движением поднял руку, показывая, что собирается говорить, и в подсобке
тут же стихли крики, замерло движение.
Негра звали Дилон. Он был признанный вождь, неформальный лидер
заключенных - "пресвитер", как его называли здесь. Даже директор
предпочитал без крайней нужды не вступать с ним в конфликт.
- Наш брат, конечно, сказал глупость. Но все же в его словах есть
зерно истины. Зерно это заключается в том, - голос у него был глубокий,
хорошо поставленный, как у настоящего проповедника пресвитерианской
церкви, - что всем нам решительно не нравится политика администрации,
которая позволяет находиться в нашем спаянном коллективе чужакам,
неверующим. Особенно если это - женщины! Все помнят, с каким трудом нам
удалось достигнуть гармонии. И сейчас наше единство снова под угрозой...
Эндрюс с некоторым облегчением перевел дух: он ожидал худшего.
Пожалуй, Дилон даже тайком решил подыграть ему, - во всяком случае, он
виртуозно перевел вопрос со скользкой почвы межполовых отношений на
гораздо более безопасную тему.
- Да, я вполне согласен с вышеизложенными соображениями. Именно
поэтому я уже связался по официальному каналу со спасателями. Они должны
прибыть примерно через неделю. Доктор, в каком она состоянии?
Врач, несколько удивленный тем, что директор вдруг обратился к нему
без всякого перехода, пожал плечами.
- Это еще неясно. Она пока что без сознания, но, судя по всему,
серьезных повреждений нет.
- Диагноз?
- Диагноз еще не готов.
Эндрюс нахмурился. Он не очень разбирался в медицинских вопросах и,
подобно множеству облеченных властью людей, считал, что современная
техника снимает с врачей вообще все трудности, как в определении характера
болезни, так и в лечении ее. Впрочем, современной техники тут как раз и не
было.
- Но она выживет?
- Скорее да, чем нет.
Опять эта двусмысленность! Нахмурившись еще сильнее, директор твердо
опустил руку на плечо врача.
- Запомни, если она придет в себя и сможет самостоятельно
передвигаться, она никоим образом не должна выходить из лазарета. Во
всяком случае, без сопровождающих - то есть без тебя или моего
заместителя. Вопросы есть? - Врач снова пожал плечами, как бы случайно
сбрасывая при этом руку начальника. - Вот и хорошо. В остальном,
джентльмены, распорядок жизни и работы в колонии не меняется. - (Слово
"джентльмены" Эндрюс произнес с непередаваемой иронией.) Договорились?
- Да, - ответил Дилон за заключенных.
- Да, - ответил врач за всех остальных, то есть, по сути, за самого
себя, так как лейтенант Элен Рипли лежала в глубоком обмороке и
договариваться с ней пока не представлялось возможным, а Аарону Смиту не
полагалось иметь собственного мнения. Да он не очень-то и представлял
себе, что это такое - собственное мнение.
4
Наполняя шприц, врач уронил одну из ампул. Она разбилась с тонким
звоном, по госпитальной палате поплыл запах лекарства - острый и какой-то
пряный. Врач покосился на свою пациентку: не очнулась ли? Нет, лежит
неподвижно, до горла закрытая простыней. Веки смежены, черты лица
заострились, но дыхание ровное.
Строго говоря, диагноз не представлял никакого секрета: резкий,
травматический выход из гиберсна всегда сопровождается временным впадением
в кому. Вопрос состоял как раз в том, насколько "временной" эта кома
окажется. Она может продлиться часы, может - дни, а может - десятки лет.
Но предсказать это заранее невозможно.
Врач протер спиртом внутреннюю сторону предплечья лейтенанта (трудно
представить: женщина - лейтенант! Впрочем, это ему трудно представить
такое - после многолетнего затворничества в мужской компании). Но он не
успел приблизить иглу к обозначившейся вене - рука, только что
расслабленно лежащая вдоль тела, вдруг взметнулась и остановила его
движение хваткой за запястье. В хватке этой чувствовалась неженская сила.
Лейтенант Элен Рипли смотрела на него в упор. Обычно у только что
вышедших из комы взгляд бывает бессмысленным, но сейчас... Или она давно
уже пришла в себя? Притворялась? Зачем?
- Что это? - Врач впервые услышал ее голос.
- Это - специальный коктейль моего собственного изобретения.
- Зачем? - Рипли все еще продолжала удерживать его запястье.
- Ну разумеется, чтобы отравить вас. Или лишить вас собственной воли,
превратив в зомби. Или ввести вам в кровь набор инопланетных паразитов.
(При этих словах женщина вздрогнула, что не укрылось от внимания врача.) А
если серьезно, то это - транквилизатор, восстанавливающий силы. Вам нечего
бояться: если бы у меня и возникло желание причинить вам вред, я бы сделал
это уже давно.
- Вы врач?
Этот вопрос был понятен. Рипли видела перед собой человека с тюремной
стрижкой "под ноль" и в робе, отличающейся от тюремной одежды только
меховой оторочкой (осознав это, она поежилась - в помещении было
прохладно). Помещение тоже весьма отдаленно напоминало госпиталь, - по
крайней мере, с точки зрения лейтенанта космофлота. Хаотическая
планировка, койки застланы покрывалами достаточно серыми, чтобы не быть
белыми, почти никаких признаков медицинского оборудования...
- Моя фамилия Клеменс. Я здесь главный врач, а также санитар,
медсестра и паталогоанатом, если до этого дойдет. Все в едином лице.
- Здесь - это где? - в голосе Рипли еще сохранялась настороженность.
- "Здесь" - это Ярость-261. Планета-тюрьма, причем из самых строгих.
Ну, теперь, когда ваше любопытство удовлетворено, быть может, вы позволите
мне сделать то, что я собирался?
Пальцы, сдерживающие руку Клеменса, обмякли. Игла легко пронзила
гладкую кожу, сразу же найдя вену.
- Не волнуйтесь, это просто приведет вас в чувство, - Клеменс следил,
как поршень, миллиметр за миллиметром, уходит в шприц, медленно обогащая
кровь целебной смесью. Потом он с каким-то исследовательским интересом
прикоснулся к прическе женщины. - У вас великолепные волосы. К сожалению,
вам придется их лишиться, - сказал он безжалостно. - У нас здесь проблемы
с... паразитами. - И снова женщина вздрогнула, и снова это не укрылось от
внимания врача. - Нет, нет, ничего экзотического: Ярость лишена жизни.
Вши. Обыкновенные земные вши, бич нашей тюремной системы. Никак их не
выведем.
Уголком глаза Клеменс следил за своей пациенткой, которая снова
лежала неподвижно, прислушиваясь к своим ощущениям. Сейчас она, конечно,
захочет узнать, каким образом ее занесло в тюрьму. Ну, так и есть:
- Как я попала сюда?
- На спасательной шлюпке. Судьба корабля неизвестна, но о ней
нетрудно догадаться: от хорошей жизни на шлюпках в открытый космос не
выходят. Если не секрет, что это был за корабль? И откуда вы летели?
И тут возникла заминка. Маленькая такая заминка, неуловимая, но
несомненная для цепкого восприятия медика.
- Не знаю. Я последние две недели болела - не помню ничего...
Она уклонилась. Уклонилась от самого безобидного вопроса, за которым
вовсе не было какой-то задней мысли.
- Однако то, что вы болели именно две недели, вы помните... Впрочем,
хотя вы и в тюрьме, - но отнюдь не в качестве осужденной. И уж во всяком
случае я - не следователь. Так что воля ваша.
Некоторое время они молчали. Клеменс, отвернувшись, перебирал на
столике инструменты.
- А где остальные? Те, что были со мной в шлюпке? - спросила Рипли.
Врач наконец вложил шприц в гнездо, тщательно упаковал аптечку. И
только после этого оглянулся через плечо.
- Им не повезло, - просто сказал он.
Оба они знали, что это означает. Однако спустя некоторое время
женщина все же решилась уточнить:
- Они...
- Да. Погибли.
Они снова помолчали. Потом врач, все еще стоявший спиной к Рипли,
уловил за собой какое-то движение.
- Мне надо идти... Идти к шлюпке.
- Послушайте, транквилизатор, конечно, творит чудеса, но ходить вам я
все же пока не...
Шорох отодвигаемой ткани, скрип койки за его спиной... Врач
обернулся.
Рипли стояла перед ним, выпрямившись во весь рост. И ничего теперь не
прикрывало ее тело, даже простыня.
У Клеменса перехватило дыхание.
Нет, конечно, он уже видел ее наготу - в те первые минуты, когда,
спешно вскрывая саркофаг, определял, кто живой, кто мертвый, и какая
помощь потребуется живым, если они есть. Но на тот момент никаких иных
мыслей, кроме связанных с медициной, не возникало: пациент есть пациент.
Однако сейчас...
Без тени испуга или смущения она выдержала его взгляд.
- Вы дадите мне одежду? Или мне идти так?
Нет, не бесстыдство светской львицы сквозило в ее позе - четкое
осознание некой цели, Долга (да, именно с большой буквы!), который нужно
выполнить во что бы то ни стало. Да, ради этого она действительно готова
была пройти обнаженной сквозь ряды уголовников - с тем же осознанием
необходимости, как пройдет она босиком по раскаленным углям, если
возникнет в том нужда.
И врач понял, что остановить ее он не в силах. А еще к нему откуда-то
из глубины пришла вдруг ясная уверенность в том, что женщина эта обречена.
И он даже не удивился этой своей уверенности.
Покорно он шагнул к стене, раскрыл встроенный шкафчик. Внутри
оказалась обувь, белье, рабочий комбинезон.
- Учитывая характер здешних э-э-э... туземцев, я бы предложил вам
все-таки одеться. Иначе реакция их будет непредсказуемой, а точнее, вполне
предсказуемой. Ведь никто из них многие годы не видел женщин...
Не глядя на Рипли, врач подал ей одежду.
- Между прочим, и я тоже, - прошептал он так тихо, что едва услышал
сам себя.
5
Когда они вышли за пределы госпиталя, Рипли сразу поняла, куда она
попала. Какая-то громада стальных конструкций, местами изъеденная
ржавчиной, пересечение различных ярусов, шахтные колодцы, рельсы,
направляющие... Все это явно было предназначено для жизни и работы
огромного количества людей. Именно "было", потому что сейчас на всей
обстановке лежала явственная печать запустения.
- Сейчас здесь всего 25 человек, а сравнительно недавно было пять
тысяч! - рассказывал ей врач, когда они шли по коридору, время от времени
прижимаясь к стене или наклоняя голову, когда свободное пространство перед
ними оказывалось перегорожено ржавой трубой, балкой или еще каким-нибудь
металлоломом.
- Почему?
- Так уж получилось...
Рипли в очередной раз пригнулась и, следуя за Клеменсом, почти
ползком двинулась по резко сузившемуся тоннелю.
- Быстрей, быстрей, не останавливайтесь, скоро можно будет встать. -
Клеменс перемещался гораздо легче ее: он, конечно, знал здесь все как свои
пять пальцев. О заданном вопросе он как будто забыл, но когда женщина уже
подумала, что он вообще отвечать не будет, последовал ответ:
- У нас было литейное предприятие, Рипли. Добывали олово из недр
Ярости. Впрочем, и сейчас добываем, но это уже так - чуть ли не для
собственного развлечения. Его стоимость едва окупает содержание тюрьмы. А
раньше все было поставлено на широкую ногу: трижды списанная дешевая
техника, дешевый труд заключенных... Как при такой дешевизне Компания
умудрилась прогореть - ума не приложу! Надо было уж очень постараться. Так
или иначе, однажды было решено, что добыча олова здесь экономически
невыгодна. И почти все перебазировали: и производство, и тех, кто трудился
на нем. Сейчас вы увидите лишь остатки былой роскоши. Вот сюда, в эту
дверь.
За дверью - огромной, железной, с массивными запорами - был цех.
Клеменс шагнул туда и будто растворился в мерцающем свете, исходящем от
плавильных печей. Женщина тоже сделала шаг следом - но вдруг остановила
занесенную над порогом ногу.
- В чем дело? - врач снова возник в проеме двери, озаренный красным
сиянием, словно дьявол, выглядывающий из ада.
- Вы назвали мое имя - Рипли, - отчетливо выговаривая слова,
произнесла женщина. - Откуда вам оно известно?
Клеменс удивленно глянул на нее:
- Нам удалось спасти ваш бортжурнал. А что, собственно, вас испугало?
- Нет. Ничего. Вам показалось. Пошли?
Медленно они продвигались по литейному цеху, сквозь грохот, дым и
крик. Аналогия с адом усиливалась: жерла плавильных печей зияли, как
воронки котлов, в которых терпят мучения грешные души. Оттуда несло жаром,
клокотание лопающихся пузырей кипящего металла напоминало далекий стон. А
дюжина черных от копоти заключенных, колдовавших вокруг этих печей, вполне
сошла бы за нечистую силу.
На них не обратили внимания: все орали друг на друга, стремясь
перекричать производственный гул, и никто не заметил, как по окраине цеха
быстро прошли две фигурки, одетые в тюремную униформу.
- Что это? Из-за чего такой шум?
- Кажется, какая-то локальная авария. Ничего, ее быстро уладят. Такое
у нас почти каждый день случается...
- А куда вы меня ведете?
- Сейчас увидите.
Они прошли цех насквозь. Захлопнув за собой выходную дверь (тоже
тяжелую, массивную), Рипли бросила взгляд вперед - и замерла на месте.
Шлюпка. Их шлюпка, бортовой номер "26-50". Вернее, то, что от нее
осталось...
Только сейчас она поняла, насколько жестким было приземление. А поняв
это - поверила доктору. Действительно, чудо еще, что она сама осталась
жива.
Внутри шлюпки почти ничего уже не было, кроме анабиозных саркофагов -
битых, разломанных. И один из этих саркофагов был значительно меньше, чем
два других.
Этот маленький саркофаг был разбит. Разбитым оказался и один большой.
Целым остался лишь второй большой саркофаг. ЕЕ саркофаг...
Рипли, конечно, понимала, что это значит. Да и в словах Клеменса у
нее не было оснований сомневаться. Но все же окончательно она поверила ему
только теперь.
- Где... - голос ее сорвался, - где тела?
- В морге. У нас здесь есть собственный морг.
Клеменс помолчал, а потом добавил, сам не зная зачем:
- Тела ваших товарищей пробудут там до прибытия спасателей и
следователя.
- Следователя? - Рипли вдруг остро взглянула на него, и врач
почему-то смутился, хотя повода для смущения у него не было.
- Ну, в таких случаях всегда прибывает следователь. Здесь требуется
уяснить причины аварии, смерти... Хотя на этот раз, по-моему, задача у
него будет довольно простой.
- Да. - В уголках губ Рипли легли скорбные тени. - В этот раз будет
простой...
Как завороженная она смотрела на искалеченную шлюпку.
- Какой смертью они умерли?
- Коммандос - он, кажется, был в чине капрала - просто разбился,
грудную клетку ему раздавило, как орех. (Услышав это, женщина коротко
вздохнула, судорожно сжав кулаки.) А девочка, по-видимому, утонула,
захлебнулась в антифризной жидкости, когда разбилась охлаждающая система
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг