Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
     - Это не важно, что я плету. Главное - что я дальше не иду.  Была  бы
моя воля, я бы и вас... как это профессор квалифицировал?  Благодетели?  И
вас бы не пустил.
     - Да ты что? Спятил? Два шага осталось...
     - Не в том дело, сколько осталось, а в том, сколько пройдено! - почти
кричит Писатель. - Славно мы тут с вами пообщались. А до чего додумались!
     -  И  до  чего  же  вы  додумались?  -  севшим  от   злости   голосом
осведомляется проводник.
     - Я? Ты мне скажи, почему все-таки Дикобраз повесился?
     - При чем здесь Дикобраз? - возмущается проводник.
     - Я тебе объясню - при чем, но  сначала  ты  мне  ответь:  почему  он
все-таки повесился?
     - Потому что  он  не  за  богатством  шел,  а  за  братом  своим  шел
младшим...
     - Так-так-так, за братом...
     - Он брата своего загубил, мальчишку. В  Зону  его  с  собой  взял  и
где-то вместо себя подставил. А потом к старости совесть его  замучила,  и
он пошел в Зону, чтобы брату жизнь вернуть. А как дошел до места, тут  его
снова жадность забрала, и вместо брата он денег пожелал. Понял?
     - Превосходно, - говорит Писатель. - Я так и думал. Но ты мне вот что
объясни. Почему он все-таки повесился? Почему он еще раз не пошел,  теперь
уже точно не за деньгами, а за братом... а?
     - Этого я и сам не понимаю, - угрюмо говорит проводник.
     -  А  я  понимаю.  И  он  понял,  потому  и  повесился.  Дикобразу  -
дикобразово, и только дикобразово, и ничего, кроме  дикобразова...  Ты  же
сам мне говорил, на месте этом только сокровенные желания  исполняются.  А
что ты там в голос кричишь!..  Брата,  мол,  хочу  вернуть  единственного,
счастья,  мол,  хочу  для  всего  человечества,  вдохновения,   мол,   мне
подарите!.. На месте этом те твои  желания  сбудутся,  которые  составляют
твою натуру, суть! О которых ты понятия не имеешь, а они в  тебе  сидят  и
всю жизнь тобой управляют. Вот что  произошло  с  Дикобразом.  Ничего  ты,
ангел мой, не понял. Не жадность его одолела. Он на том месте  на  коленях
стоял, брата вымаливал, от всей души, как  ему  казалось,  от  всей  своей
больной совести, а получил кучу денег, и ничего  иного  получить  не  мог,
потому что Дикобразу дикобразово. Потому что совесть, душевные муки -  это
все придумано, от головы. А суть его, дикобразова, была. Понял он это и уж
тогда только повесился.
     Проводник слушает его приоткрыв рот.
     - Мне казалось, что я играю в интересную новую игру.  Приключение.  И
вдруг понял, дружище, что все это - не шутки. Я, по правде, не очень  даже
в чудеса эти верю. Ну, попрошу там чего-нибудь, все равно  это  сказки.  А
потом напишу. Об этом ведь никто еще не писал... Нет, соколиный глаз, друг
мой, я в такие игры не играю...
     - Слушай, Профессор, - говорит растерянно проводник. - Что это с ним?
Скажи ему!
     Профессор пожимает плечами.
     - Да как же так? - говорит проводник. - Я  ж  иду  за  здоровьем  для
дочери, для мартышки моей несчастной, а получу, значит, неизвестно что?
     - Известно, - ласково произносит Профессор. -  Все  совершенно  точно
известно...
     - Перестаньте, - перебивает его Писатель, и снова наступает тягостное
молчание.
     Потом проводник угрюмо говорит:
     - Хватит. Подъем.
     Профессор угрюмо идет впереди, за ним -  Писатель,  а  за  Писателем,
почти наступая ему на пятки, - проводник.
     - Ладно, врать не буду, - бубнит он. - Когда выходил, не  думал  я  о
мартышке, это точно... А теперь-то! Да я за нее кому хочешь горло порву! А
ты мне толкуешь...
     - Слушай, перестань бормотать, - говорит Писатель, не оборачиваясь. -
Что ты ко мне пристал? Не знаю я, чего ты на самом деле хочешь. И ты этого
не знаешь! И ради бога, не отвлекайся. Смотри за дорогой... Как раз сейчас
только гробануться не хватает...
     Впереди в дрожащем мареве виден задранный  ковш  покрытого  ржавчиной
экскаватора.
     И вот они останавливаются перед пологим спуском к тому самому месту и
завороженно глядят вниз,  на  волшебную  котловину.  Проводник  оглядывает
спуск и на ржавом склоне замечает странные черные кляксы.
     - Ну, счастлив ваш бог, ребята! - говорит он  сдавленным  голосом.  -
Сдохла она.
     - Кто? - не сразу откликается Профессор.
     - Мясорубка. Видишь эти черные сопли? Сдохла жаба.  Все!  Можно  идти
свободно.
     - Вот видите -  мясорубка...  -  говорит  Писатель  удовлетворенно  и
усаживается на землю. - Приятное название.
     - Да уж, брат, куда приятнее! Здесь  Дикобраз  свою  последнюю  живую
отмычку  использовал.  Кащей  у  него  была  кличка,   молоденький   такой
дурачок...
     - И ты бы меня сюда погнал? - говорит Профессор. - Меня? В мясорубку?
     - А ты как думал? Одна труба  да  мясорубка  чего  стоят...  А  здесь
только так и можно. А иначе - один шанс из четырех. Лотерея! А  в  Зоне  в
азартные игры не играют...
     -  Уму  непостижимо,  -  говорит  Писатель.  -  Переться  через   эти
смертельные горки, убить двух товарищей, и все ради мешка денег...
     - Во-первых, - жестко говорит проводник, - товарищей сюда  не  берут.
Да и не бывает у  сталкера  никаких  товарищей.  Я  сам  себе  товарищ.  А
во-вторых, из-за денег и не такие дела делают. Ты что, с луны свалился?
     - А если бы я не пошел? - спрашивает Профессор.
     - Да хватит вам об этом! - кричит проводник.  -  Пошел,  не  пошел...
Повезло нам, и все! Труба пустая оказалась, мясорубка сдохла, что я вам  -
злодей какой-нибудь? Думаете, мне много радости  было  -  живых  людей  на
смерть гонять? Ну - кто  первый  хочет?  Ты,  может?  Заслужил  ведь...  -
обращается он к Писателю.
     Писатель решительно мотает головой.
     - Нет. Я ведь сказал, что не пойду. Просто хочу  посмотреть  на  чудо
это собственными глазами. Я скептик.
     - Тьфу! Да не бойся, сдохла она, говорят тебе! Ну,  хочешь,  я  пойду
первым. Ты не против? - спрашивает он Профессора.
     - Идите, идите... конечно, - отвечает Профессор. - Я ведь  никогда  и
не собирался ни подходить туда, ни просить...
     - Как так - не собирался? - тупо произносит  проводник.  -  Зачем  же
тогда ты сюда перся? Это ж не  я  тебя  уговаривал  сюда  идти...  ты  сам
просил, деньги сулил! Как же так - не собирался?
     Вместо  ответа  Профессор  по  примеру  Писателя  садится  на  землю,
поставив рюкзак между колен.
     -  Нет,  вы  посмотрите  на  этих  идиотов!  -  ошеломленно   говорит
проводник. - Жизнью рисковали, через все прошли,  добрались,  и  на  тебе!
Сели и сидят!
     - И правильно делают, - говорит Писатель. - И ты  тоже  садись.  Надо
перед обратной дорогой посидеть.
     - Этот дурак облысел, этого  в  городе  участковый  ждет...  Ты  хоть
волосы себе обратно попроси!
     - Снявши голову, по волосам не плачут, - говорит Писатель.  -  Брось,
ангел, не унижайся! Садись с нами, закусим, коньячку  вот  выпьем...  И  с
богом домой.
     - Вот тебе - домой! - орет проводник, потрясая дулей.
     Он решительно поворачивается и идет к спуску. Шаги его, вначале очень
решительные,  замедляются,  и   он   растерянно   останавливается.   Потом
поворачивается и также решительно возвращается назад.
     - Ладно! Ты можешь мне объяснить, почему ты не идешь?  -  говорит  он
Писателю. - Только честно и без болтовни!
     - Пожалуйста! Я боюсь. Себя не знаю и не верю себе... Наверняка  знаю
одно: много дряни у меня в душе за жизнь накопилось.  Не  хочу  эту  дрянь
людям на голову выливать, а потом, как Дикобраз, в петлю  лезть.  Лучше  в
этом своем вонючем особняке сопьюсь тихо и  мирно.  Иди,  иди!  Только  не
думаешь ли ты, что если мы живы сейчас, то ты нас  не  убил?  Убил,  убил!
Хоть мы и живы. И не надейся. На что ты можешь  надеяться  с  такой  своей
натурой? Над дочкой своей слезы раскаяния проливаешь... Ты,  прости  меня,
как тот бандит, у которого руки по локоть в крови, а на груди  татуировка:
"Не забуду мать родную"... Уймись, сталкер. Не доросли мы до этого  места,
не нам с тобой сюда ходить за счастьем...
     - А чистеньким-то я бы, может, и не пошел! - зло кричит проводник.
     - Заговорила валаамова ослица! - мечтательно произносит Писатель.
     - Не понимаю, - бормочет проводник, в отчаянии тряся  головой.  -  Не
понимаю я...
     - И счастье твое, что не понимаешь! Сходи туда -  сразу  поймешь,  но
тогда уже... извини! Ты ведь всегда очень высоко себя ставил,  много  выше
всех остальных... Железный мужик, гордый и вольный, а на самом-то  деле  -
просто  скотина.  И  придешь  ты  оттуда  либо  калекой,   тухлой   гнидой
приползешь, ни на что не годной от срама, либо  таким  уж  зверем,  что  и
Дикобраз по сравнению с тобой ангелом покажется. Все. Отстань!
     Пока они конфликтовали, Профессор уже освободил из рюкзака  массивный
цилиндр, тускло отсвечивающий на солнце. На цилиндре нет  ни  циферблатов,
ни шкал, только диск наподобие телефонного в центре верхнего днища.
     - Что это у вас, Профессор? - спрашивает Писатель.
     - Это атомная мина.
     - Атомная!?
     - Да. Двадцать килотонн.
     - Откуда? Зачем?
     - Мы собирали ее с друзьями... с бывшими моими коллегами. Мы  решили,
что это место надо уничтожить. Я и до сих пор так думаю.  Никому  никакого
счастья оно не принесет. А если попадет в дурные руки... страшно подумать.
Впрочем, теперь я уже не знаю... Они потом стали говорить, что это чудо  и
надежда, что нельзя убивать чудо и нельзя убивать надежду. Мы поссорились.
Только ученые умеют так ссориться. Они спрятали эту мину, но я ее нашел...
- Он поднимает глаза. - Вы понимаете? Я и сейчас  совершенно  уверен,  что
все это надо к черту взорвать. Это просто: набрать четыре цифры,  и  через
час... В общем, сюда никто больше никогда не придет...
     Он долго молчит, затем добавляет:
     - И никогда больше на земле не будет такого места.
     - Бедняга... - тихо говорит Писатель. - Выбрал себе проблемку...
     - Понимаете, это общий принцип, - говорит  Профессор.  -  Никогда  не
совершай необратимых действий. Но пока эта язва открыта здесь для  всех  -
ни сна, ни покоя...
     И тут взрывается проводник.
     - Будьте вы прокляты! Какого дьявола я с вами связался? - ревет он. -
Интеллигенты хреновые! Болтуны! Пошел бы, взял деньги, не знал бы  ничего,
не думал бы, жил бы припеваючи, как люди живут!  Запутали!  Душу  разъели,
паразиты! А как  же  теперь  я?  А?  Ничего  нельзя!  Туда  нельзя,  здесь
нельзя... Значит, все зря? Навсегда зря? Никогда, значит, больше ничего?
     Он хватает Профессора за плечи.
     - Тогда взрывай ее к чертовой матери! Тогда - никому!  Хоть  какая-то
польза будет!
     Он обхватывает голову и раскачивается. Потом вдруг замирает.
     - Слушай! - хрипло шепчет он в  лицо  Писателю.  -  Ну  ладно,  я  не
гожусь... а жена? Ради дочери своей, а? Не я,  не  я,  жена!  Она  у  меня
святая, у нее же ничего, кроме мартышки, нет! Жена, а?
     Он кидается к Профессору.
     - Нет! Не надо! Нельзя! Не трогай ее! Другой же надежды нет!
     Профессор  отстраняет  его  руки.  И  Писатель   и   проводник,   как
завороженные, следят, как Профессор с натугой  отвинчивает  верхнюю  часть
цилиндра,  приподнимает  ее,  обрывает  тянущиеся  провода  и  принимается
разбирать,  рвать,  ломать,  далеко  вокруг  себя  разбрасывая  деталь  за
деталью.
     В это время заходит солнце и становится темно.


     Опять забегаловка.
     В кафе пусто. За стойкой копошится грузный кельнер в грязной  куртке.
За столиком в углу расселись наши герои - грязные,  оборванные,  заросшие.
Перед каждым - полупустая кружка пива. Писатель разглагольствует:
     - ...я представляю себе это здание в виде гигантского храма. Все, что
создало человеческое воображение,  фантазия,  дерзкая  мысль,  -  все  это
кирпичи, из которых сложены стены этого храма: философия, книги,  полотна,
этические  теории,  трагедии,  симфонии...  Даже,  черт  возьми,  наиболее
смелые, основополагающие научные идеи. Так уж и быть... А вот вся эта ваша
технология, домны, урожаи, вся эта маята-суета для того, чтобы можно  было
меньше работать и больше жрать, - все это леса, стропила... Они,  конечно,
необходимы  для  построения  храма,  без  них  храм  был   бы   совершенно
невозможен,  но  они  опадают,  осыпаются,   возводятся   снова,   сначала
деревянные,  потом  каменные,   стальные,   пластмассовые,   наконец,   но
всего-навсего  стропила  для  построения  великого  храма  культуры,  этой
великой и бесконечной цели человечества. Все умирает, все забывается,  все
исчезает,  остается  только  этот  храм...  Честно  говоря,   человечество
вообще-то существует лишь затем...
     Профессор отхлебывает из кружки и брюзжит:
     - И вы что, беретесь ответить, зачем существует человечество?
     - Не перебивайте, - бросает Писатель. - Это невежливо. Лишь затем,  -
продолжает  он,  -  чтобы  производить  произведения   искусства!   Образы
абсолютной истины. Это, по крайней мере, бескорыстно...
     Пауза.
     Писатель неожиданно ухмыляется:
     - Шутка, - добавляет он, почти смущенно. - Пиво  здесь...  разве  это
пиво? Давайте еще по одной, что ли?
     - У меня денег больше нет, - говорит Профессор.
     - И у меня нет, - упавшим голосом сообщает Писатель.
     - Вы же хвастались, что у вас везде  кредит,  -  раздраженно  говорит
Профессор Писателю.
     - Да! - с вызовом отвечает тот. - Везде! А здесь нет.
     Проводник высыпает на стол несколько мелких монет пополам с  мусором,
двигает монетки пальцем, пересчитывая.
     - Вот, - говорит он, - на две кружки еще хватит. Живем.
     В этот момент у столика появляется кельнер, ловко  расставляет  перед
ними полные, с шапками пены кружки и забирает кружки с опивками. Глядя  на
него, проводник с извиняющимся видом стучит грязным ногтем по жалкой кучке
монет. Кельнер делает успокаивающий жест и исчезает.
     - Мой читатель! - объявляет Писатель значительно. - Узнал!
     Проводник и Профессор смотрят на  него  -  на  его  небритую  грязную
физиономию, на огромный  синяк  вокруг  правого  глаза,  на  окровавленную
тряпку, съехавшую на лоб, - смотрят а потом, не говоря ни  слова,  надолго
припадают к своим кружкам.
     - Нет, - говорит проводник. - Это не выпивка, ребята. Я  сейчас  жене
позвоню, у нее десятка оставалась. Пусть принесет.
     Писатель удерживает его за рукав.
     - Какая там десятка? Да я сейчас в любую редакцию позвоню...
     Проводник отстраняет его.
     - Уймись... я угощаю, а не ты. Сиди.
     Он подходит к автомату, набирает номер, и в этот момент  видит  через
окно жену, которая идет в сторону кафе. Он вешает трубку и возвращается  к
столику.
     Она подходит к столику и говорит мужу:
     - Ну, что ты здесь сидишь? Пошли!
     - Сейчас, - говорит он.  -  Ты  присядь.  Присядь  с  нами,  ты  что,
торопишься?
     Она охотно садится, берет его за руку и обводит взглядом  Писателя  и
Профессора.
     - Вы знаете, - говорит она, - мама моя была очень против. Он  же  был
совершенный бандит. Вся округа  его  боялась.  Он  был  красивый,  легкий,
как... А мама говорила: он же  сталкер,  он  же  смертник,  он  же  вечный
арестант...  И  дети  -  вспомни,  говорила  она,   какие  дети  бывают  у
сталкеров... А я даже с ней не спорила. Я и сама  все  это  знала:  и  что
смертник, и что арестант, и про детей. Только  что  я  могла  поделать?  Я
уверена была, что с ним мне будет счастье. Я знала, конечно,  что  и  горя
будет много, но я подумала: пусть будет лучше горькое счастье,  чем  серая
жизнь. А может быть, я все это  уже  сейчас  придумала.  Тогда  он  просто
подошел ко мне и сказал ласково: "Слушай, пойдем со мной!" И  я  пошла.  И

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг