердечными, но достаточно дружескими. Кроме
того, ввел вас в историю нашей планеты, а также прочитал краткий курс
лекций на религиозно-философскую тему.
Клеменс подался вперед, почти соприкоснувшись лицом с Рипли.
- Может быть теперь, хотя бы в виде благодарности за потраченные
труды, вы мне все-таки скажете - что мы там искали? - проговорил он тихо,
но очень раздельно.
Вместо ответа на губах Рипли показалась улыбка.
- Вы мне нравитесь, - просто сказала она.
Врач выпрямился:
- В каком это смысле?
- В том самом...
Клеменс ошарашенно смотрел на нее.
- Вы очень откровенны, - наконец выговорил он.
- Я очень долго была оторвана от людей, доктор... Почти столь же
долго, как и вы.
И когда она потянулась к нему, Клеменс сжал ее в объятиях - и все
странности последнего дня, вся тревога, все проблемы перестали для него
существовать...
12
Раз за разом метла со скрежетом проезжалась по железу, сметая в кучу
пыль и сажу. Время от времени прутья застревали в решетчатом перекрытии, и
тогда Джон Мэрфи наклонялся, чтобы их освободить. Пыль липла к потному
телу, оседала на одежде, но он не жаловался: работа как работа. Он даже
напевал вслух, благо гул огромного вентилятора, нагнетающего воздух в
печь, заглушал его пение. Это было действительно кстати, потому что слова
в песне были весьма скабрезными. Нет, Пресвитер - настоящий лидер, без
него - никуда, да и без Веры здесь не проживешь: только она крепит душу,
не позволяя впасть в скотское состояние. И уж во всяком случае при Дилоне
куда лучше, чем тогда, когда тюремная жизнь Ярости-261 проходила под
властью "паханов". Да, Братство - это не хрен собачий... А кстати, где
собака, где Спайк? Помнится, он скулил где-то в отдалении во время
похорон. А потом, на обеде, Мэрфи краем уха уловил фразу, будто пес
покалечился. Жалко!
Но все же... Все же так хорошо, что можно сейчас спеть такую
разухабистую песню - сейчас, когда слышишь себя только ты сам, когда не
надо беспокоиться, что заденешь соленым словечком чье-то религиозное
чувство...
Метла вновь застряла, и Джон снова нагнулся, чтобы ее освободить. Да
так и замер в согнутом положении.
Прутья наткнулись на... что? Мэрфи не мог этого определить. Все
компоненты здешнего мусора он за много лет знал наизусть. Пыль, будь она
трижды проклята, - да. Копоть, шлак, обломки руды - да! Собачье (а порой и
человеческое) дерьмо - да, да! Но это?..
Перед ним, на полу одного из боковых ответвлений, лежал пласт слизи
площадью в несколько раз больше ладони. Слизь не растекалась, она
сохранила свою форму даже тогда, когда Мэрфи взял ее в руки, чтобы
рассмотреть поближе. Похоже, как если бы отломился кусок какой-то липкой
шкуры.
Внезапно он почувствовал жжение в кончиках пальцев. Ого! Она еще и
едкая в придачу! Вот дрянь!
Он с отвращением отбросил свою находку. Слизистые лохмотья ударились
о решетку пола - и что-то шевельнулось под этой решеткой, едва различимое
в темноте.
Джон присмотрелся повнимательней, но ничего не смог разглядеть. Во
всяком случае, это не человек был там, внизу: нечего делать человеку в
этом чертовом лазе. А раз не человек, значит... Ну да, прочие варианты
попросту отсутствуют.
- Эй, Спайк, Спайк! - Мэрфи встал на колени, сунувшись лицом к
решетчатому перекрытию.
- Спайк! Ты здесь? Что ты здесь делаешь?
Темная масса внизу шевельнулась - и Мэрфи понял, что это не Спайк. Он
успел рассмотреть блестящую от липкой слизи голову, разворачивающуюся к
нему страшную пасть - и это последнее, что ему довелось увидеть. Потому
что тугая струя кислоты, вдруг брызнувшая из пасти, пройдя сквозь решетку,
ударила ему в глаза.
- А-а-а!
Дикий крик не услышал никто - так же, как никто не слышал пения.
Обезумевший от боли Джон Мэрфи, прижав обе руки к остаткам лица, слепо
попятился, сделал назад шаг, другой - и рухнул прямо в главный ствол
вентиляционной шахты.
Бьющий ему навстречу поток разогретого воздуха был столь силен, что
существенно замедлил падение, однако человек, упав с большой высоты, за
десять метров свободного полета набрал такую скорость, что инерция падения
пересилила мощь воздушной струи.
...И гудящая сталь вентилятора приняла его тело.
13
Освещение было приглушено, и в госпитальной палате царил полумрак.
Они лежали, тесно прижавшись друг к другу, на больничной койке, где было
бы тесно и одному. Рипли не хотелось ни говорить, ни шевелиться. Впервые
за очень, очень долгий срок ей было хорошо.
Похоже, аналогичные чувства испытывал и Клеменс. Но все-таки именно
он первым разомкнул губы.
- Спасибо...
Рипли не ответила. Клеменс замялся: несколько секунд он не мог
решить, стоит ли ему говорить то, что он задумал.
- Я очень благодарен тебе, но...
Рипли посмотрела на него, подперев рукой голову:
- Но?
- Но признайся: ты все-таки преследуешь какую-то свою цель?
Клеменс огляделся в поисках одежды. Одежда оказалась разбросанной по
всему полу - и это он-то, с его почти маниакальной тягой к аккуратности!
Да, страсть обрушилась на него, как оголодавший зверь...
- Я хочу сказать вот что. - Одеваясь, он запрыгал на одной ноге. -
При всей моей благодарности я не могу не замечать: ты уклонилась от
ответа, причем уклонилась дважды, не считая нашей первой беседы. Первый
раз - во время вскрытия, когда последовала... ну, скажем так: неловкая
дезинформация. И второй раз - сейчас. Хотя, согласен, сейчас ты сделала
это гораздо более очаровательным способом.
Клеменс через голову накинул форменную робу и теперь возился со
змейкой-молнией. Молнию заело.
- Поэтому меня гложет одна очень неприятная мысль. Скажи, неужели ты
даже в постель со мной легла - чтобы не отвечать на вопрос? И что же это
за тайна такая в этом случае?!
Спохватившись, Клеменс посмотрел на Рипли почти испуганно.
Но ничего страшного не произошло. Женщина улыбнулась ему улыбкой
облегчения:
- Да, было так. Но сейчас - нет. Ты мне по настоящему нравишься.
Правда! А что касается тайны... Ну, давай считать так: в гиберсне я
увидела страшный сон, поэтому мне нужно было точно знать, что убило
девочку. Но я ошиблась. Да, к счастью, я ошиблась...
Врач недоверчиво хмыкнул:
- Сон - в анабиозе... Не знаю. По-видимому, сейчас ты совершаешь еще
одну ошибку, не желая мне открыться.
- Возможно. Но если так, то это - моя третья ошибка, не вторая.
- И что же было второй?
Рипли смотрела на Клеменса уже серьезно, без улыбки.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг