я говорю: нет, непонятно. Меня оболванивают теориями, предельно простыми -
а я говорю: нет, ничего не понимаю. Вот поэтому я нужен... хотите
клубники? Хотя я все съел. Тогда закурим...
Он встал и прошелся по комнате. Голем со стаканом в руке следил за
ним, не поворачивая головы.
- Это удивительный парадокс, Голем. Было время, когда я все понимал.
Мне было шестнадцать лет, я был старшим рыцарем Легиона, я абсолютно все
понимал, и я был никому не нужен! В одной драке мне проломили голову, я
месяц пролежал в больнице, и все шло своим чередом - Легион победно
двигался вперед без меня, господин Президент неумолимо становился
господином Президентом, и опять же без меня. Потом то же самое повторилось
на войне. Я офицерил, хватал ордена и при этом, естественно, все понимал.
Мне прострелили грудь, я угодил в госпиталь, и что же - кто-нибудь
побеспокоился, где Банев, куда делся наш Банев, наш храбрый, все
понимающий Банев? Ни хрена подобного! А вот когда я перестал понимать что
бы то ни было - о, тогда все переменилось. Все газеты заметили меня. Куча
департаментов заметила меня. Господин Президент лично удостоил... А? Вы
представляете, какая это редкость - непонимающий человек! Его знают, о нем
пекутся генералы и покой... э-э... полковники, он позарез нужен мокрецам,
его почитают личностью, кошмар! За что? А за то, господа, что он ничего не
понимает! - Виктор сел. - Я здорово пьян? - спросил он.
- Не без этого, - сказал Голем. - Но это не важно, продолжайте.
Виктор развел руками.
- Все, - сказал он виновато. - Я иссяк. Может быть, вам спеть?
- Спойте, - согласился Голем.
Виктор взял банджо и стал петь. Он спел "Мы - храбрые ребята", потом
"Урановые люди", потом "Про пастуха, которому бык выбодал один глаз и
который поэтому нарушил государственную границу", потом "Сыт я по горло",
потом "Равнодушный город", потом "Про правду и про ложь", потом снова "Сыт
я по горло", потом затянул государственный гимн на мотив "Ах, какие ножки
у нее", но забыл слова, перепутал строфы и отложил банджо.
- Опять иссяк, - сказал он грустно. - Так, говорите, Павора
арестовали? А я это знаю. Он сидел как раз у меня, где вы сидите... А вы
знаете, что он хотел сказать, но не успел? Что через десять лет мокрецы
овладеют земным шаром и всех нас передавят. Как вы полагаете?
- Вряд ли, - сказал Голем. - Зачем нас давить? Мы сами друг друга
передавим.
- А мокрецы?
- Может быть, они не дадут нам передавить друг друга. Трудно сказать.
- А может быть, помогут? - сказал Виктор с пьяным смехом... - А то
ведь мы даже давить не умеем. Десять тысяч лет давим и все никак не
передавим... Слушайте, Голем, а зачем вы мне врали, что вы их лечите?
Никакие они не больные, они все здоровые, как мы с вами, только желтые
почему-то...
- Гм, - произнес Голем. - Откуда у вас такие сведения? Я этого не
знал.
- Ладно, ладно, больше вы меня не обманете. Я говорил с Зурр... с
Зу... с Зурзмансором. Он мне все рассказал: секретный институт...
Обмотались повязками в целях сохранения... Вы знаете, Голем, они там у вас
воображают, будто смогут вертеть генералом Пфердом до бесконечности. А на
самом деле - калифы на час. Сожрет он их вместе с повязками и с
перчатками, когда проголодается... Фу, черт, как пьян - все плывет...
Но он немного лукавил. Он хорошо видел перед собой толстое сизое лицо
и маленькие, непривычно внимательные глазки.
- И Зурзмансор сказал вам, что он здоров?
- Да, - сказал Виктор. - Впрочем, не помню... Скорее всего, нет. Но
видно же...
Голем поскреб подбородок краем стакана.
- Жалко, что вы пьяны, - сказал он. - Впрочем, может быть, это
хорошо. У меня сегодня хорошее настроение. Хотите, я расскажу вам все, о
чем догадываюсь и что думаю о мокрецах?
- Валяйте, - согласился Виктор. - Только больше не врите.
- Очковая болезнь, - сказал Голем, - это очень любопытная штука. Вы
знаете, кого поражает очковая болезнь? - он замолчал. - Нет, не буду вам
ничего рассказывать.
- Бросьте, - сказал Виктор. - Вы уже начали.
- Ну и дурак, что начал, - возразил Голем. Он посмотрел на Виктора и
ухмыльнулся. - Задавайте вопросы, - сказал он. - Если вопросы будут
глупые, я на них с удовольствием отвечу... Давайте, давайте, а то я опять
раздумаю.
В дверь постучали.
- Идите к черту! - гаркнул Виктор. - Я занят!
- Простите, господин Банев, - сказал робкий голос портье. - Вам
звонит супруга.
- Вранье! У меня нет никакой супруги... Впрочем, пардон. Я забыл.
Ладно, я ей сейчас позвоню, спасибо. - Он схватил стакан, налил до краев,
сунул Голему и сказал: - Пейте и ни о чем не думайте, я сейчас.
Он включил телефон и набрал номер Лолы. Лола говорила очень сухо:
извини, что помешала, но я собираюсь ехать к Ирме, не соблаговолишь ли ты
присоединиться?
- Нет! - сказал Виктор. - Не соблаговолю. Я занят.
- Все-таки это твоя дочь! Неужели ты опустился до такой степени...
- Я занят! - рявкнул Виктор.
- И тебя не волнует, что с твоей дочерью?
- Перестань валять дурака, - сказал Виктор. - Ты, кажется, хотела
избавиться от Ирмы. Ты избавилась. Что тебе еще нужно?
Лола принялась плакать.
- Перестань, - сказал Виктор, морщась. - Ирме там хорошо. Лучше, чем
в самом лучшем пансионате. Поезжай и убедись сама...
- Грубый, бездушный, эгоистичный боров, - объявила Лола и повесила
трубку. Виктор шепотом выругался, и снова выключил телефон и вернулся к
столу.
- Слушайте, Голем, - сказал он, - что вы там делаете с детьми? Если
вы там готовите смену, то я не понимаю...
- Какую смену?
- Ну, какую... Вот я спрашиваю: какую?
- Насколько мне известно, - сказал Голем, - дети очень довольны.
- Мало ли что... Я и без вас знаю, что они довольны. Но что они там
делают?
- А разве они вам не говорили?
- Кто?
- Дети.
- Как они мне могли говорить, если я здесь, а они там?
- Они строят новый мир... - сказал Голем.
- А... Да, это они мне говорили. Но это же так, философия. Что вы мне
опять врете, Голем? Какой может быть новый мир за колючей проволокой?
Новый мир под командованием генерала Пферда?. А если они там заразятся?
- Чем? - спросил Голем.
- Очковой болезнью, естественно!
- В шестой раз повторяю, что генетические болезни не заразны.
- В шестой, в шестой... - проворчал Виктор, потеряв нить. - А что это
такое вообще очковая болезнь?
- Болезнь.
- Что от нее болит? Или, может быть, это секрет?
- Нет, это везде опубликовано.
- Ну, расскажите, - сказал Виктор. - Только без терминов.
- Сначала - изменения кожи. Прыщи, волдыри, особенно на руках и
ногах... иногда - гнойные язвы...
- Скажите, Голем, а это вообще важно?
- Для чего?
- Для сути - нет, сказал Голем. - Я думал, вам это интересно.
- Я хочу понять суть! - сказал Виктор проникновенно.
- А сути вы не поймете, - сказал Голем, слегка понизив голос.
- Почему?
- Во-первых, потому что вы пьяны...
- Это еще не причина, - сказал Виктор.
- А, во-вторых, потому что это вообще невозможно объяснить.
- Так не бывает, - заявил Виктор. - Вы просто не хотите говорить. Но
я на вас не в обиде. Подписка, разглашение, военный трибунал... Павора вот
забрали... Бог с вами. Я только не понимаю, почему ребенок должен строить
новый мир в лепрозории. Другого места не нашлось?
- Не нашлось, - ответил Голем. - В лепрозории живут архитекторы. И
подрядчики.
- С автоматами, - сказал Виктор. - Видел. Ничего не понимаю. Кто-то
из вас врет. Либо вы, либо Зурзмансор.
- Конечно, Зурзмансор, - хладнокровно сказал Голем.
- А может быть, вы оба врете. А я вам обоим верю, потому что есть в
вас что-то... Вы мне только скажите, Голем, чего они хотят? Только честно.
- Счастья, - сказал Голем.
- Для кого? Для себя?
- Не только.
- А за чей счет?
- Для них этот вопрос не имеет смысла, - медленно сказал Голем. - За
счет травы, за счет облаков, за счет текущей воды... за счет звезд.
- Совсем как мы, - сказал Виктор.
- Ну, нет, - возразил Голем. - Совсем не так.
- Почему? Мы тоже...
- Нет, потому что мы вытаптываем траву, рассеиваем облака, тормозим
воду... Вы меня поняли слишком буквально, а это аналогия.
- Не понимаю, - сказал Виктор.
- Я вас предупреждал. Я сам многое не понимаю, но я догадываюсь.
- А есть кто-нибудь, кто понимает?
- Не знаю. Вряд ли. Может быть, дети... Но даже если они и понимают,
то по-своему. Очень по-своему.
Виктор взял банджо и потрогал струны. Пальцы не слушались. Он положил
банджо на стол.
- Голем, - сказал он. - Вот вы - коммунист. Какого черта вы делаете в
лепрозории? Почему вы не на баррикаде? Почему вы не на митинге? Москва вас
не похвалит.
- Я - архитектор, - спокойно сказал Голем.
- Какой вы архитектор, если вы ни черта не понимаете? И вообще, чего
вы меня водите за нос? Мы с вами час бьемся, а что вы мне сказали? Жрете
джин и напускаете туману. Стыдно, Голем. И врете бесперечь.
- Ну уж и бесперечь, - сказал Голем. - Хотя не без этого. Не бывает у
них гнойных язв.
- Дайте сюда стакан, - сказал Виктор. - Уже напились. - Он плеснул из
бутылки и выпил. - Черт вас разберет, Голем. Ну зачем вам все это? Если
можете рассказывать - рассказывайте, а если это тайна - нечего было
начинать.
- Это очень просто объяснить, - благодушно сказал Голем, вытягивая
ноги. - Я же пророк, вы меня сами так обзывали. А пророки все в таком
положении: знают много, и рассказать им хочется - поделиться с приятным
собеседником, похвастаться для придания веса. А когда начинают
рассказывать, появляется этакое ощущение неудобства, неловкости... Вот они
и зуммерят, как господь бог, когда его спросили насчет камня.
- Как угодно, - сказал Виктор. - Поеду в лепрозорий и узнаю все без
вас... А ну, предскажите что-нибудь.
Он с интересом следил, как отнимаются руки и ноги, и думал, что
хорошо бы выпить еще стакан для комплекта и завалиться спать, а потом
проснуться и поехать к Диане. Все получиться не так плохо. И вообще, все
не так уж плохо. Он представил себе, как споет Диане про подводную лодку,
и ему стало совсем хорошо. Он взял мокрое весло, которое лежало на корме,
и оттолкнулся от берега, и лодка сразу же закачалась. Никакого дождя не
было, даже облаков н было, был красный закат, и он поплыл прямо на закат,
и весла срывались с верхушек волн. Лечь бы на дно... И он лег бы, но было
неловко, потому что над ухом лениво гудел голос Голема:
- Они очень молоды, у них все впереди, а у нас впереди - только они.
Конечно, человек овладеет Вселенной, но это будет не нравственный богатырь
с мышцами, и, конечно, человек справится с самим собой, но только сначала
он изменит себя... Природа не обманывает, она выполняет обещания, но не
так, как мы думали, и зачастую не так, как нам хотелось бы... Зурзмансор,
который сидел на носу лодки, повернул голову и стало видно, что у него нет
лица, лицо он держал в руках, и лицо смотрело на Виктора - хорошее лицо,
честное, но от него тошнило, а Голем все не отставал, все гудел...
- Ложитесь спать, - пробормотал Виктор, растягиваясь на дне лодки.
Шпангоуты резали ему бока, и было очень неудобно, но уж очень хотелось
спать. - Ложитесь спать, Голем...
11
Проснувшись, он обнаружил, что лежит в постели. Было темно, в окно с
дробным треском хлестал дождь. Он с трудом поднял руки и протянулся к
ночнику, но пальцы наткнулись на холодную гладкую стену. Странно, подумал
он. А где Диана? Или здесь не санаторий? Он попробовал облизать губы,
толстый шершавый язык не повиновался. Очень хотелось курить, но курить
было нельзя ни в коем случае. Ага, собственно, мне хочется пить. "Диана!"
- позвал он. Да здесь же не санаторий. В санатории ночник справа, а здесь
справа стена... Так это же мой номер! - подумал он с восторгом. Как я сюда
попал? Он лежал под одеялом и был раздет до белья. Что-то я не помню,
чтобы раздевался, подумал он. Кто-то меня раздел. Хотя, может быть, я
разделся сам... Он потер ногой об ногу. Ага, босой. Черт, руки чешутся,
волдыри какие-то, поразвели клопов в номерах. Съеду. Куда это я ехал в
лодке? А, это Павор здесь клопов развел... Он вдруг вспомнил о Паворе и
сел, но его замутило, и он лег на спину. Давно я так не надирался, однако.
Павор... "Серебряный Трилистник"... Когда это было? Вчера? Он скривился и
стал драть ногтями левую руку. Что сейчас - утро или вечер? Наверное,
утро... А может быть, вечер. Голем! - вспомнил он. Мы с Големом высосали
целую бутылку. И не разбавляли. А до этого пол-бутылки с долговязым. А до
этого я еще где-то сосал... Или это бы о вчера? Постой-ка, а сейчас -
сегодня или вчера? Встать бы надо, попить, то, се... Нет, подумал он
упрямо. Я сначала разберусь.
Что-то Голем рассказывал интересное, он решил, что я пьян, и ничего
не понимаю, и можно поэтому говорить со мной откровенно. Впрочем, я
действительно был пьян, но, помнится, все понимал. Что я понимал?.. Он
яростно потер тыльной стороной правой руки по шерстяному одеялу. Тяжелые
времена наступают... Нет, это из Павора... Ага, вот из Голема: у них все
впереди, а у нас впереди только они. И генетическая болезнь... А что же,
вполне возможно. Когда-нибудь это должно произойти. Может быть, давно
происходило. Внутри вида зарождается новый вид, а мы это называем
генетической болезнью. Старый вид - для одних условий, новый вид - для
других. Раньше нужны были мощные мышцы, плодовитость, морозоустойчивость,
агрессивность и, так сказать, практическая сметка. Сейчас, положим, это
нужно, но скорее по инерции. Можно успокоить миллион с практической
сметкой, и ничего существенного не произойдет. Это уж точно, много раз
перепробовано. Кто это сказал, что если из истории вынуть несколько
десятков... ну, пусть несколько сотен человек, то мы бы моментально
оказались в каменном веке. Ну, пусть несколько тысяч... Что это за люди?
Это брат, совсем другие люди.
А вполне возможно: Ньютон, Эйнштейн, Аристотель - мутанты. Среда,
конечно, была не слишком благоприятная, и вполне возможно, что масса таких
мутантов погибла, не обнаружив себя, как тот мальчишка из рассказа
Чапека... Они, конечно, особенные: ни практической сметки у них не было,
ни нормальных человеческих потребностей... Или, может быть, это кажется?
Просто духовная сторона так гипертрофирована, что все прочее незаметно.
Ну, это ты зря, сказал он. Эйнштейн говорил, что лучше всего работать
смотрителем маяка - это уже само по себе звучит... А вообще интересно было
бы представить, как в наши дни рождается супер. Хороший сюжет. Черт, руки
зудят нестерпимо... Написать бы такую утопию в духе Орвелла или Бернарда
Вольфа. Правда трудно представить себе такого супера: огромный лысый
череп, хиленькие ручки-ножки, импотент-банальщина. Но вообще что-то в этом
роде и должно быть. Во всяком случае, смещение потребностей. Водки не
надо, жратвы какой-нибудь особенно не надо, роскоши никакой, да и женщин в
общем-то... так только, для спокойствия и вящей сосредоточенности.
Идеальный объект для эксплуатации: отдельный ему кабинет, стол, бумагу,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг