Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
с явным намерением утешить.
     - "Скоро" - это как? - спросила Рипли без особой надежды.
     - Не знаю... - в раздумье врач выпятил губы. - Просто до этого к  нам
никто никогда... не спешил.
     - Понятно, - голова Рипли снова склонилась.
     - Ты мне не расскажешь, о чем ты говорила с Эндрюсом?
     Спрашивая это, врач не очень рассчитывал на положительный  ответ.  Он
оказался прав.
     - Нет. Пусть здесь останется хоть один человек, не  думающий,  что  я
спятила.
     - Ага... Ты имеешь в виду меня?
     - Кого же еще...
     Несколько секунд врач размышлял.
     - Ну, это совсем не обязательно... Я достаточно узнал о  тебе,  чтобы
не сомневаться в абсолютной устойчивости твоей психики.  Потом,  я  и  сам
ведь что-то видел.
     Приступ сухого, нехорошего кашля вдруг сотряс тело Рипли,  и  Клеменс
настороженно прислушался.
     - Как ты себя чувствуешь?
     - Да не  очень...  -  Рипли  уже  сумела  удержать  кашель  и  теперь
выглядела по-прежнему. - Горло что-то болит... живот... И вот здесь - тоже
болит... - Взяв обеими руками кисть Клеменса, она прижала ее к собственной
груди.
     - О! - сказал врач с  чувством.  -  Локализация  последней  боли  мне
особенно нравится. -  Мгновение  он  обдумывал  свои  действия,  но  потом
чувство долга взяло верх. - Однако давай все-таки  сперва  займемся  твоей
хворобой. Что-то не нравится мне этот кашель... Я предлагаю лечебный укол.
Мой  особый  коктейль   персонального   изобретения!   -   сказал   он   с
профессиональной гордостью, отошел в сторону и загремел инструментами.
     В этот момент на кровати соседнего койкоблока зашевелился, приходя  в
себя, Голик. Они оба забыли о нем. Его лицо, покрытое маской из запекшейся
крови - своей и Рейнса, пятном виднелось  сквозь  полупрозрачный  занавес.
Врач в свое время только и  смог  удостовериться,  что  ранение  головы  у
Голика несерьезное  и  не  требует  хирургического  вмешательства.  Но  ни
обработать рану, ни даже смыть кровяную корку ему не удалось: даже  сквозь
наркотический сон Голик при малейшем прикосновении  судорожно  дергался  и
начинал отбиваться, не приходя в сознание.
     А теперь, просыпаясь, он медленно ворочался на испачканном покрывале,
и в глазах его уже отсутствовал леденящий ужас. С его места ему были видны
оба - Клеменс и Рипли.
     - Ты замужем? - спросил он ни с того ни с сего.
     Женщина только покосилась на него, не ответив. Ей никак не  удавалось
вспомнить: был ли он на свалке?
     - Тебе надо замуж... Надо рожать детей...
     Клеменс тоже покосился в сторону Голика. Не следует ли  прервать  его
рассуждения? Вроде бы пока ничего особенного он не говорит,  но  врач  уже
имел опыт общения с этим типом.
     Голик отодвинул занавеску.
     - У меня было много хороших девушек... Там, тогда, еще до Ярости...
     Теперь Рипли были  видны  кисти  его  рук.  Они  нервно  сжимались  и
разжимались какими-то странными движениями: не то оглаживая что-то, не  то
терзая.
     - Они любили меня... Во всяком случае, какое-то время.
     Наступило молчание. Было слышно, как звенит стекло о металл:  Клеменс
готовил шприц к уколу.
     - Ты тоже умрешь!.. - провозгласил  Голик  совершенно  неожиданно.  И
Рипли увидела, как при этих словах его пальцы одновременно сжались  хищным
движением, словно перехватывая чью-то шею.
     - Ну, достаточно, - сказал Клеменс негромко,  но  тоном,  не  сулящим
ничего хорошего.
     Он задернул перед носом Голика  занавеску,  не  подозревая,  что  тем
самым опять спасает ему жизнь.
     Рипли облокотилась на стену, с трудом  сдерживая  вновь  подступающий
кашель. Когда врач подошел к ней, она уже справилась с собой.
     - Ну, как дела?
     - Что? - будто не поняв вопроса, спросила Рипли и улыбнулась.  Улыбка
вышла слегка принужденной.
     - С тобой все в порядке?
     - Да.
     Клеменс обломил одну из ампул, которые он держал в руке, поднес к ней
шприц.
     - По-моему, ты мне лжешь, - сказал он тихо, чтобы не услышал Голик. -
Причем делаешь это абсолютно напрасно.
     - А по-моему, лжешь ты. И тоже напрасно. - Рипли говорила  еще  тише.
Клеменсу самому пришлось напрячь слух. -  Как-то  ты  сказал  мне,  что  я
несколько раз подряд уклонилась от ответа. А о себе что скажешь?  Ты  ведь
тоже уклонился, когда я спросила тебя, каким образом тебе досталось  такое
завидное назначение. И повторно уклонился, когда был тебе задан  вопрос  о
татуировке - вот об этой. - Она коснулась пальцем  его  затылка.  -  Может
быть, хоть сейчас ты мне расскажешь правду?
     Клеменс надолго  задумался,  позабыв  об  уколе.  Наконец  он  принял
решение:
     - В общем-то ты права. Я должен был рассказать об  этом  раньше...  И
рассказал бы, клянусь, если бы не боялся тебя потерять!
     Он тяжело дышал, крупные капли пота выступали у него на лбу, словно у
человека, собственноручно подписывающего себе приговор.
     - Это долгая, тяжелая история...
     Клеменс снова запнулся. Но когда он, наконец, заговорил,  его  голосу
мог бы позавидовать ушедший в небытие Бишоп: из него напрочь  исчезли  все
эмоции.
     - Я был самым способным студентом на  медицинском  факультете  нашего
университета. Ты не поверишь, но профессора  буквально  дрались  за  право
называться моим Учителем. Довольно рано я пристрастился к наркотикам - это
случается с врачами гораздо чаще, чем готов официально признаться любой из
них. Тут все перемешивается: сверхнагрузки,  вид  человеческих  страданий,
доступность наркотических средств - морфий, алкоголь в  чистом  виде...  А
самое худшее - кастовая уверенность медиков в  том,  что  любой  врачебный
препарат сохраняет покорность тебе, что ты властвуешь над ним, а не он над
тобой.  Самообман...  Скажи,  тебе  действительно  хочется  дослушать  эту
длинную и бездарную мелодраму?
     Рипли коротко кивнула:
     - Ничего. Я выдержу.
     - Ну, воля твоя. Короче, несмотря на все это, меня все равно  считали
молодым гением, врачом будущего и так далее, в том же духе. Причем,  скажу
тебе честно, считали не зря! Но  как-то  раз,  уже  на  первом  году  моей
самостоятельной практики, случилось то, чего не могло не случиться. Я  как
раз отбывал 36-часовое  врачебное  дежурство  -  знаешь,  такое  бывает  у
молодых медиков: им специально устраивают проверки  на  прочность.  Короче
говоря, "чтоб служба медом не казалась..." Ну и, как  ты  уже  догадалась,
все эти тридцать шесть часов  я  провел  "под  кайфом",  да  еще  и  спирт
хлестал, словно лошадь - воду... А когда я  проснулся,  мне  рассказали...
Именно рассказали, сам я не помню ничего, хотя  участвовал  во  всех  этих
событиях и, возможно, даже и не совершил ошибок... - Он перевел дыхание: -
В общем, на ближайшем заводе произошел взрыв, и к нам в больницу  привезли
свыше сотни пострадавших. Тридцать человек из них погибли. По  официальной
версии из-за того, что я назначил  им  неправильную  дозу  болеутоляющего.
Возможно, конечно, что они умерли от последствий взрыва...  Впрочем,  одно
другому не мешает. Я оказался в положении  стрелочника,  который  во  всем
виноват. Я и был виноват, наверное...
     На губах Клеменса мелькнула легкая усмешка.
     - Вот так я и получил семь лет. И считаю, что еще легко отделался.
     Усмешка сменилась гримасой, похожей на оскал.
     - Во всяком случае, от морфия меня отучили, - резко закончил он.
     - Ты сидел здесь?
     Врач ответил, не повернувшись к Рипли. Казалось, он,  впав  в  транс,
разговаривает сам с собой, и  этот  вопрос  он,  наверное,  воспринял  как
прозвучавший изнутри.
     - Да... Поэтому я хорошо знаю этих ребят. Когда они решили остаться -
остался и я. По крайней мере, среди изгоев я сам себя изгоем не  чувствую.
А приличного назначения мне бы все равно не получить...
     И - все. Бесстрастность исчезла из голоса. Клеменс встряхнул головой,
словно сбрасывая оцепенение.
     - Ну что? - он посмотрел на Рипли затравленным  взглядом.  -  Теперь,
когда ты узнала все это, позволишь ли ты мне сделать вот эту инъекцию?
     Вместо ответа Рипли, закатав рукав куртки,  протянула  ему  руку  для
укола. Торопясь, врач поднес к коже старинный игольчатый шприц. Пальцы его
слегка дрожали.
     - А теперь я тоже  расскажу  тебе  мою  собственную  тайну,  Клеменс.
Слушай...
     Она вдруг остановилась, почуяв неладное. Трудно сказать, зрение, слух
или острый запах чужой плоти предупреждали ее об опасности.
     Запах чужой плоти...
     Чужой...
     В это время Голик уже мелко трясся отчаянной дрожью в своем блоке. Он
раньше всех заметил, как из квадрата  вентиляционного  хода  под  потолком
бесшумно опустилась на  жгутах  щупалец  громадная  туша,  бесформенная  и
вместе с тем сохраняющая какое-то жуткое изящество. Дикий  страх  чуть  не
швырнул его  с  воплем  к  выходу,  но  инстинкт  самосохранения  сработал
безошибочно, пригвоздив к месту и сковав ужасом  готовую  заорать  глотку.
Лишь высокий, беспомощный писк срывался  с  его  закушенных  губ,  но  он,
должно быть, оказался неслышим для чудовища, воспринимавшего звуки в  ином
регистре.
     А Клеменс так ничего и не успел  понять.  Он  даже  не  заметил,  как
сквозь клеенчатый занавес проступил силуэт взметнувшейся на дыбы твари, он
стоял к занавесу спиной.  Затем  пленка  раздалась  в  стороны  звездчатым
отверстием, пропуская рванувшегося вперед Чужого; страшные  клыки  впились
Клеменсу в голову,  щупальца  охватили  плечи...  А  мгновение  спустя  из
продавленного виска хлынула кровь - и лицо  врача  стало  мертвым  еще  до
того, как на нем проявилось удивление. И Чужой вздернул вверх и перебросил
через стенку блока уже лишь тело Клеменса, а не его самого.
     Задетый случайным ударом, инструментальный столик взмыл до потолка  и
пронесся по всему госпиталю,  расшвыривая  по  сторонам  свое  содержимое,
словно бомба - осколки.
     Обработанным движением Рипли упала на четвереньки, перекатом ушла  от
просвистевшего в воздухе щупальца и поднялась уже по другую сторону  блока
- но второе щупальце слепым взмахом подсекло ее под колени, снова сбивая с
ног.
     Коротко простонав, Рипли рухнула на  пол.  "Все.  Конец",  -  тупо  и
безнадежно пронеслось у нее в голове. Чужой был уже рядом.
     Раньше ей тоже раз-другой приходилось видеть его столь же близко,  но
тогда у нее в руках было оружие  и  весь  контакт  занимал  доли  секунды.
Успеешь выстрелить - живи дальше,  не  успеешь...  А  теперь  ей  явно  не
успеть. Да и нечем "успевать": руки ее пусты.
     Чужой на этот раз почему-то медлил. Отстраненно, словно речь шла не о
ней, Рипли подумала, что вряд ли вообще кто-либо  в  мире  видел  то,  что
сейчас наблюдает она. Слишком уж мгновенно обычно проходит атака.
     С тем же неживым металлическим скрипом, который столько раз  слышался
ей в ночных кошмарах, распахнулась многозубая  пасть  -  с  клыков  капала
вязкая слюна... Рипли отшатнулась, бледнея, отчетливо  поняв,  что  это  -
последнее, что она видит в жизни.
     Страшная голова придвинулась вплотную. С  булькающим  звуком  челюсти
раскрылись еще шире - что-то зашевелилось в темных глубинах  пасти.  Язык?
Рипли почему-то представилось, что язык Чужого  будет  похож  на  змеиный:
тонкое раздвоенное жало, трепещущее от вожделения близкой добычи.
     Нет, это был не язык...
     То, что выдвинулось из недр Чужого, не имело вообще никаких аналогов.
Она уже видела это - матка Чужих  пыталась  достать  ее,  Рипли,  засевшую
внутри тяжелого погрузчика...
     Медленно,  словно  исследуя,  выдвинувшийся   "поршень"   покачивался
влево-вправо, едва не касаясь  щеки  Рипли.  Женщине  лишь  нечеловеческим
усилием удавалось сдерживать крик.
     Но она все-таки закричала, когда на конце "поршня"  вдруг  раскрылась
пасть (маленькие, но смертельно острые клыки,  тоже  омываемые  слюной)  и
бусинки глаз впились в Рипли с неумолимой, завораживающей злобой...
     Одновременно с ее криком из маленькой  пасти  раздался  пронзительный
визг - далекий предтеча скрежещущего крика, издаваемого большим  монстром.
А потом...
     А потом внутренняя пасть нехотя втянулась в  недра  большой  пасти  и
исчезла в ней. И Чужой с явной неохотой попятился, развернулся -  и  через
мгновение его щупальца уже заструились в направлении потолочного люка.
     Рипли еще успела рассмотреть, как неожиданно быстро слизистая громада
исчезает в отверстии над ее головой, унося с собой тело Клеменса.
     В оцепеневшей руке врача все еще был намертво зажат шприц.



                                    24

     ...Коридоры, коридоры, поворот за поворотом, двери, лестницы, люки, и
из каждого люка, из каждого колодца вентиляции  может  грозить  опасность.
Рипли бежала почти наугад: Клеменс ведь так и не  сказал  ей,  где  должно
проходить это общее собрание. Теперь уже и не скажет... Одна надежда,  что
все помещения этого класса должны находиться примерно в  одном  месте,  на
одном уровне. В крайнем случае - на соседних. И тогда, если найти  путь  к
столовой...
     По крайней мере, эту дорогу она запомнила хорошо, хотя  проходила  по
ней лишь однажды...


     - Итак, мы  снова,  согласно  нашему  правилу,  даем  беспристрастную
оценку событиям, чтобы лишить почвы возникающие слухи. -  Эндрюс  выдержал
паузу. - Факты таковы. Как вы уже знаете, сегодня после обеда  заключенный
Мэрфи  погиб  в  18-й  шахте.  Следствием  было  установлено,  что  гибель
произошла исключительно из-за собственной неосторожности самого Мэрфи.  Он
слишком приблизился к воздухозаборнику вентиляторной системы и был  всосан
туда.
     Директор  вполне  сознательно  прибегнул  к  первоначальной   версии.
Приходилось рисковать, учитывая то, что  кто-нибудь  мог  и  прослышать  о
подлинном направлении воздушного потока.  Только  бы  Клеменс  не  вздумал
развязать язык!
     - В связи с этим не будет лишним напомнить, что последний  инструктаж
по технике безопасности имел место совсем недавно.  Кроме  того,  все  вы,
включая Мэрфи, проработали в наших условиях не  один  год  и  знают,  куда
можно соваться, а куда нет. Мне бы не  хотелось,  чтобы  вслед  за  первым
ротозейством еще кто-нибудь...
     Ближайший из заключенных тоскливо вздохнул и  демонстративно  выложил
на столик перед  собой  какую-то  раскрытую  книжку.  Чтение  не  являлось
насущной  потребностью  на  Ярости,  просто  как   иначе   избавиться   от
директорского занудства?..
     Продолжая речь, Эндрюс подошел к заключенному и захлопнул книгу столь
же демонстративно, как она была открыта. При этом он  заметил,  что  текст
был повернут вверх ногами. Впрочем, прервать чтение ему надлежало в  любом
случае - действительно ли заключенный читал или только притворялся.
     Однако вывод для себя директор все же сделал. Похоже, он в самом деле
перегнул палку, пытаясь придать собранию рутинную форму.
     -  ...Час  назад  на  уровне  21  был  обнаружен  заключенный  Голик,
находившийся в очень странном, почти невменяемом состоянии.  Рядом  с  ним
была лужа крови. Причем, судя по всему, кровь принадлежала  не  ему,  хотя
Голик действительно получил легкое ранение. Заключенные Бомс и Рейнс...
     Эндрюс знал, что должно было произойти на уровне 21, - знал, хотя ему
и не  полагалось.  До  него  доходила  информация  о  тайных  собраниях  в
"Очищающем  кольце"  (или  как   его   там   называют?).   Слухи   темные,
противоречивые - однако он  сразу  вспомнил  о  них,  увидев  возле  места
происшествия неоконченный круг из свечных огарков.
     Неужели  самосуд?  Или...   или   и   того   похуже   -   религиозное
жертвоприношение? Эх, Пресвитер, Пресвитер...

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг