вроде Твердолобова". Другой юноша нес свое: "Я нашел, как применить здесь
нестирающиеся шины из полиструктурного волокна с вырожденными аминными
связями и неполными кислородными группами. Но я не знаю пока, как
использовать регенерирующий реактор на субтепловых нейтронах. Миша, Мишок!
Как быть с реактором?" Присмотревшись к устройству, я без труда узнал
велосипед.
Тротуар вынес меня на огромную площадь, забитую людьми и уставленную
космическими кораблями самых разнообразных конструкций. Я сошел с тротуара
и стащил машину. Сначала я не понимал, что происходит. Играла музыка,
произносились речи, тут и там, возвышаясь над толпой, кудрявые румяные
юноши, с трудом управляясь с непокорными прядями волос, непрерывно
падающими на лоб, проникновенно читали стихи. Стихи были либо знакомые,
либо скверные, но из глаз многочисленных слушателей обильно капали скупые
мужские, горькие женские и светлые детские слезы. Суровые мужчины крепко
обнимали друг друга и, шевеля желваками на скулах, хлопали друг друга по
спинам. Поскольку многие были не одеты, хлопание это напоминало
аплодисменты. Два подтянутых лейтенанта с усталыми, но добрыми глазами
протащили мимо меня лощеного мужчину, завернув ему руки за спину. Мужчина
извивался и кричал что-то на ломаном английском. Кажется, он всех выдавал
и рассказывал, как и за чьи деньги подкладывал мину в двигатель
звездолета. Несколько мальчишек с томиками Шекспира, воровато озираясь,
подкрадывались к дюзам ближайшего астроплана. Толпа их не замечала.
Скоро я понял, что одна половина толпы расставалась с другой
половиной. Это было что-то вроде тотальной мобилизации. Из речей и
разговоров мне стало ясно, что мужчины отправлялись в космос - кто на
Венеру, кто на Марс, а некоторые, с совсем уже отрешенными лицами,
собирались к другим звездам и даже в центр Галактики. Женщины оставались
их ждать. Многие занимали очередь в огромное уродливое здание, которое
одни называли Пантеоном, а другие - Рефрижератором. Я подумал, что поспел
вовремя. Опоздай я на час, и в городе остались бы только замороженные на
тысячи лет женщины. Потом мое внимание привлекла высокая серая стена,
отгораживающая площадь с запада. Из-за стены поднимались клубы черного
дыма.
- Что это там? - спросил я красивую женщину в косынке, понуро
бредущую к Пантеону-Рефрижератору.
- Железная Стена, - ответила она, не останавливаясь.
С каждой минутой мне становилось все скучнее и скучнее. Все вокруг
плакали, ораторы уже охрипли. Рядом со мной юноша в голубом комбинезоне
прощался с девушкой в розовом платье. Девушка монотонно говорила: "Я
хотела бы стать астральной пылью, я бы космическим облаком обняла твой
корабль..." Юноша внимал. Потом над толпой грянули сводные оркестры, нервы
мои не выдержали, я прыгнул в седло и дал газ. Я еще успел заметить, как
над городом с ревом взлетели звездолеты, планетолеты, астропланы,
ионолеты, фотонолеты и астроматы, а затем все, кроме серой стены,
заволоклось фосфоресцирующим туманом.
После двухтысячного года начались провалы во времени. Я летел через
время, лишенное материи. В таких местах было темно, и только изредка за
серой стеной вспыхивали взрывы и разгорались зарева. Время от времени
город вновь обступал меня, и с каждым разом здания его становились выше,
сферические купола становились все прозрачнее, а звездолетов на площади
становилось все меньше. Из-за стены непрерывно поднимался дым.
Я остановился вторично, когда с площади исчез последний астромат.
Тротуары двигались. Шумных парней в комбинезонах не было. Никто не
чертыхался. По улицам по двое и по трое скромно прогуливались какие-то
бесцветные личности, одетые либо странно, либо скудно. Насколько я понял,
все говорили о науке. Кого-то намеревались оживлять, и профессор медицины,
атлетически сложенный интеллигент, очень непривычно выглядевший в своей
одинокой жилетке, растолковывал процедуру оживления верзиле биофизику,
которого представлял всем встречным как автора, инициатора и главного
исполнителя этой затеи. Где-то собирались провертеть дыру сквозь Землю.
Проект обсуждался прямо на улице при большом скоплении народа, чертежи
рисовали мелком на стенах и на тротуаре. Я стал было слушать, но это
оказалась такая скучища, да еще пересыпанная выпадами в адрес незнакомого
мне консерватора, что я взвалил машину на плечи и пошел прочь. Меня не
удивило, что обсуждение проекта сейчас же прекратилось и все занялись
делом. Но зато, едва я остановился, начал разглагольствовать какой-то
гражданин неопределенной профессии. Ни к селу ни к городу он повел речь о
музыке. Сразу понабежали слушатели. Они смотрели ему в рот и задавали
вопросы, свидетельствующие о дремучем невежестве. Вдруг по улице с криком
побежал человек. За ним гнался паукообразный механизм. Судя по крикам
преследуемого, это был "самопрограммирующийся кибернетический робот на
тригенных куаторах с обратной связью, которые разладились и... Ой-ой, он
меня сейчас расчленит!.." Странно, никто даже бровью не повел. Видимо,
никто не верил в бунт машин.
Из переулка выскочили еще две паукообразные металлические машины,
ростом поменьше и не такие свирепые на вид. Не успел я ахнуть, как одна из
них быстро почистила мне ботинки, а другая выстирала и выгладила носовой
платок. Подъехала большая белая цистерна на гусеницах и, мигая
многочисленными лампочками, опрыскала меня духами. Я совсем было собрался
уезжать, но тут раздался громовой треск и с неба на площадь свалилась
громадная ржавая ракета. В толпе сразу заговорили:
- Это "Звезда Мечты"!
- Да, это она!
- Ну конечно, это она! Это она стартовала двести восемнадцать лет
тому назад, о ней уже все забыли, но благодаря эйнштейновскому сокращению
времени, происходящему от движения на субсветовых скоростях, экипаж
постарел всего на два года!
- Благодаря чему? Ах, Эйнштейн... Да-да, помню. Я проходил это в
школе во втором классе.
Из ржавой ракеты с трудом выбрался одноглазый человек без левой руки
и правой ноги.
- Это Земля? - раздраженно спросил он.
- Земля! Земля! - откликнулись в толпе. На лицах начали расцветать
улыбки.
- Слава богу, - сказал человек, и все переглянулись. То ли не поняли
его, то ли сделали вид, что не понимают.
Увечный астролетчик стал в позу и разразился речью, в которой
призывал все человечество поголовно лететь на планету Хош-ни-Хош системы
звезды Эоэллы в Малом Магеллановом облаке освобождать братьев по разуму,
стенающих (он так и сказал: стенающих) под властью свирепого
кибернетического диктатора. Рев дюз заглушил его слова. На площадь
спускались еще две ракеты, тоже ржавые. Из Пантеона-Рефрижератора побежали
заиндевевшие женщины. Началась давка. Я понял, что попал в эпоху
возвращений, и торопливо нажал на педаль.
Город исчез и долго не появлялся. Осталась стена, за которой с
удручающим однообразием полыхали пожары и вспыхивали зарницы. Странное это
было зрелище: совершенная пустота и только стена на западе. Но вот,
наконец, разгорелся яркий свет, и я сейчас же остановился.
Вокруг расстилалась безлюдная цветущая страна. Колыхались хлеба.
Бродили тучные стада, но культурных пастухов видно не было. На горизонте
серебрились знакомые прозрачные купола, виадуки и спиральные спуски.
Совсем рядом с запада по-прежнему возвышалась стена.
Кто-то тронул меня за колено, и я вздрогнул. Возле меня стоял
маленький мальчик с глубоко посаженными горящими глазами.
- Что тебе, малыш? - спросил я.
- Твой аппарат поврежден? - осведомился он мелодичным голосом.
- Взрослым надо говорить "вы", - сказал я наставительно.
Он очень удивился, потом лицо его просветлело.
- Ах да, припоминаю. Если мне не изменяет память, так было принято в
Эпоху Принудительной Вежливости. Коль скоро обращение на "ты"
дисгармонирует с твоим эмоциональным ритмом, я готов удовольствоваться
любым ритмичным тебе обращением.
Я не нашелся, что ответить, и тогда он присел на корточки перед
машиной, потрогал ее в разных местах и произнес несколько слов, которых я
совершенно не понял. Славный это был мальчуган, очень чистенький, очень
здоровый и ухоженный, но он показался мне слишком уж серьезным для своих
лет.
За стеной оглушительно затрещало, и мы оба обернулись. Я увидел, как
жуткая чешуйчатая лапа о восьми пальцах ухватилась за гребень стены,
напряглась, разжалась и исчезла.
- Слушай, малыш, - сказал я, - что это за стена?
Он обратил на меня серьезный застенчивый взгляд.
- Это так называемая Железная Стена, - ответил он. - К сожалению, мне
неизвестна этимология обоих этих слов, но я знаю, что она разделяет два
мира - Мир Гуманного Воображения и Мир Страха перед Будущим. - Он помолчал
и добавил: - Этимология слова "страх" мне тоже неизвестна.
- Любопытно, - сказал я. - А нельзя ли посмотреть? Что это за Мир
Страха?
- Конечно, можно. Вот коммуникационная амбразура. Удовлетвори свое
любопытство.
Коммуникационная амбразура имела вид низенькой арки, закрытой
броневой дверцей. Я подошел и нерешительно взялся за щеколду. Мальчик
сказал мне вслед:
- Не могу тебя не предупредить. Если там с тобой что-нибудь случится,
тебе придется предстать перед Объединенным Советом Ста Сорока Миров.
Я приоткрыл дверцу. Тррах! Бах! Аи-и-и-и! Ду-ду-ду-ду-ду! Все пять
моих чувств были травмированы одновременно. Я увидел красивую блондинку с
неприличной татуировкой меж лопаток, голую и длинноногую, палившую из двух
автоматических пистолетов в некрасивого брюнета, из которого при каждом
попадании летели красные брызги. Я услышал грохот разрывов и
душераздирающий рев чудовищ. Я обонял неописуемый смрад гнилого горелого
небелкового мяса. Раскаленный ветер недалекого ядерного взрыва опалил мое
лицо, а на языке я ощутил отвратительный вкус рассеянной в воздухе
протоплазмы. Я шарахнулся и судорожно захлопнул дверцу, едва не прищемив
себе голову. Воздух показался мне сладким, а мир - прекрасным. Мальчик
исчез. Некоторое время я приходил в себя, а потом вдруг испугался, что
этот паршивец, чего доброго, побежал жаловаться в свой Объединенный Совет,
и бросился к машине.
Снова сумерки беспространственного времени сомкнулись вокруг меня. Но
я не отрывал глаз от Железной Стены, меня разбирало любопытство. Чтобы не
терять времени даром, я прыгнул вперед сразу на миллион лет. Над стеной
вырастали заросли атомных грибов, и я обрадовался, когда по мою сторону
стены снова забрезжил свет. Я затормозил и застонал от разочарования.
Невдалеке высился громадный Пантеон-Рефрижератор. С неба спускался ржавый
звездолет в виде шара. Вокруг было безлюдно, колыхались хлеба. Шар
приземлился, из него вышел давешний пилот в голубом, а на пороге Пантеона
появилась, вся в красных пятнах пролежней, девица в розовом. Они
устремились друг к другу и взялись за руки. Я отвел глаза - мне стало
неловко. Голубой пилот и розовая девушка затянули речь.
Чтобы размять ноги, я сошел с машины и только тут заметил, что небо
над стеной непривычно чистое. Ни грохота взрывов, ни треска выстрелов
слышно не было. Я осмелел и направился к коммуникационной амбразуре.
По ту сторону стены простиралось совершенно ровное поле, рассеченное
до самого горизонта глубоким рвом. Слева от рва не было видно ни одной
живой души, поле там было покрыто низкими металлическими куполами,
похожими на крышки канализационных люков. Справа от рва у самого горизонта
гарцевали какие-то всадники. Потом я заметил, что на краю рва сидит,
свесив ноги, коренастый темнолицый человек в металлических доспехах. На
груди у него на длинном ремне висело что-то вроде автомата с очень толстым
стволом. Человек медленно жевал, поминутно сплевывая, и глядел на меня без
особого интереса. Я, придерживая дверцу, тоже смотрел на него, не решаясь
заговорить. Слишком уж у него был странный вид. Непривычный какой-то.
Дикий. Кто его знает, что за человек.
Насмотревшись на меня, он достал из-под доспехов плоскую бутылку,
вытащил зубами пробку, пососал из горлышка, снова сплюнул в ров и сказал
хриплым голосом:
- Хэлло! Ю фром зэт сайд? (Привет! Вы с той стороны?)
- Да, - ответил я. - То есть йес.
- Энд хау из ит гоуинг он аут зэа? (Ну и как там?)
- Со-со, - сказал я, прикрывая дверь. - Энд хау ит из гоуинг он хиа?
(Ничего. А здесь?)
- Итс о'кэй, - сказал он флегматично и замолчал. (Порядок)
Подождав некоторое время, я спросил, что он здесь делает. Сначала он
отвечал неохотно, но потом разговорился. Оказалось, что слева от рва
человечество доживает последние дни под пятой свирепых роботов. Роботы там
сделались умнее людей, захватили власть, пользуются всеми благами жизни, а
людей загнали под землю и поставили к конвейерам. Справа от рва, на
территории, которую он охраняет, людей поработили пришельцы из
соседствующей вселенной. Они тоже захватили власть, установили феодальные
порядки и вовсю пользуются правом первой ночи. Живут эти пришельцы - дай
бог всякому, но тем, кто у них в милости, тоже кое-что перепадает. А милях
в двадцати отсюда, если идти вдоль рва, находится область, где людей
поработили пришельцы с Альтаира, разумные вирусы, которые поселяются в
теле человека и заставляют его делать, что им угодно. Еще дальше к западу
находится большая колония Галактической Федерации. Люди там тоже
порабощены, но живут не так уж плохо, потому что его превосходительство
наместник кормит их на убой и вербует из них личную гвардию Его Величества
Галактического императора А-у 3562-го. Есть еще области, порабощенные
разумными паразитами, разумными растениями и разумными минералами, а также
коммунистами. И наконец, за горами есть области, порабощенные еще кем-то,
но о них рассказывают разные сказки, которым серьезный человек верить не
станет...
Тут наша беседа была прервана. Над равниной низко прошло несколько
тарелкообразных летательных аппаратов. Из них, крутясь и кувыркаясь,
посыпались бомбы. "Опять началось", - проворчал человек, лег ногами к
взрывам, поднял автомат и открыл огонь по всадникам, гарцующим на
горизонте. Я выскочил вон, захлопнул дверцу и, прислонившись к ней спиной,
некоторое время слушал, как визжат, ревут и грохочут бомбы. Пилот в
голубом и девица в розовом на ступеньках Пантеона все никак не могли
покончить со своим диалогом. Я еще раз осторожно заглянул в дверцу: над
равниной медленно вспухали огненные шары разрывов. Металлические колпаки
откидывались один за другим, из-под них лезли бледные, оборванные люди с
бородатыми свирепыми лицами и с железными ломами наперевес. Моего
недавнего собеседника наскакавшие всадники в латах рубили в капусту
длинными мечами, он орал и отмахивался автоматом...
Я закрыл дверцу и тщательно задвинул засов.
Я вернулся к машине и сел в седло. Мне хотелось слетать еще на
миллионы лет вперед и посмотреть умирающую Землю, описанную Уэллсом. Но
тут в машине впервые что-то застопорило: не выжималось сцепление. Я нажал
раз, нажал другой, потом пнул педаль изо всех сил, что-то треснуло,
зазвенело, колыхающиеся хлеба встали дыбом, и я словно проснулся. Я сидел
на демонстрационном стенде в малом конференц-зале нашего института, и все
с благоговением смотрели на меня.
- Что со сцеплением? - спросил я, озираясь в поисках машины. Машины
не было. Я вернулся один.
- Это неважно! - закричал Луи Седловой. - Огромное вам спасибо! Вы
меня просто выручили... А как было интересно, верно, товарищи?
Аудитория загудела в том смысле, что да, интересно.
- Но я все это где-то читал, - сказал с сомнением один из магистров в
первом ряду.
- Ну, а как же! А как же! - вскричал Л.Седловой. - Ведь он же был в
ОПИСЫВАЕМОМ будущем!
- Приключений маловато, - сказали в задних рядах игроки в
функциональный морской бой. - Все разговоры, разговоры...
- Ну, уж тут я ни при чем, - сказал Седловой решительно.
- Ничего себе - разговоры, - сказал я, слезая со стенда. Я вспомнил,
как рубили моего темнолицего собеседника, и мне стало нехорошо.
- Нет, отчего же, - сказал какой-то бакалавр. - Попадаются любопытные
места. Вот эта вот машина... Помните? На тригенных куаторах... Это, знаете
ли, да...
- Нуте-с? - сказал Пупков-Задний. - У нас уже, кажется, началось
обсуждение. А может быть, у кого-нибудь есть вопросы к докладчику?
Дотошный бакалавр немедленно задал вопрос о полиходовой темпоральной
передаче (его, видите ли, заинтересовал коэффициент объемного расширения),
и я потихонечку удалился.
У меня было странное ощущение. Все вокруг казалось таким
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг