не палить же просто так, вслепую в темноту?
- Слушай, - говорю, - Чисимет, а скажи, оружие одушевленное ведь
бывает?
- Конечно, ну?
- А какое, тут есть закон или порядок?
- Да нет. А так - мечи чаще всего. Копья такие могут быть, и луки с
именами. А вот топора такого я не видал ни одного, и аркан тоже вряд ли
можно волей одарить.
- А стрелы?
- Нет. Я же говорю, луки знаменитые были, им жизнь долгая, а стрела -
что? Один полет и все, а для одушевления оружию надо долгий путь пройти.
Да и не всегда это хорошо. Вот когда мы еще всемером шли, у одного из нас
меч попросту взбунтовался. Не хочет людей рубить, и все тут. Тролли, этры,
гоблинские породы - пожалуйста, а людей ни в какую. Либо промахивался,
либо бил, синяки только оставляя.
- И что?
- А кому такая игрушка нужна? Продать его пришлось, благо в тех
местах все на купить-продать помешаны.
Я некоторое время размышляю о судьбе меча-гуманиста, и дальше беседа:
- А вот помнишь, мы сегодня стрелы нашли? Ну, вроде тех, что у Хребта
в нас орки пуляли? Ты их тогда очень испугался, помнится мне?
Чисимет плечами поводит:
- Не испугался, а просто отнесся достаточно серьезно. А иначе нельзя
- стрелы эти хоть и без души, а если попадет, хоть царапнет, то конец
верный. Если сразу ее выдернуть - то обычная рана будет, а побудь она в
теле хоть секунд десять - и через кровь начинает прорастать металл с
наконечника, сначала тоненькими ниточками, а затем они все толще и толще.
Смерть не из лучших. У нас когда-то давно появились орды странных существ,
вооруженных этим оружием, они просто прошли дугой с севера на запад, и
теперь я снова встретил их следы.
- А кто это были - на кого похожи, то есть?
- Больше всего на гоблинов, но с очень непривычно разложенным
заклятьем. С севера они откуда-то шли, там у всяческих злобных народов как
бы рассадник.
Разговор прерывается, и я тихонько ощупываю мешочек с наконечниками -
их уже не пять, а семь или восемь. Конечно, их лучше бы выбросить - мало
ли, чем они обросли за это время, - но, поразмыслив немного, я привязываю
мешочек к перемычке - пусть в воде висит. Только привязал - хруст в осоке
приближаться начал. Чисимет за меч хватается, а я одной рукой Андреевский
пистолет поднимаю, а другой фару с лодки нащупываю - она посреди комплекса
установлена в виде прожектора. Звук уже совсем рядом, но теперь это не как
раньше - обедающий гиппопотам, - а просто кто-то грузный и тяжелый
пробирается по болоту. Этот кто-то к нам претензий не имеет, а просто
хлюпает и топает вдоль берега, а дальше по течению выбирается на чистую
воду. Я фонарь так и не включал и всего-то разобрал широкую спину - и
вправду, гиппопотам один к одному.
Время - Чисимет безжалостно расталкивает Ларбо, я - Андрея, - и после
краткого доклада, что было вокруг за время несения службы, я лезу на
понтон и засыпаю, успев только подумать, что, наверное, холодно будет...
Утро снова туманное, но несмотря на это якорь-булыжник поднят со дна,
очищен от улиток, и "Анарлаан" неспешно движется по течению. За холодным
безвкусным завтраком - первый мой конфликт как капитана с командой. Брык
предлагает дежурить по одному, его можно понять, даже бегемота на смену
Брыку не досталось, скука. Команда поддерживает, а я против, дело идет к
повышенным тонам, что решительно нездорово, и я иду на компромисс: сидеть
по одному, но в случае чего будить напарника, а о дальнейшем графике
договариваться с ним же.
Туман наконец рассосался - я не заметил в пылу разговора, - и
открывается панорама несколько иного толку, чем было до этого. На правом
берегу лес как отрезало, а на левом он продолжается в том же стиле, но
теперь уж совсем кошмарно - будто каждую сосну как полотенце брали и
выкручивали, да так сохнуть и кинули. Дабы команда не скучала,
распоряжаюсь: половина гребет, половина рыбу ловит, а сам с Анлен
перебираю продукты аварийного пайка - для семи глоток их не хватит и на
неделю - даже при удачной рыбной ловле и строгой диете. Выход один -
переходить на подножный корм. Я кликаю Ларбо - он вытирает пот, - и
предлагаю смотаться на лодке вперед, поискать какую-нибудь живность, а
плот пусть просто по течению идет. Мы на берегу оставим знак, если они нас
перегонят - снимут, а мы с Ларбо сообразим, в какую сторону догонять.
Ларбо достает два лука и колчаны, я выгоняю из лодки Андрея и отвязываю
многочисленные веревки. Нос лодки выскальзывает из-под веток, и вот мы уже
вольная и довольно подвижная боевая единица.
Брык вслед напутствует:
- Берите лучше мелких грызунов, они вкуснее, - словно на базар
провожает, а?
Андрей откликается полу-знакомой цитатой: "Гаврила ждал в засаде
зайца, Гаврила зайца подстрелил." Это чьи-то русские стихи, а кого я из
них помню? Пушкин, что ли?
Скоростенка у нас не ахти, но плот давно уже скрылся из виду, и пока
тихо все. Я гляжу на один берег, Ларбо на другой, ищем, где бы причалить
поудобнее, но вместо этого Ларбо дергает меня за рукав и показывает в
сторону правого берега: в зарослях маячат три жирные черные спины, звери
величиной с меньше коровы, но больше барана. Не иначе из породы ночного
хулигана. А вон и еще парочка на склоне из травы выглядывает.
- Вот и еда, - говорю. - Тех, что кормятся, трогать не будем, а вот
из загорающих возьмем того, кто ближе лежать будет.
Ларбо с некоторым сомнением смотрит на меня, а затем - была не была -
решительно морщит лицо, это у них вместо кивка головой применяется, да и я
уж привык.
Осторожно, на малой тяге подруливаем мы к берегу там, где травы
поменьше, но все равно последний десяток метров лодку приходится тащить на
руках, оставляя в траве широкий коридор. Повыше ее закинули и, как были,
не выжимаясь, ползем к жертве. Она и вправду на бегемота небольшого
смахивает, только морда как-то странно вытянута, спит зверюга и видит
сладкие сны, ну, ладно, стрелы у нас хорошие, убойные, долго больно не
будет. Однако этот зверь, получив две штуки в бок, сначала взбрыкивает,
затем прижимается к земле, потом снова вверх, и наконец замирает, а мы с
Ларбо идем в трофею.
- Ну, вот, - сокрушаюсь я, - угробили ни в чем не повинную травоядную
скотинку, и... - я осекаюсь на полу-фразе, глядя на раскрытую в судороге
пасть. Ничего себе травоядная! С такими зубками не камыши с осокой жевать,
а чего посущественнее. Первых советников, к примеру, и младших послов
заодно - это я к тому, что те, которых мы не тронули, окончили купание и
ломятся сквозь тростник в нашу сторону, а Ларбо, сноровисто действуя
ножом, уже принялся за дело, и воздух наполняется разнообразными
охотничьими ароматами. Троица уже вылезла из зарослей и не торопясь
направляется к нам. Ларбо бросает свое грязное дело и перебегает так,
чтобы между нами и ими была туша. А второй красавец, который с самого
начала на берегу рядом с ныне убиенным лежал, даже не проснулся.
Троица, разглядев ситуацию, останавливается, а потом разделяется -
один вправо, двое вверх по склону, а сзади раздается мощный звук - это
спавший до сих пор зверь проснулся и зевнул, показав, прямо сказать,
нерадующие зубы. Вся эта команда решила, видимо, прижать нас к нашей же
мясной баррикаде и совершить акт праведной мести. Ларбо усмехается, криво
так, и вытаскивает несколько стрел, чтоб под рукой были. Я хочу сделать то
же самое, но не успеваю: все четыре туши одновременно взмывают в воздух и
с раскрытыми челюстями рушатся на нас. Эта одновременность меня и спасает:
двое из прыгнувших просто столкнулись в воздухе и вместе шмякнулись на
труп сородича, а я успеваю отскочить и единственную стрелу, что в руках
была, всадить в бок одному из нападавших. Они закрывают от меня Ларбо, а к
нему не добраться - прямо через дергающегося бегемота с моей стрелой в
боку лезет другой, целый и невредимый. Пасть разинута агрессивно, и,
недолго думая, я швыряю туда нож - он втыкается прямо в язык, и теперь с
моей стороны уже два бесящихся от боли горы мяса, а у меня снаряжения -
последний нож и пустой лук. Обегаю кругом - Ларбо уложил одного из своих
противников, а другой оттеснил его от кучи стрел и напирает, а Ларбо
уворачивается. Я пускаю в дело последний нож - он втыкается в черепную
кость, и бегемот с завыванием разворачивается ко мне - напрасно он так
сделал - Ларбо почти тут же награждает его еще одним украшением в виде
стрелы, воткнутой в ляжку. Зверюга, впрочем, подыхать не собирается и,
здраво оценив, что с нее хватит, удаляется вниз, а потом за холм. С
другого боку все еще страдает мой крестник с ножом в языке. Он то прыгает,
то катается молча, то принимается метать в траву корма, пока Ларбо метким
выстрелом не прекращает мучения последнего участника стычки. В нос лезет
уже не запах, скажем, или аромат, а прямо-таки вонь, да и само зрелище не
из тех, что стенку в рамочке вешают. Особенно хороши две туши, одна
полу-ободранная, поперек другая, и в брюхо третья приткнулась, зубами небу
грозит. Ларбо перемазан в крови и вообще ободран, у меня волосы черти в
чем, но это детали, а так...
- Четыре-ноль из пяти возможных, неплохой счет, а? - это я у Ларбо
спрашиваю, а он кивает, весь сияющий.
Я тоже доволен, но в то же время гадко как-то. Может, потому, что
были такие же победы не только над зубастыми бегемотами, а и над мне же
подобными и часто даже симпатичными существами, пусть даже и не моих рук
дела, но все же...
В общем, погрузили мы с Ларбо в лодку сколько могли мяса, вырулили на
середину и принялись смывать с себя всяческие наслоения. Не то чтобы
купаться кинулись - соображение еще есть - а нагишом разделись и из
аварийного ковшика водой обливаемся.
- Слушай, - Ларбо трет волосатую грудь, и поэтому голос вибрирующий,
- а я посмотрел рвотину, ну, того зверя, кому ты в рот ножом попал, так он
действительно траву ел. Но тогда зубы ему такие зачем, тростник хрупать?
Неудобно же?
- Чтоб таких, как ты, отваживать. Или, скажем, дичь здесь повывелась,
а друг друга жрать мораль не позволяет, вот и пришлось с голодухи за осоку
взяться. Устраивает?
Ларбо хочет что-то сказать, но меняется в лице и хватается за штаны -
не иначе, плот показался. Я тоже не имею желания демонстрироваться
подчиненному коллективу в роли голого короля. Последний раз я этот балахон
надеваю, найду в посольском багаже приличную одежку и буду ходить в ней,
благо не первый советник я больше, а всего-навсего выборный адмирал
надувной лодки и резиновых плотов.
Ларбо, специально дождавшись, когда "Анарлаан" подойдет ближе,
нарочито медленными движениями вытаскивает якорь, а я ловко, с первого
захода, швартуюсь к комплексу. Расспросы, восторги, хлопанья по спинам
продолжаются минуты три, а потом Ар очень трезвым голосом спрашивает:
- А что мы со всем этим делать будем?
Эту проблему решает Анлен:
- А я его прокопчу, я видала, как это делается!
Видала - это прекрасно, но я бы предпочел, чтоб и опыт хоть какой
был, впрочем, выбирать и предпочтение отдавать не их чего. Посему решаем
на дневку не останавливаться, а ближе к вечеру раз и надолго остановиться
и работой заняться.
Облака как висели на небе, так и висят: две белые горы на голубом
фоне. У нас тоже - ни дуновения, ни ветерка, и вода гладкая, на стекло
похожа, и только там, где под ней камни да топляки у берегов, держатся по
течению устойчивые стрелки. Берега без изменений - травяной склон справа и
уродливый лес слева. Часов около пяти справа же намечается весьма удобный
заливчик, и мы зачаливаем туда.
С первого взгляда его и за зеленую лужайку можно принять, настолько
он ряской затянут. Окончательно сажая аккумуляторы лодки, я заталкиваю всю
нашу систему в заливчик, и команда, донельзя заклеенная ряской, волочет
комплекс на возможно более мелкое место; очистились, и закипел
производственный процесс.
Анлен распоряжается решительно и громко, но то и дело в голосе у нее
проскакивают растерянные нотки. Ар временами очень мягко и тактично дает
советы, но не всегда вовремя, и поэтому распоряжения иногда резко
отменяются или исправляются с точностью до наоборот, так что к концу
подготовительного периода получается, что всей кутерьмой распоряжается Ар,
а Анлен только рупор. Но это меня скорее радует, чем пугает. Кто мясо
пластами режет, кто в глинистом обрыве дымоход роет, а я так ряску
собираю. Ряска эта дымить будет, причем именно такой вид и нужен, Ар не
устает радоваться, что столько ее тут плавает, предвкушает деликатес. В
общем, деятельность идет активно и заканчивается торжественным пуском
коптильни.
Серый дым уходит к небу все утолщающимся к высоте столбом, его,
наверное, видать издалека. Теперь заняты только мы с Ларбо - он сучья
таскает, а я ряску. Да Чисимет временами, зажав нос, ворочает куски мяса:
какие снимет, а какие новые вешает. Остальное общество просто сидит
вокруг, а Андрей развлекает его историями, которых нахватался на Бербазе,
кстати, я узнаю фразы из полу-исторического анекдота о том, "как Великий
Воин под воду погружался и чего там видал" - это еще в мои времена
бородатой байкой считалось. Я слушаю вполуха, а сам в неясной тоске на
реку гляжу и о стреловых наконечниках мыслю, и поэтому то, что происходит
у костра в следующие мгновения, мне с самого начала увидеть не удается. А
на слух - дикий крик, целый хор, и в заготовленную кучу ряски втыкается
копье. Я падаю на песок и качусь так, чтобы и костер, и вообще берег
видеть, и к плоту поближе оказаться.
У костра свалка - штук восемь краболовов стараются повязать наших
ребят, причем оружия в ход не пускают, хотя у каждого на поясе по ножу.
Двое, семеня ножками, ко мне торопятся, но я тоже тороплюсь: на плоту и
лук, и стрелы есть. Грохочет пара выстрелов - это кто-то из летчиков руку
наконец-то высвободил. Но эффект получается странный: краболовы сразу
взвапливают и продолжают работу с удвоенной энергией. Снова стрельба -
толпа от костра отхлынула, и теперь виден Брык, он прислонился к откосу
обрыва и довольно метко выбивает нападающих, а мне на эту меткость и
полюбоваться недосуг, мне б до плота добраться. Добрался, лук схватил и
сразу одну стрелу в нападающую группу сунул - мимо, но прыти у них
поубавилось. Краболовы у костра поняли, наконец, что к чему и резво
карабкаются обратно, цепляясь за торчащие из кручи сосновые корни. Андрей
тоже свою пушку вытащил и палит, сидя на песке - встать не может,
наверное, но ни в кого не попадает. Чисимет орет:
- С обрыва они нас как мух перебьют, эй, вы, держите край на прицеле,
хватит шуму! Плот на глубину, живо!
Берег уже полностью очищен, только штук десять или семь побитых и
недопобитых агрессоров валяется на песке. Андрей оклемался, по колено в
воде стоит и обводит обрыв соколиным взором, а Ларбо, все остальное куда
подальше послав, хлопочет вокруг Анлен, она то ли в обмороке, то ли
придушили ее немного - лежит без никаких движений, и личико задумчивое. Ар
растерял весь свой аристократический вид, помятый да потрепанный, даже
благородные седины песком пересыпаны, толкает комплекс со всей возможной
спешностью. Я забираю у Андрея пистолет - в нем, судя по индикатору, три
патрона осталось - и распоряжаюсь:
- Эгей, мясо-то, какое не потоптано, тоже заберите, не зря же
воевали!
Изредка на краю обрыва на фоне сосен и неба происходит какое-то
движение, и тогда я или Брык посылаем туда пули. После одного выстрела там
раздается даже вскрик, но никакого трофея не валится. Чисимет, который
мародерствует на поле битвы, выбирает напоследок наиболее внешне
невредимого краболова и тащит его на плот, а Ларбо параллельным курсом со
всей возможной нежностью волокет Анлен. Краболов, сообразив, куда его
несут, начинает дергаться и пихаться связанными руками, но Чисимет
притягивает ему их к ногам и в таком виде укладывает на корявый помост
между понтонами. Я по-прежнему держу берег под прицелом, а работоспособная
часть команды выпихивает "Анарлаана" на более-менее глубокое место, где
нас подхватывает течение.
Опосля трудов ратных личный состав отдыхает в разного рода вариантах
горизонтального положения, и я командую, а вернее, командирским голосом
констатирую факт общего привала при необходимом минимуме наблюдения за
волной и берегами - речка опять поширела сильно. Чисимет легонько пихает
меня и показывает на пленника - надо допрос делать, в годы работы у Куна
мы наловчились к таким вещам.
Итак, на глазах у "языка" Чисимет разминает и шевелит пальцы. Я
вытаскиваю набор инструментов из комплекта при плотике, и раскрываю его.
Там всякие пилы, стамески, коловорот с зубчатым колесом, все
никелированное, блестит и сияет. Я весь этот инструментарий перебираю,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг