бочки с горючим, покрытые пылью трактора... На этом обычном, уже обрыдлом
фоне полураздетые вооруженные люди, лежавшие и сидевшие на корточках со
своими пулеметами и автоматами, всклокоченные с помятыми лицами и
растрепанными бородами, казались нелепыми и смешными. Андрей вспомнил, что
он и сам без штанов и что ботиночные шнурки у него болтаются, ему стало
неловко. Он осторожно попятился к дверям, но там толпой стояли водители,
картографы и геологи.
- Осмелюсь доложить, - говорил тем временем приободрившийся Терман. -
Это был не человек, господин полковник.
- А что же это было?
Рядовой Терман затруднился.
- Похоже скорее на слона, господин полковник, - авторитетно сказал
Фогель. - Или же на допотопное чудовище.
- На стегозавра больше всего похоже, - подал голос Тевосян.
Полковник тут же обратил на него взгляд и несколько секунд с
любопытством его рассматривал.
- Сержант, - сказал он наконец. - Почему ваши люди раскрывают рот без
разрешения?
Кто-то злорадно хихикнул.
- Р-р-разговорчики! - страшным шепотом произнес сержант. - Разрешите
наказать, господин полковник?
- Полагаю... - начал было полковник, и тут его прервали.
- В-ва-ва-ва-в-в... - тихонько, а потом все громче завыл кто-то, и
Андрей заметался взглядом по лагерю, ища, кто это воет и почему.
Все испуганно зашевелились, все завертели головами, а потом Андрей
увидел: Анастасис, стоя позади тракторной кабины, тычет рукой куда-то
вперед, весь белый, даже зеленый, и не может выговорить ни одного связного
слова. Андрей, заранее напрягаясь, готовый ко всему, поглядел, куда он
тычет, но ничего там не увидел. Улица была пуста, в дальнем конце ее уже
дрожало жаркое марево. Потом сержант вдруг гулко прочистил горло и
надвинул фуражку на лоб, кто-то тихо, с отчаянием, выругался, а Андрей все
еще не понимал, и только когда незнакомый голос у него над ухом прохрипел:
"Господи, твоя воля!..", Андрей, наконец, понял. У него волосы
зашевелились на затылке, и ослабели ноги.
Статуи на углу не было. Огромный железный человек с жабьим лицом и
пафосно растопыренными руками исчез. Остался на перекрестке только
засохший кал, который вчера навалили вокруг статуи солдаты.
3
- Так я пошел, полковник, - сказал Андрей, поднимаясь.
Полковник тоже поднялся и тотчас же тяжело оперся на трость. Сегодня
он был еще бледнее, лицо обтянуто, и он казался совершенным стариком. Даже
от выправки его, можно сказать, ничего не осталось.
- Счастливого пути, господин советник, - проговорил он. Выцветшие
глазки его глядели почти виновато. - Черт возьми, в сущности, командирская
рекогносцировка - это ведь мое дело...
Андрей взял со стола автомат и закинул ремень на плечо.
- Не знаю, не знаю... - сказал он. - У меня, например, такое
ощущение, будто я удираю, бросивши все на вас... А вы больны, полковник.
- Да, представьте себе, сегодня я... - полковник оборвал себя. - Я
полагаю, вы вернетесь до темноты?
- Я вернусь значительно раньше, - сказал Андрей. - Эту вылазку я не
рассматриваю даже как рекогносцировку. Я просто хочу показать этим
трусливым ублюдкам, что ничего страшного впереди нет. Ходячие статуи,
видите ли!.. - Он спохватился. - Я не имел в виду упрекнуть ваших солдат,
полковник...
- Пустяки... - Полковник слабо отмахнулся тощей рукой. - Вы
совершенно правы. Солдаты всегда трусливы. Я ни разу в жизни не видел
храбрых солдат. Да и с какой стати им быть храбрыми?
- Ну, - улыбнулся Андрей, - если бы впереди нас ожидали всего-навсего
танки противника...
- Танки! - сказал полковник. - Танки - другое дело. Но вот я
прекрасно помню случай, когда рота парашютистов отказалась вступить в
деревню, где жил известный на всю округу колдун.
Андрей засмеялся и протянул полковнику руку.
- До встречи, - сказал он.
- Минуточку, - остановил его полковник. - Даган!
В комнате возник Даган с флягой, оплетенной серебряной сеткой, в
руке. На столе появился серебряный подносик, а на подносике - серебряные
же стопочки.
- Прошу вас, - сказал полковник.
Они выпили и обменялись рукопожатием.
- До встречи, - повторил Андрей.
Он спустился по вонючей лестнице в вестибюль, холодно кивнул Кехаде,
который прямо на полу возился с каким-то прибором вроде теодолита, и вышел
на пышущую жаром улицу. Короткая тень его легла на пыльные потрескавшиеся
плиты тротуара, и сейчас же рядом появилась вторая тень, и тогда Андрей
вспомнил про Немого. Он оглянулся. Немой стоял в своей обычной позе,
засунув ладони за широкий пояс, с которого свисал устрашающего вида тесак.
Густые черные волосы его стояли дыбом, босые ноги были расставлены, а
коричневая кожа лоснилась, словно смазанная жиром.
- Может, автомат возьмешь все-таки? - спросил Андрей.
"Нет".
- Ну, как хочешь...
Андрей огляделся. Изя и Пак сидели в тени волокуши и, развернув
карту, рассматривали схему города. Двое солдат, вытянув шеи, заглядывали
им через головы. Один из них поймал взгляд Андрея, поспешно отвел глаза и
толкнул другого в бок. Оба сейчас же отошли и скрылись за волокушей.
У второго трактора копошились водители во главе с Эллизауэром.
Водители были кто в чем, а на маленьком черепе Эллизауэра красовалась
гигантская широкополая шляпа. Тут же торчали еще два солдата - подавали
советы, часто сплевывая в сторону.
Андрей посмотрел вверх - вдоль улицы. Пусто. Раскаленный воздух
дрожит над булыжником. Марево. За сто метров уже ничего не разобрать - как
в воде.
- Изя! - позвал он.
Изя и Пак оглянулись и встали. Кореец подобрал с мостовой и взял под
мышку свой маленький самодельный автомат.
- Что, уже? - бодро спросил Изя.
Андрей кивнул и пошел вперед.
Все смотрели на него: прищурившийся от солнца Пермяк, придурковатый
Унгерн, испуганно округливший свой вечно полураскрытый рот, угрюмый
Горилла-Джексон, медленно вытиравший руки куском пакли... Эллизауэр, очень
похожий на грязный, ободранный грибок с детской площадки, приложил два
пальца к полям шляпы с самым торжественным и сочувствующим видом, а
поплевывавшие солдаты перестали поплевывать, обменялись неслышными
замечаниями сквозь зубы и дружно запылили прочь. Трусите, гниды,
мстительно подумал Андрей. Окликнуть вас сейчас для смеха - в штаны ведь
навалите...
Они прошли мимо часового, который поспешно сделал "на караул", и
зашагали по булыжнику - впереди Андрей с автоматом за плечом, следом по
пятам - Немой с рюкзаком, в котором лежали четыре банки консервов, пачка
галет и две фляги воды, сзади, отстав шагов на десять, шлепал разбитыми
башмаками Изя - за спиной у него был пустой рюкзак, в одной руке он держал
схему, а другой судорожно обхлопывал карманы, как бы ища, не забыл ли
чего-нибудь. Последним, чуть вразвалочку, походкой человека, привыкшего к
дальним переходам, легко шагал кореец Пак с короткоствольным автоматом под
мышкой.
Улица была раскалена. Солнце свирепо жарило лопатки и плечи. От стен
домов медленными волнами накатывал жар. Ветра сегодня не было совсем.
Позади, в лагере, завели многострадальный двигатель - Андрей не
обернулся. Чувство освобождения вдруг овладело им. На несколько славных
часов из его жизни исчезали вонючие солдаты с их простой до непонятности
психологией; исчезал интриган Кехада, который был виден весь насквозь и от
этого особенно осточертел; исчезали все эти омерзительны заботы о чужих
стертых ногах, о чужих скандалах и драках, о том, что кого-то рвет - не
отравление ли? - а кого-то особенно интенсивно и с кровью несет - не
дизентерия ли?.. Провалиться бы вам всем, твердил Андрей с каким-то даже
упоением. Век бы я вас не видел. До чего же без вас хорошо!..
Правда, он тут же вспомнил о сомнительном корейце Паке, и на секунду
ему показалось, что светлая радость освобождения замутится сейчас новыми
заботами и подозрениями, но он тут же легкомысленно махнул на это рукой.
Кореец как кореец. Спокойный человек, никогда ни на что не жалуется.
Дальневосточный вариант Иосифа Кацмана, вот и все... Он вдруг вспомнил,
как брат рассказывал ему когда-то, что на Дальнем Востоке все народы, а
особенно японцы, относятся к корейцам в точности так же, как в Европе все
народы, а особенно русские и немцы, относятся к евреям. Это показалось ему
сейчас забавным, и почему-то вдруг вспомнился Кэнси... Да, Кэнси бы сюда,
дядю Юру, Дональда... Э-хе-хе... Если бы удалось дядю Юру уговорить в эту
экспедицию, сейчас бы все было по-другому...
Он вспомнил, как за неделю до выхода он специально выкроил несколько
часов, взял у Гейгера лимузин с пуленепробиваемыми стеклами и смотался к
дяде Юре. Как они пили в большой двухэтажной хате, где было чисто, светло,
вкусно пахло мятой, домашним дымком, свежепеченым хлебом. Пили самогон,
закусывали заливным поросенком, хрустящими малосольными огурчиками, каких
Андрей не едал бог знает сколько лет, обгладывали бараньи ребрышки, макали
куски мяса в соус, пропитанный чесночными запахами, а потом дебелая
голландка Марта, супруга дяди Юры, беременная уже по третьему разу, внесла
свистящий самовар, за который дядя Юра в свое время отдал воз хлеба да воз
картошки, и они долго, основательно, фундаментально пили чай, заедая
каким-то невиданным вареньем - потели, отдувались, обтирали мокрые лица
свежими полотенцами с вышивкой, а дядя Юра все бубнил: "Ничего, ребята,
жить теперь вполне можно... Пригоняют мне каждый день пяток тунеядцев из
лагеря, воспитываю их трудом, сил, понимаешь, не жалею... ежели что -
сразу по зубам, но зато жрут они у меня здесь от пуза, что сам ем, то и им
даю, я тебе не эксплуататор какой-нибудь..." А при прощании, когда Андрей
уже садился в машину, дядя Юра, сжимая его ладонь своими лапищами,
превратившимися, казалось, в сплошную мозоль, проговорил, ища глазами его
взгляд: "Ты меня простишь, Андрюха, я знаю... Все бы бросил, и бабу бы
свою бросил... Вот этих бросить не могу, не позволяю себе..." - и указал
большим пальцем через плечо в сторону двух белоголовых
мальчуганов-погодков, которые тихо, чтобы не услышали, тузили друг друга
за крыльцом.
Андрей обернулся. Лагеря видно уже не было, марево закрыло его.
Тарахтенье двигателя едва доносилось - как из ваты. Изя шел теперь рядом с
Паком, махал у него перед носом схемой и кричал что-то про масштаб. Пак,
собственно, не спорил. Он только улыбался и, когда Изя порывался
остановиться, чтобы развернуть схему и показать все наглядно, деликатно
брал его за локоть и увлекал вперед. Серьезный человек, несомненно. На
такого при прочих равных условиях вполне можно было бы положиться.
Интересно, чего они не поделили с Гейгером?.. Люди они совершенно разные,
это ясно...
Пак учился в Кэмбридже и имел звание доктора философии. Вернувшись в
Южную Корею, он принял участие в каких-то студенческих беспорядках против
режима, и Ли Сын Ман засадил его в кутузку. Из кутузки его в пятидесятом
году освободила северо-корейская армия, о нем написали в газетах, как о
настоящем сыне корейского народа, который ненавидит клику Ли Сын Мана и
американских империалистов, он сделался заместителем ректора, а через
месяц его снова посадили в кутузку, где без предъявления обвинения
продержали до самого десанта в Чемульпо, когда кутузка попала под огонь
частей Первой кавалерийской дивизии, стремительно рвавшейся на
северо-восток. В Сеуле стоял ад кромешный, Пак уже не рассчитывал остаться
в живых, и тут ему предложили участие в Эксперименте.
В город он попал задолго до Андрея, переменил двадцать
специальностей, сцепился, конечно, с господином мэром и вошел в подпольную
организацию интеллигентов, поддерживавшую тогда движение Гейгера. Что-то у
них там с Гейгером произошло. Так или иначе большая группа подпольщиков
еще за два года до Поворота тайно покинула город и ушла на север. Им
повезло: на трехсотпятидесятом километре они нашли в развалинах "снаряд
времени" - здоровенную металлическую цистерну, битком набитую самыми
разнообразными предметами культуры и образцами технологии. Место было
хорошее - вода, плодородная почва у самой Стены, много уцелевших зданий, -
там они и осели.
Они ничего не знали о том, что произошло в городе, и когда появились
обшитые броней трактора экспедиции, решили, что это - за ними. К счастью,
в короткой яростной и нелепой схватке погиб всего один человек. Пак узнал
Изю, своего старинного приятеля, и понял, что происходит ошибка... А потом
он попросился к Андрею. Он сказал, что им движет любопытство, что он давно
уже планировал поход на север, но у эмигрантов не было на это средств.
Андрей не очень ему поверил, но с собой взял. Ему показалось, что Пак
будет полезен своими знаниями, и Пак действительно оказался полезен. Он
делал для экспедиции все, что мог, с Андреем всегда был дружелюбен и
предупредителен, с Изей - тем более, но вызвать его на откровенность
оказалось невозможно. Ни Андрей, ни даже Изя так и не узнали, откуда у
него столько сведений мифического и реального характера относительно
предстоящего пути, для чего он все-таки увязался с экспедицией и что он
вообще думал - о Гейгере, о Городе, об Эксперименте... Пак никогда не
поддерживал разговоров на отвлеченные темы.
Андрей приостановился и, дождавшись своего арьергарда, спросил:
- Ну, вы договорились, что именно вас интересует?
- Что именно? - Изя наконец развернул свою схему. - Смотри... - Он
стал показывать траурным ногтем. - Мы сейчас вот здесь. Значит, раз,
два... через шесть кварталов должна быть площадь. Вот здесь какое-то
большое здание, наверное, правительственное. Сюда нам надо обязательно
попасть. Ну, а если по дороге попадется что-нибудь интересное... Да! Вот
сюда бы еще интересно добраться. Далековато немного, но масштаб тут ни к
черту, так что неизвестно, может быть, это все рядом... Видишь, написано:
"Пантеон". Я люблю пантеоны.
- Ну что ж... - Андрей поправил автомат. - Можно и так, конечно... А
воду, значит, мы сегодня искать не будем?
- До воды далеко, - негромко сказал Пак.
- Да, брат... - подхватил Изя. - До воды, брат... Видишь, у них здесь
указано - водонапорная башня... Это здесь? - спросил он Пака.
Пак пожал плечами.
- Я не знаю. Но если в этих кварталах вода вообще осталась, то только
здесь.
- Да-а-а... - протянул Изя. - Далековато. Километров тридцать, за
день не обернуться... Правда, масштаб... Слушай, а зачем тебе воду именно
сейчас? За водой пойдем завтра, как и договаривались... вернее, поедем.
- Хорошо, - сказал Андрей. - Пошли.
Теперь они шли рядом, и некоторое время все молчали. Изя непрерывно
крутил головой и как бы принюхивался, но ни справа, ни слева ничего
интересного не обнаруживалось. Трех- и четырехэтажные дома, иногда
довольно красивые. Выбитые стекла. Некоторые окна заколочены
покоробившейся фанерой. На балконах - полуразвалившиеся цветочные ящики,
многие дома заплетены жестким пыльным плющом. Большой магазин - огромные,
запыленные до непрозрачности витрины, почему-то уцелевшие, а двери -
выломаны... Изя сорвался, трусцой сбегал, заглянул, снова вернулся.
- Пусто, - сообщил он. - Полный разгром.
Какое-то общественное здание - не то театр, не то концертный зал, не
то кино. Потом опять магазин - витрина расколота, - и еще магазин на
другой стороне... Изя вдруг остановился, шумно потянул носом и поднял
грязноватый палец.
- О! - сказал он. - Здесь где-то!
- Что? - спросил Андрей, озираясь.
- Бумага, - коротко отозвался Изя.
Ни на кого не глядя, он уверенно устремился к зданию на правой
стороне улицы. Здание это было как здание, ничем особенным от соседних не
отличалось, разве что подъезд был пороскошнее да в общем облике его
чувствовался некий готический акцент. Изя исчез в подъезде, и они не
успели еще пересечь улицы, как он снова высунулся и азартно позвал:
- Давайте сюда, Пак! Библиотека!..
Андрей только головой покрутил от восхищения. Ай да Изя!
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг