утомленно закурил сигарету и стал ждать, незаметно поглядывая на циферблат
часов. Он положил себе ждать ровно три минуты, а потом, если вздорная
старуха так и не расколется, отправить ее, старую корягу, в камеру, хоть и
будет это совсем противозаконно. Но, в конце концов, надо же все-таки
форсировать это проклятое дело... Сколько можно с каждой старухой
возиться? Ночь в камере иногда производит на людей прямо-таки волшебное
воздействие... Ну, а если возникнут какие-нибудь неприятности по поводу
превышения полномочий... не возникнут, не станет она жаловаться, не
похоже... ну, а если все-таки возникнут, так в конце концов Главный
прокурор лично в этом деле заинтересован и, надо полагать, не выдаст. Ну,
влепят выговор. Что я им - ради благодарностей работаю? Пусть лепят.
Только бы дело это проклятое хоть немножко продвинуть... хоть чуть-чуть...
Он курил, вежливо разгоняя клубы дыма, секундная стрелка бодро бежала
по циферблату, а пани Гусакова все молчала и только тихонько позвякивала
своими спицами.
- Так, - сказал Андрей, когда истекла четвертая минута. Он
решительным жестом вдавил окурок в переполненную пепельницу. - Вынужден
вас задержать. За сопротивление следствию. Воля ваша, пани Гусакова, но,
по-моему, это ребячество какое-то... Подпишите вот протокол, и вас
препроводят в камеру.
Когда престарелую Матильду увели (на прощание она пожелала ему
спокойной ночи), Андрей вспомнил, что ему так и не принесли горячего чая.
Он высунулся в коридор, длинно и резко напомнил дежурному о его
обязанностях и приказал ввести свидетеля Петрова.
Свидетель Петров, коренастый, почти квадратный, черный, как ворона, а
на вид - совершеннейший бандит, мафиози девяносто шестой пробы, - прочно
уселся на табуретку и, не говоря ни слова, стал злобно исподлобья глядеть,
как Андрей прихлебывает чай.
- Ну что же вы, Петров? - сказал ему Андрей благодушно. - Рвались
сюда, скандалили, работать мне мешали, а теперь вот молчите...
- А чего с вами, дармоедами, разговаривать? - сказал Петров злобно. -
Раньше надо было жопой пошевелить, теперь уже поздно.
- А что же это такое экстренное произошло? - осведомился Андрей,
пропуская "дармоедов" и все прочее мимо ушей.
- А то произошло, что пока вы здесь болтовней занимались, устав свой
говённый соблюдали, я Здание видел!
Андрей осторожно положил ложечку в стакан.
- Какое здание? - спросил он.
- Да вы что, в самом деле? - моментально взбесился Петров. - Вы что,
шутки со мной шутите? Какое здание... Красное! То самое! Стоит, сволочь,
прямо на Главной, и люди туда заходят, а вы тут чаек попиваете... Каких-то
старух дурацких терзаете...
- Минуточку, минуточку!.. - сказал Андрей, вынимая из папки план
города. - Где вы видели? Когда?
- Да вот сейчас, когда везли меня сюда... Я этому идиоту говорю:
"Останови!", а он гонит... Здесь дежурному говорю: давай скорее туда наряд
полиции - он тоже ни мычит ни телится...
- Где вы его видели? В каком месте?
- Синагогу знаете?
- Да, - сказал Андрей, находя на карте синагогу.
- Так вот между синагогой и кинотеатриком - есть там такой
занюханный.
На карте между синагогой и кинотеатром "Новый Иллюзион" значился
сквер с фонтаном и детской площадкой. Андрей покусал кончик карандаша.
- Когда же это вы его видели? - спросил он.
- Двенадцать двадцать было, - сказал Петров угрюмо. - А сейчас уже -
пожалуйста, почти час. Станет оно вас дожидаться... Я, бывало, через
пятнадцать, через двадцать минут прибегал, его уже не было, а тут... - Он
безнадежно махнул рукой.
Андрей снял трубку и приказал:
- Мотоцикл с коляской и одного полицейского. Немедленно.
2
Мотоцикл с треском мчался по Главной улице, подпрыгивая на разбитом
асфальте. Андрей, скорчившись, прятал лицо за ветровым щитком коляски, но
его все равно пробирало насквозь. Надо было захватить шинель.
Время от времени с тротуаров навстречу мотоциклу выскакивали,
кривляясь и приплясывая, синие от холода психи, орали что-то неслышное за
шумом двигателя - полицейский мотоциклист притормаживал тогда, ругаясь
сквозь зубы, увертывался от цепких протянутых рук, прорывался сквозь цепи
полосатых балахонов и тут же снова разгонял машину так, что Андрея
отбрасывало назад.
Кроме сумасшедших, никого на улице больше не было. Только однажды им
повстречалась медленно катящаяся патрульная машина с оранжевой мигалкой на
крыше, да на площади перед мэрией они увидели неуклюже бегущего огромного
лохматого павиана. Павиан бежал опрометью, а за ним с гиканьем и
пронзительными воплями гнались небритые люди в полосатых пижамах. Андрей,
повернув голову, увидел, как они настигли-таки павиана, повалили,
растянули в разные стороны за задние и передние лапы и принялись мерно
раскачивать под жуткую загробную песню.
Мчались навстречу редкие фонари, черные кварталы, словно вымершие,
без единого огонька, потом впереди показалась смутная желтоватая громада
синагоги, и Андрей увидел Здание.
Оно стояло прочно и уверенно, будто всегда, многие десятилетия,
занимало это пространство между стеной синагоги, изрисованной свастиками,
и задрипанным кинотеатриком, оштрафованным на прошлой неделе за показ
порнографических фильмов в ночное время, - стояло на том самом месте, где
еще вчерашним днем росли чахлые деревца, бил худосочный фонтанчик в
неподобающе громадной неряшливой цементной чаше, а на веревочных качелях
висли и визжали разномастные ребятишки.
Оно было действительно красное, кирпичное, четырехэтажное, и окна
нижнего этажа были забраны ставнями, и несколько окон на втором и третьем
этажах светились желтым и розовым, а крыша была крыта оцинкованной жестью,
и рядом с единственной трубой укреплена была странная, с несколькими
поперечинами антенна. К двери действительно вело крыльцо из четырех
каменных ступенек, блестела медная ручка, и чем дольше Андрей смотрел на
это здание, тем явственнее раздавалась у него в ушах какая-то
торжественная и мрачная мелодия, и мельком он вспомнил, что многие из
свидетелей показывали, будто в Здании играет музыка...
Андрей поправил козырек фуражки, чтобы не заслонял глаза, и взглянул
на полицейского мотоциклиста. Угрюмый толстяк сидел нахохлившись, втянув
голову в поднятый воротник, и сонно курил, держа сигарету в зубах.
- Видишь его? - спросил Андрей вполголоса.
Толстяк неловко повернул голову и отогнул воротник.
- А?
- Дом, говорю, видишь? - спросил Андрей, раздражаясь.
- Не слепой, - отозвался полицейский угрюмо.
- А раньше его видел здесь?
- Нет, - сказал полицейский. - Здесь не видел. В других местах -
видел. А что? Здесь ночью и не такое увидишь...
Музыка у Андрея в ушах ревела с трагической силой, так что он даже
плохо слышал полицейского. Происходили какие-то огромные похороны, тысячи
и тысячи людей плакали, провожая своих близких и любимых, и ревущая музыка
не давала им успокоиться, забыться, отключить себя...
- Жди меня здесь, - сказал Андрей полицейскому, но полицейский не
ответил, что, впрочем, было и не удивительно, ибо он со своим мотоциклом
остался на той стороне улицы, а Андрей стоял на каменном крыльце перед
высокой дубовой дверью с медной ручкой.
Тогда Андрей посмотрел направо вдоль Главной улицы в туманную мглу,
налево вдоль Главной улицы в туманную мглу, простился со всем этим на
всякий случай и положил руку в перчатке на вычурно-резную блестящую медь.
За дверью оказалась небольшая спокойная прихожая, неярко освещенная
желтоватым светом, гроздья шинелей, пальто и плащей свисали с разлапистой,
как пальма, вешалки. Под ногами был потертый ковер с бледными
неопределенными узорами, а прямо впереди - широкая мраморная лестница с
красной мягкой дорожкой, прижатой к ступеням металлическими, хорошо
начищенными прутьями. Были еще какие-то картины на стенах, и было еще
что-то за дубовым барьером справа, и был кто-то рядом, кто почтительно
отобрал у Андрея папку и шепнул: "Наверх, пожалуйста..." Ничего этого
Андрей разобрать не мог, ему ужасно мешал козырек фуражки, который все
время съезжал на самые глаза, так что Андрей мог видеть только то, что
было у него под ногами. На середине лестницы он подумал, что надо было бы
сдать проклятую фуражку в гардероб этому раззолоченному типу в галунах и с
бакенбардами до пояса, но теперь было уже поздно, а здесь все было
устроено так, что все надо было делать вовремя или не делать совсем, и
каждый ход свой, каждое свое действие возвращать назад было уже нельзя. И
он со вздохом облегчения шагнул через последнюю ступеньку и снял фуражку.
Как только он появился в дверях, все встали, но он ни на кого не
глядел. Он видел только своего партнера, невысокого пожилого мужчину в
костюме полувоенного образца, в блестящих хромовых сапожках, мучительно на
кого-то похожего и в то же время совершенно незнакомого.
Все неподвижно стояли вдоль стен, белых мраморных стен, украшенных
золотом и пурпуром, задрапированных яркими разноцветными знаменами... нет,
не разноцветными, все было красное с золотом, только красное и только с
золотом, и с бесконечно далекого потолка свисали огромные пурпурно-золотые
полотнища, словно материализовавшиеся ленты какого-то невероятного
северного сияния, все стояли вдоль стен с высокими полукруглыми нишами, а
в нишах прятались в сумраке горделиво-скромные бюсты, мраморные, гипсовые,
бронзовые, золотые, малахитовые, нержавеющей стали... холодом могил веяло
из этих ниш, все мерзли, все украдкой потирали руки и ежились, но все
стояли навытяжку, глядя прямо перед собой, и только пожилой человек в
полувоенной форме, партнер, противник, медленно, неслышными шагами
расхаживал в пустом пространстве посередине зала, слегка наклонив
массивную седеющую голову, заложив руки за спину, сжимая левой рукой кисть
правой. И когда Андрей вошел, и когда все встали и уже стояли некоторое
время, и когда под сводами зала уже затих, запутавшись в пурпуре и золоте,
едва слышный вздох как бы облегчения, человек этот еще продолжал
прохаживаться, а потом вдруг, на полушаге, остановился и очень
внимательно, без улыбки поглядел на Андрея, и Андрей увидел, что волосы у
него на большом черепе редкие и седые, лоб низкий, пышные усы - тоже
редкие и аккуратно подстриженные, а равнодушное лицо - желтоватое, с
неровной, как бы изрытой кожей.
В представлениях не было нужды, и не было нужды в приветственных
речах. Они сели за инкрустированный столик, у Андрея оказались черные, а у
пожилого партнера - белые, не белые, собственно, а желтоватые, и человек с
изрытым лицом протянул меленькую безволосую руку, взял двумя пальцами
пешку и сделал первый ход. Андрей сейчас же двинул навстречу свою пешку,
тихого надежного Вана, который всегда хотел только одного - чтобы его
оставили в покое, - и здесь ему будет обеспечен некоторый, впрочем, весьма
сомнительный и относительный, покой, здесь, в самом центре событий,
которые развернутся, конечно, которые неизбежны, и Вану придется туго, но
именно здесь его можно будет подпирать, прикрывать, защищать - долго, а
при желании - бесконечно долго.
Две пешки стояли друг напротив друга, лоб в лоб, они могли коснуться
друг друга, могли обменяться ничего не значащими словами, могли просто
тихо гордиться собой, гордиться тем, что вот они, простые пешки,
обозначили собою ту главную ось, вокруг которой будет теперь
разворачиваться игра. Но они ничего не могли сделать друг другу, они были
нейтральны друг к другу, они были в разных боевых измерениях - маленький
желтый бесформенный Ван с головой, привычно втянутой в плечи, и плотный,
по-кавалерийски кривоногий мужичок в бурке и в папахе, с чудовищными
пушистыми усами, со скуластым лицом и жесткими, слегка раскосыми глазами.
Снова на доске было равновесие, и это равновесие должно было
продлиться довольно долго, потому что Андрей знал, что партнер его -
человек гениальной осторожности, всегда полагавший, что самое ценное - это
люди, а значит, Вану в ближайшее время ничто не может угрожать, и Андрей
отыскал в рядах Вана и чуть-чуть улыбнулся ему, но сейчас же отвел глаза,
потому что встретился с внимательным и печальным взглядом Дональда.
Партнер думал, неторопливо постукивая мундштуком длинной папиросы по
инкрустированной перламутром поверхности столика, и Андрей снова покосился
на замершие ряды вдоль стен, но теперь он уже смотрел не на своих, а на
тех, кем распоряжался его соперник. Там почти не было знакомых лиц:
какие-то неожиданно интеллигентного вида люди в штатском, с бородами, в
пенсне, в старомодных галстуках и жилетках, какие-то военные в непривычной
форме, с многочисленными ромбами в петлицах, при орденах, привинченных на
муаровые подкладки... Откуда он набрал таких, с некоторым удивлением
подумал Андрей и снова посмотрел на выдвинутую вперед белую пешку. Эта
пешка была ему, по крайней мере, хорошо знакома - человек легендарной
некогда славы, который, как шептались взрослые, не оправдал возлагавшихся
на него надежд и теперь, можно сказать, сошел со сцены. Он, видно, и сам
знал это, но не особенно горевал - стоял, крепко вцепившись в паркет
кривыми ногами, крутил гигантские свои усы, исподлобья поглядывал по
сторонам, и от него остро несло водкой и конским потом.
Партнер поднял над доскою руку и переставил вторую пешку. Андрей
закрыл глаза. Этого он никак не ожидал. Как же это так - прямо сразу? Кто
это? Красивое бледное лицо, вдохновенное и в то же время отталкивающее
каким-то высокомерием, голубоватое пенсне, изящная вьющаяся бородка,
черная копна волос над светлым лбом - Андрей никогда раньше не видел этого
человека и не мог сказать, кто он, но был он, по-видимому, важной
персоной, потому что властно и кратко разговаривал с кривоногим мужичком в
бурке, а тот только шевелил усами, шевелил желваками на скулах и все
отводил в сторону слегка раскосые глаза, словно огромная дикая кошка перед
уверенным укротителем.
Но Андрею не было дела до их отношений - решалась судьба Вана, судьба
маленького, всю свою жизнь мучившегося Вана, совсем уже втянувшего голову
в плечи, уже готового к самому худшему и безнадежно покорного в своей
готовности, и тут могло быть только одно из трех: либо Вана, либо Ван,
либо все оставить так, как есть, подвесить жизни этих двоих в
неопределенности - на высоком языке стратегии это называлось бы
"непринятый ферзевый гамбит" - и такое продолжение было известно Андрею, и
он знал, что оно рекомендуется в учебниках, знал, что это азбука, но он не
мог вынести и мысли о том, что Ван еще в течение долгих часов игры будет
висеть на волоске, покрываясь холодным потом предсмертного ужаса, а
давление на него будет все наращиваться и наращиваться, пока, наконец,
чудовищное напряжение в этом пункте не сделается совершенно невыносимым,
гигантский кровавый нарыв прорвется, и от Вана не останется и следа.
Я этого не выдержу, подумал Андрей. И в конце концов, я совсем не
знаю этого человека в пенсне, какое мне до него дело, почему это я должен
жалеть его, если даже мой гениальный партнер думал всего несколько минут,
прежде чем решился предложить эту жертву... И Андрей снял с доски белую
пешку и поставил на ее место свою, черную, и в то же мгновение увидел, как
дикая кошка в бурке вдруг впервые в жизни взглянула укротителю прямо в
глаза и оскалила в плотоядной ухмылке желтые прокуренные клыки. И сейчас
же какой-то смуглый, оливково-смуглый, не по-русски, не по-европейски даже
выглядящий человек скользнул между рядами к голубому пенсне, взмахнул
огромной ржавой лопатой, и пенсне голубой молнией брызнуло в сторону, а
человек с бледным лицом великого трибуна и несостоявшегося тирана слабо
ахнул, ноги его подломились, и небольшое ладное тело покатилось по
выщербленным древним ступеням, раскаленным от тропического солнца,
пачкаясь в белой пыли и ярко-красной липкой крови... Андрей перевел
дыхание, проглотил мешающий комок в горле и снова посмотрел на доску.
А там уже две белые пешки стояли рядом, и центр был прочно захвачен
стратегическим гением, и, кроме того, из глубины прямо в грудь Вану
нацелился зияющий зрачок неминуемой гибели - тут нельзя было долго
размышлять, тут дело было уже не только в Ване: одно-единственное
промедление, и белый слон вырвется на оперативный простор - он давно уже
мечтает вырваться на оперативный простор, этот высокий статный красавец,
украшенный созвездиями орденов, значков, ромбов, нашивок, гордый красавец
с ледяными глазами и пухлыми, как у юноши, губами, гордость молодой армии,
гордость молодой страны, преуспевающий соперник таких же высокомерных,
усыпанных орденами, значками, нашивками гордецов западной военной науки.
Что ему Ван? Десятки таких Ванов он зарубил собственной рукой, тысячи
таких Ванов, грязных, вшивых, голодных, слепо уверовавших в него, по
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг