околотку? А у нас ведь здесь семьи, жены, детишки, старики... До ваших
домов в городе он, может, и не достанет, а нашим наверняка конец будет.
Как же нам вас пропустить, сами подумайте...
И городские разом и молча, словно бы по неслышной команде,
развернулись на сто восемьдесят градусов и пошли с моста обратно в город.
Так бесславно (или благополучно?) закончился первый и последний поход
ташлинцев на логово колдуна Кима Волошина.
Тем же вечером, когда больница поуспокоилась после этого несусветного
дня, я позвонил домой Алисе и предупредил, что вернусь поздно. Я очень
устал, но желание поделиться своими соображениями с Моисеем Наумовичем
распирало меня. Топили в районном пансионате хорошо, и в аскетически
чистенькой, скудно обставленной комнатке Моисея Наумовича было
приятно-тепло. Старик мне обрадовался и захлопотал насчет чайку. Мы
уселись за скрипучий столик, чай дымился в толстых фаянсовых кружках и
разложено было по блюдечкам слегка засахарившееся варенье из черной
смородины. Я сказал, зачем пришел. Он остренько поглядел на меня,
произнес: "Ну-ну?" - и я принялся излагать.
Для начала я признал, что в его мистической версии содержится важное
и рациональное зерно. Важное и рациональное потому, что послужило мне
отправным пунктом для построения иной, вполне рационалистической гипотезы.
Зерно это - представление об аде как причине и движущей силе "феномена
Кима Волошина". Но ведь что такое ад? Вот у Киплинга, если, конечно,
перевод адекватный: "Мы шли через ад, и поклясться я готов, что нет там ни
ведьм, ни жаровен, ни чертей, там только пыль..." Действительно, пусть
Моисей Наумович не обижается, какие там черти и жаровни! Но не только пыль
от шагающих сапог, хотя и пыли, конечно, было по макушку. Там еще бросали
гранаты в детей и оставляли бедняг выбираться из-под растерзанных трупов
родителей. Там еще ввергали за колючую проволоку в беспредельную власть
подонков человечества, погрязших в кровавом скотстве. Там еще бегали по
крышам ядовитых пустых домов веселые сумасшедшие, распевающие дикие
песенки. И много еще чего было в аду, через который прошел живым Ким
Сергеевич Волошин...
Да, десятки миллионов сгинули там, и еще сгинут миллионы, а вот
Волошин не сгинул. Случайность, очевидно. Очень малая вероятность, не
равная, однако, нулю. Волошин не сгинул, а превратился в бомбу, начиненную
сумасшедшей ненавистью и паническим ужасом. И не адских слуг он боится, а
новых угроз со стороны ада человеческого. И не оснащен он адским оружием,
а сам превратился в оружие. И именно это вот обстоятельство сейчас для нас
самое главное и самое мучительное.
Я замолчал, собираясь с мыслями. Это обстоятельство, самое главное и
самое мучительное, подлежало ведению тех мрачных наук, в которых плавает
не только провинциальный терапевт, но и талантливейший "лекарь мертвых".
Думать смутно о таких вещах может и абсолютный профан, а вот излагать эти
мысли, да если еще голова гудит от усталости... Словно почувствовав мое
состояние, Моисей Наумович пошарил в шкафчике и водрузил на столик бутыль
ликера собственного изобретения и производства. Возле бутыли возникли
рюмочки, которые старик аккуратно наполнил. "Лыхаим", - произнес он
шепотом, и мы выпили. Было вкусно.
- Продолжайте, Алексей Андреевич, - сказал он. - Я вас внимательно
слушаю. Очень внимательно.
- Очень трудно, - признался я, и рюмочки были снова немедленно
наполнены.
- Да, конечно. - Моисей Наумович сочувственно покивал. - Бомба,
начиненная ненавистью и ужасом, - это красиво, конечно, вроде ящика
Пандоры, но это ведь только поэзия...
Я выпил и налил себе еще. Я заговорил, тщательно подбирая слова и,
надо надеяться, время от времени краснея.
Воздействия адских условий, в которых выпало пребывать Волошину, а
точнее - комбинация этих воздействий произвела в его организме уникальную
перемену. Психофизиологическая суть этой перемены нам неизвестна. Зато
известны вполне достоверные случаи ее проявления. Обретенный в аду дар
позволяет Киму Волошину непонятным образом наносить удары, вызывающие: а)
кратковременное выпадение сознания, б) полный или почти полный паралич
памяти и, наконец, в) мгновенную смерть, диагностируемую медициной либо
как следствие острой коронарной недостаточности, либо рефлекторной
остановки кровообращения. (Моисей Наумович приятной улыбкой дал мне
понять, что оценил мой сарказм.) Достойно упоминания и то обстоятельство,
что в наблюденных нами случаях объектами ударов были лица, вызвавшие у
Волошина приступы крайнего раздражения или прямой ненависти. Это, однако,
еще не дает нам права утверждать с уверенностью, будто он не способен
намечать и поражать жертву и с полным хладнокровием...
Я еще раз (в который уже раз?) хлебнул несравненного ликера, собрался
с духом и произнес деревянным голосом небольшое эссе на тему о том, что
"феномен Волошина", строго говоря, не является беспрецедентным.
Всемирно-исторический опыт дает нам некоторые основания предположить, что
во все века и во всех социумах существовали своего рода злые чародеи,
имевшие власть при помощи неких таинственных заклинаний отдавать людям и
животным приказ умереть, и люди и животные покорно умирали без признаков
каких-либо повреждений. Секреты восточных магов... африканские колдуны...
шаманы... Моисей Наумович сказал с мягким укором:
- Простите, что прерываю вас, Алексей Андреевич. Но я хотел бы
предупредить вас, что жидкость эта очень, оч-чень коварна...
Я в смущении уставился на опустевшую наполовину бутыль. Но бес
разнузданности уже овладевал мною. Я погрозил Моисею Наумовичу пальцем и
плеснул себе коварной жидкости уже не в рюмочку, а в чайную кружку.
Проглотив залпом и поцокав языком от удовольствия, я проговорил,
старательно артикулируя:
- А вот у Лермонтова на такой случай сказано... "Вы, может, думаете,
что я пьян? Это ничего!.. Гораздо свободнее, могу вас уверить..." Таким
образом, что мы имеем, Моисей Наумович? А имеем мы опять же поэзию. Чудище
обло и даже, может быть, стозевно... в пересчете на число жертв, которое
оно способно схарчить единовременно. Собачки на Пугачевке до сих пор,
наверное, об этом помнят, на что уж у собачек память ни к черту...
Рассказывайте мне об адском оружии! Вот оно, это ваше адское оружие, и
никакой мистики... А Ким - он сам себе и беглец из ада, и адский слуга, и
адское оружие...
Тут я понял, что иссяк, очень утомлен и что мне пора домой.
По пути, стараясь ступать твердо и уверенной напевая какую-то легко
мысленную чушь, я вдруг заметил, что за мной увязалось несколько
собачонок. Они следовали в отдалении, они не лаяли и, конечно же, не
норовили ухватить меня за пятки. Они трусили позади совершенно бесшумно, а
когда я оборачивался, с жалобным прискуливанием бросались кто куда в
лунные тени...
18
По облику был он похож на непроспавшегося мертвеца:
жесткие волосы дыбом, бледная с прозеленью физиономия в
засохлых пятнах, неподвижные тухлые глаза. Ходил и
бормотал: "Не убий, не убий, не прелюбы сотвори..." Юрод.
Дня через два Ким нанес городу ответный визит. Вспоминать об этом
тоже не хочется, но тоже надо.
Около полудня он появился на проспекте Изотова в обычном своем
оранжевом тулупе до пят и чудовищной своей шнурковой шапке. Облачение это
было известно половине ташлинцев хотя бы и по слухам, и наиболее смелые из
встречных проходили мимо, уставив взоры прямо перед собой, а малодушные
торопились свернуть в переулки или занырнуть в магазины. А направлялся Ким
домой в Черемушки, возвращаясь из жалкой нашей районной "Оптики", где он
еще месяца три назад заказал очки для своей жены Люси. Заходил он в
"Оптику", как впоследствии выяснилось, раз двадцать за это время, да все
втуне: то оправы не было подходящей, то линз, а чаще всего ни того, ни
другого. В тот день поучился у него с продавцом такой разговор.
- Чтобы завтра очки были, - сказал он.
- Завтра будут, - хмуро, но с готовностью ответствовал продавец.
- Чтобы завтра очки были доставлены мне домой к двенадцати, - сказал
он.
- Будут доставлены, - сказал продавец.
Ким указал пальцем на высунувшегося из мастерской парнишку-ученика:
- Вот пусть он доставит.
Парнишка, посинев от ужаса, отчаянно затряс головой. Продавец
набычился.
- Я сам доставлю, - сказал он.
Ким безрадостно оскалился.
- Ладно, - проговорил он. - Ты сам и доставишь, старик, коль ног не
жаль. И запомни: доставишь вовремя - воля; вынудишь меня снова к тебе
тащиться - уже неволя; не выполнишь заказ - смерть.
Продавец побледнел, но ответил с достоинством:
- Вы меня не пугайте, гражданин Волошин. Меня немецкие танки не
испугали. Сказал - доставлю, значит, доставлю.
На том они и расстались. Продавец принялся работать с великолепной
оправой, предназначенной для старшей дочери начальника милиции, а Ким
отправился восвояси.
Кажется, впервые повел он себя столь откровенно и вызывающе, впервые
обнажил оружие. Так, с обнаженным оружием, и двинулся по проспекту
Изотова. Весть уже распространилась, народу на проспекте стало немного,
никому не хотелось попадаться на глаза этому бесу, и маячили отдельные
фигуры шагах в двадцати позади него да поспешно расходились фланирующие
шагах в тридцати впереди. И надо же было случиться, что к нему прицепился
известный возмутитель спокойствия иеговист Панас Черкасенко...
Ким шел обычным своим широким шагом, а коротышка-иеговист вприпрыжку
поспевал за ним и визгливо вещал. Что-то об армагеддоне. О каких-то ста
сорока четырех тысячах. Об обновленной земле. Ким шел себе, словно ничего
не слыша, а потом, не останавливаясь, отрывисто произнес несколько слов.
Проповедник подпрыгнул, воздел руки горе, словно бы в крайнем возмущении,
снова нагнал Кима и снова принялся вещать. Те, кто наблюдал эту сцену,
затаили дыхание, кое-кто остановился, кое-кто попятился.
И точно. Панаса Черкасенко вдруг повело влево, как пьяного,
боком-боком засеменил он на подгибающихся ногах и вывалился на проезжую
часть в аккурат под громыхающий на полном ходу самосвал. Злосчастный
проповедник даже не вскрикнул, лишь явственно хрустнули его сокрушаемые
кости под громадными колесами. Скрежет, визг тормозов, и на проспекте
Изотова воцарилась тишина. И тогда жалостливо-испуганный стон извергся из
грудей наблюдателей, а Ким, даже не оглянувшись, пошел дальше и вскоре
свернул на улицу им. писателя Пенькова, по которой был кратчайший путь к
мосту через Большой Овраг...
Но не гибелью свидетеля Иеговы заключился его выход в город. Улица
им. писателя Пенькова у нас узкая, а в те времена еще и перекопанная
строителями, и прохожие-очевидцы наблюдали то, что произошло, можно
сказать, в упор. Со стороны проспекта Изотова донеслись завывания сирены
то ли ГАИ, то ли "скорой", когда Ким ступил на бугристую тропинку,
протоптанную в снегу вдоль фасада возводимого пятиэтажника, того самого, с
которого накануне сверзился пьяный строитель. Ким ступил, прошел,
оскользаясь, несколько шагов и внезапно замер на месте.
Он простоял секунд пять, когда сквозь клетку лесов вылетела из
оконного проема на третьем этаже страшенного вида колода - вроде тех,
какими пользуются в своем ремесле мясники. Она грянулась на тропинку едва
ли не под нога Киму, подскочила и выкатилась на середину улицы. Ким на миг
поднял голову и как будто взглянул в ту сторону, откуда она вылетела,
после чего пошел дальше своей дорогой.
Ошеломленные прохожие-очевидцы провожали его взглядами, пока он не
скрылся из глаз, и только тогда услыхали жалобные вопли и мольбы о помощи,
доносившиеся из недр новостройки. Мнения разделились. Кто-то настаивал на
том, чтобы позвать милицию. Кто-то предостерегал от опрометчивых
поступков. Кто-то просто ушел от греха. Но нашлись и смелые. Не без
трепета вступили в дом и поднялись на третий этаж, где обнаружили трех
молодцов в испачканных черных полушубках. Молодцы бродили по комнатам,
ощупывая стены грязными ладонями. При этом они громко рыдали, срываясь в
истерику, и опухшие мордасы их были измазаны слезами пополам со
строительной пылью. Они были насмерть перепуганы: никак не могли найти
дверь, чтобы выйти на улицу...
Здесь необходимо маленькое отступление.
Не знаю, как в других столицах, но в нашем областном Ольденбурге эта
разновидность общественных деятелей появилась вскоре после 85-го, причем в
количествах, далеко превышающих желательные. Большею частью рекрутируется
она из бывших спортсменов и несостоявшихся тренеров по боевым видам
спорта. Зимой они щеголяют в черных полушубках, которые называют
"романовскими", - это щегольство патриотическое, бросающее вызов
заграничным дубленкам. Роятся они возле мебельных магазинов, в
железнодорожных пакгаузах и при оптовых складах продовольствия и спиртных
напитков. По вечерам любят бывать в престижных ресторанах, где при обычных
обстоятельствах ведут себя спокойно и тихо. Пьют немного, закусывают
деликатесно, курят только "Мальборо". Столики занимают не самые удобные,
но расположенные на стратегических направлениях... Можно, конечно, гадать,
кто нанял в Ольденбурге этих оболтусов с микроскопическими мозгами и
чугунной совестью, но как медик я утверждаю, что больше не отираться им по
мебельным делам, и не сидеть в дорогих ресторанах, и не курить
"Мальборо"...
Часа в четыре пополудни, уже отягощенный всей этой информацией, я
заперся в своем кабинете. Мне было худо. Если бы душевное состояние мое
проявилось в телесных движениях, я бы трясся, как от сильного озноба. Но
мне удавалось сдерживать себя. Мало того, я с неясным удивлением осознал,
что не так уж меня поразила гибель проповедника-иеговиста и моментальное
низведение сразу трех человек до уровня клинического идиотизма. Нет, всю
душу мою затопил вполне эгоистический ужас за себя и за моих близких.
Неуловимый, неуязвимый, непостижимый бес открыто расхаживал между людьми,
и невозможно было предсказать, кто будет очередной жертвой его. И еще: он
учуял опасность за несколько секунд до нападения.
А ведь еще не было известно, что произойдет этой ночью. Мало кто
знал, что не трое, а целых семнадцать "черных полушубков" наехало в наш
Ташлинск. Как видно, потеря троих не произвела на остальных должного
впечатления, и примерно в полночь весь отряд гангстеров двинулся к мосту
через Большой Овраг. И там, на середине моста, Ким их стукнул. Надо
полагать, не выходя из дому. Но эти четырнадцать отделались легко.
Полежали в снегу, поднялись на трясущиеся ноги и пустились без оглядки
обратно. Некоторые слегка поморозились, кто-то потерял шапку... Утром они
дружно погрузились в автобус и отбыли к себе в Ольденбург.
19
Козерог. Начнете пожинать плоды своей работы. Это
вдохновит вас на новые трудовые подвиги. Вам очень помогут
друзья и коллеги. Будьте поласковее с родными и близкими,
чтобы не только на работе, но и дома все было в лучшем
виде.
А в тот день я сидел в своем кабинете, смотрел, как за окном
сгущаются сумерки, с тоской прислушивался к сосанию под ложечкой и никого
к своей особе не допускал. Потом позвонил Моисей Наумович и попросил
разрешения зайти для важного разговора. Ему я, конечно, открыл, мы уселись
у стола и уставились друг на друга.
- Ну что, Моисей Наумович? - спросил я наконец.
- Обыкновенная история, - горько ответил он. - Легкая эпилепсия,
выпадение сознания, непослушные нот выносят беднягу под грузовик.
- Я, собственно, не об этом.
- И я тоже хотел не об этом. Вы обратили внимание, Алексей Андреевич,
что он остановился секунд за пять...
- Да. Обратил.
- Вот и я обратил. И я не понимаю, Алексей Андреевич, чем такая вот
странность противоречит моей гипотезе...
- Да я уже и сам не понимаю, - рассеянно отозвался я. Спорить не было
сил.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг