Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
     Горбоносый Роман подошел к нам, взял меня за руку и сказал:
     - Ну, все устроилось. Пошли.
     - Слушайте, неудобно как-то, - сказал я. -  Она  в  конце  концов  не
обязана...
     Но мы уже шли к дому.
     - Обязана, обязана, - приговаривал Роман.
     Обогнув дуб, мы подошли  к  заднему  крыльцу.  Роман  толкнул  обитую
дерматином дверь, и мы оказались в прихожей, просторной и чистой, но плохо
освещенной. Старуха ждала нас, сложив руки на животе и  поджав  губы.  При
виде нас она мстительно пробасила:
     - А расписочку чтобы сейчас же!.. Так, мол, и так: принял, мол, то-то
и то-то от такой-то, каковая сдала вышеуказанное нижеподписавшемуся...
     Роман тихонько взвыл, и мы вошли в отведенную мне комнату.  Это  было
прохладное помещение с  одним  окном,  завешенным  ситцевой  занавесочкой.
Роман сказал напряженным голосом:
     - Располагайтесь и будьте как дома.
     Старуха из прихожей сейчас же ревниво осведомилась:
     - А зубом оне не цыкают?
     Роман, не оборачиваясь, рявкнул:
     - Не цыкают! Говорят вам - зубов нет.
     - Тогда пойдем расписочку напишем...
     Роман поднял брови, закатил глаза, оскалил зубы и потряс головой,  но
все-таки вышел. Я осмотрелся. Мебели в комнате было немного. У окна  стоял
массивный стол, накрытый ветхой серой скатертью с бахромой, перед столом -
колченогий табурет.  Возле  голой  бревенчатой  стены  помещался  обширный
диван, на другой стене, заклеенной разнокалиберными обоями, была вешалка с
какой-то рухлядью (ватники, вылезшие  шубы,  драные  кепки  и  ушанки).  В
комнату  вдавалась  большая  русская  печь,  сияющая  свежей  побелкой,  а
напротив в углу висело большое мутное зеркало в  облезлой  раме.  Пол  был
выскоблен и покрыт полосатыми половиками.
     За стеной бубнили в два голоса: старуха басила на одной  ноте,  голос
Романа повышался и понижался. "Скатерть, инвентарный  номер  двести  сорок
пять..." - "Вы еще каждую половицу запишите!.." -  "Стол  обеденный..."  -
"Печь вы тоже запишете?.." - "Порядок нужен... Диван..."
     Я подошел к окну и отдернул  занавеску.  За  окном  был  дуб,  больше
ничего не было видно. Я стал смотреть на  дуб.  Это  было,  видимо,  очень
древнее растение. Кора была на нем серая и какая-то мертвая. А  чудовищные
корни, вылезшие из земли, были покрыты красным и  белым  лишайником.  "Еще
дуб запишите!" - сказал за стеной  Роман.  На  подоконнике  лежала  пухлая
засаленная книга, я бездумно полистал ее, отошел от окна и сел на диван. И
мне сейчас  же  захотелось  спать.  Я  подумал,  что  вел  сегодня  машину
четырнадцать часов, что не стоило, пожалуй, так торопиться,  что  спина  у
меня болит, а в голове все путается, что плевать мне в конце концов на эту
нудную старуху, и  скорей  бы  все  кончилось  и  можно  было  бы  лечь  и
заснуть...
     - Ну вот,  -  сказал  Роман,  появляясь  на  пороге.  -  Формальности
окончены. -  Он  помотал  рукой  с  растопыренными  пальцами,  измазанными
чернилами. - Наши пальчики устали: мы писали, мы писали... Ложитесь спать.
Мы уходим, а вы спокойно ложитесь спать. Что вы завтра делаете?
     - Жду, - вяло ответил я.
     - Где?
     - Здесь. И около почтамта.
     - Завтра вы, наверное, не уедете?
     - Завтра вряд ли... Скорее всего - послезавтра.
     - Тогда мы еще увидимся. Наша любовь впереди, - он улыбнулся,  махнул
рукой и вышел. Я  лениво  подумал,  что  надо  было  бы  его  проводить  и
попрощаться с Володей, и лег. Сейчас же в комнату вошла старуха. Я  встал.
Старуха некоторое время пристально на меня глядела.
     - Боюсь я, батюшка, что ты зубом цыкать  станешь,  -  сказала  она  с
беспокойством.
     - Не стану я цыкать, - сказал я утомленно. - Я спать стану.
     - И ложись, и спи... Денежки только вот заплати и спи...
     Я полез в задний карман за бумажником.
     - Сколько с меня?
     Старуха подняла глаза к потолку.
     - Рубль положим за помещение... Полтинничек за постельное белье - мое
оно не казенное. За две ночи выходит три  рубли...  А  сколько  от  щедрот
накинешь - за беспокойство, значит, - я уж и не знаю...
     Я протянул ей пятерку.
     - От щедрот пока рубль, - сказал я. - А там видно будет.
     Старуха живо схватила деньги и удалилась, бормоча что-то  про  сдачу.
Не было ее довольно долго, и я уже хотел махнуть рукой и  на  сдачу  и  на
белье, но она вернулась и выложила на стол пригоршню грязных медяков.
     - Вот тебе и сдача, батюшка, - сказала она. - Ровно рублик, можешь не
пересчитывать.
     - Не буду пересчитывать, - сказал я. - Как насчет белья?
     - Сейчас постелю. Ты выйди во двор, прогуляйся, а я постелю.
     Я вышел, на  ходу  вытаскивая  сигареты.  Солнце,  наконец,  село,  и
наступила белая ночь. Где-то лаяли собаки. Я присел под дубом на вросшую в
землю скамеечку, закурил и стал  смотреть  на  бледное  беззвездное  небо.
Откуда-то бесшумно появился кот, глянул на меня флюоресцирующими  глазами,
затем быстро вскарабкался на дуб и исчез в темной листве. Я сразу забыл  о
нем и  вздрогнул,  когда  он  завозился  где-то  наверху.  На  голову  мне
посыпался мусор. "Чтоб тебя..." - сказал  я  вслух  и  стал  отряхиваться.
Спать хотелось необычайно. Из дому вышла старуха, не замечая меня, побрела
к колодцу. Я понял это так, что постель готова, и вернулся в комнату.
     Вредная бабка постелила мне на полу. Ну, уж  нет,  подумал  я,  запер
дверь на щеколду, перетащил постель на диван и стал раздеваться. Сумрачный
свет падал из  окна,  на  дубе  шумно  возился  кот.  Я  замотал  головой,
вытряхивая из волос мусор. Странный это был  мусор,  неожиданный:  крупная
сухая рыбья чешуя. Колко спать будет, подумал я, повалился  на  подушку  и
сразу заснул.



                                    2

                              ...Опустевший дом превратился в логово лисиц
                              и барсуков,  и потому здесь могут появляться
                              странные оборотни и призраки.
                                                                    А.Уэда

     Я  проснулся  посреди  ночи  оттого,  что  в  комнате  разговаривали.
Разговаривали двое, едва слышным шепотом. Голоса  были  очень  похожи,  но
один был немного  сдавленный  и  хрипловатый,  а  другой  выдавал  крайнее
раздражение.
     - Не хрипи, - шептал раздраженный. - Ты можешь не хрипеть?
     - Могу, - отозвался сдавленный и заперхал.
     - Да тише ты... - прошипел раздраженный.
     - Хрипунец, - объяснил сдавленный. - Утренний кашель курильщика...  -
Он снова заперхал.
     - Удались отсюда, - сказал раздраженный.
     - Да все равно он спит...
     - Кто он такой? Откуда свалился?
     - А я почем знаю?
     - Вот досада... Ну просто феноменально не везет.
     Опять соседям не спится, подумал я  спросонья.  Я  вообразил,  что  я
дома. Дома у меня в соседях два  брата-физика,  которые  обожают  работать
ночью. К двум часам пополуночи у  них  кончаются  сигареты,  и  тогда  они
забираются  ко  мне  в  комнату  и  начинают  шарить,  стуча   мебелью   и
переругиваясь.
     Я схватил подушку и швырнул в пустоту. Что-то с шумом  обрушилось,  и
стало тихо.
     - Подушку верните, - сказал я, - и убирайтесь вон. Сигареты на столе.
     Звук собственного голоса разбудил меня  окончательно.  Я  сел.  Уныло
лаяли собаки, за стеной грозно храпела старуха. Я, наконец, вспомнил,  где
нахожусь. В комнате никого не было. В сумеречном свете я  увидел  на  полу
свою подушку и барахло, рухнувшее с вешалки. Бабка голову оторвет, подумал
я и вскочил. Пол был холодный, и я переступил на половики. Бабка перестала
храпеть. Я замер. Потрескивали половицы, что-то  хрустело  и  шелестело  в
углах. Бабка оглушительно свистнула и захрапела снова. Я поднял подушку  и
бросил ее на диван. От рухляди пахло псиной. Вешалка сорвалась с гвоздя  и
висела боком. Я поправил ее и  стал  подбирать  рухлядь.  Едва  я  повесил
последний салоп, как вешалка оборвалась и, шаркнув по обоям, снова повисла
на одном гвозде. Бабка перестала храпеть,  и  я  облился  холодным  потом.
Где-то поблизости завопил петух. В  суп  тебя,  подумал  я  с  ненавистью.
Старуха за стеной принялась вертеться, скрипели и щелкали пружины. Я ждал,
стоя на  одной  ноге.  Во  дворе  кто-то  сказал  тихонько:  "Спать  пора,
засиделись мы сегодня с тобой". Голос был  молодой,  женский.  "Спать  так
спать, - отозвался другой голос. Послышался протяжный зевок. -  Плескаться
больше не будешь сегодня?" - "Холодно что-то. Давай баиньки". Стало  тихо.
Бабка зарычала и заворчала, и я осторожно вернулся на диван. Утром  встану
пораньше и все поправлю как следует...
     Я лег на правый бок, натянул одеяло на  ухо,  закрыл  глаза  и  вдруг
понял, что спать мне совершенно  не  хочется  -  хочется  есть.  Ай-яй-яй,
подумал я. Надо было срочно принимать меры, и я их принял.
     Вот, скажем,  система  двух  интегральных  уравнений  типа  уравнений
звездной статистики; обе неизвестные  функции  находятся  под  интегралом.
Решать, естественно, можно только численно, скажем, на БЭСМе... Я вспомнил
нашу БЭСМ. Панель управления цвета заварного крема.  Женя  кладет  на  эту
панель газетный сверток и неторопливо его разворачивает. "У тебя  что?"  -
"У меня с сыром и колбасой". С польской полукопченой, кружочками. "Эх  ты,
жениться надо! У меня котлеты, с чесночком, домашние. И соленый  огурчик".
Нет, два огурчика... Четыре котлеты и для  ровного  счета  четыре  крепких
соленых огурчика и четыре куска хлеба с маслом...
     Я откинул одеяло и сел. Может быть в машине что-нибудь осталось? Нет,
все, что там было, я съел. Осталась поваренная книга для  валькиной  мамы,
которая живет в Лежневе. Как это там... Соус пикан. Полстакана уксусу, две
луковицы... и перчик. Подается к мясным  блюдам...  Как  сейчас  помню:  к
маленьким  бифштексам.  Вот  подлость,  подумал  я,  ведь  не   просто   к
бифштексам, а к ма-а-аленьким бифштексам. Я вскочил и подбежал к  окну.  В
ночном воздухе отчетливо пахло ма-а-аленькими  бифштексами.  Откуда-то  из
недр подсознания всплыло:  "Подавались  ему  обычные  в  трактирах  блюда,
как-то: кислые щи, мозги с горошком, огурец соленый (я глотнул)  и  вечный
слоеный сладкий пирожок..."  Отвлечься  бы,  подумал  я  и  взял  книгу  с
подоконника. Это был Алексей Толстой,  "Хмурое  утро".  Я  открыл  наугад.
"Махно, сломав сардиночный ключ, вытащил из кармана перламутровый ножик  с
полусотней лезвий и им продолжал орудовать, открывая жестянку с  ананасами
(плохо дело, подумал я), французским паштетом, с омарами, от которых резко
запахло по комнате". Я осторожно положил книгу и сел за стол на табуретку.
В комнате вдруг обнаружился  вкусный  резкий  запах:  должно  быть,  пахло
омарами. Я стал размышлять, почему я до сих  пор  ни  разу  не  попробовал
омаров. Или, скажем, устриц. У Диккенса все едят устриц, орудуют складными
ножами, отрезают толстые ломти хлеба, намазывают маслом... Я  стал  нервно
разглаживать скатерть. На скатерти виднелись неотмытые пятна. На ней много
и вкусно ели. Ели омаров и мозги с горошком.  Ели  маленькие  бифштексы  с
соусом пикан. Большие и  средние  бифштексы  тоже  ели.  Сыто  отдувались,
удовлетворенно цыкали зубом... Отдуваться мне было не с чего, и я принялся
цыкать зубом.
     Наверное, я делал это громко и голодно, потому что старуха за  стеной
заскрипела кроватью, сердито забормотала, загремела чем-то и  вдруг  вошла
ко мне в комнату. На ней была длинная серая рубаха, а в  руках  она  несла
тарелку,  и  в  комнате  сейчас  же  распространился   настоящий,   а   не
фантастический аромат еды. Старуха улыбалась. Она поставила тарелку  прямо
передо мной и сладко пробасила:
     - Откушай-ко, батюшка, Александр Иванович. Откушай, чем  бог  послал,
со мной переслал...
     - Что вы, что вы, Наина Киевна, - забормотал я, - зачем же  было  так
беспокоить себя...
     Но в руке у меня уже откуда-то оказалась вилка с костяной ручкой, и я
стал есть, а бабка стояла рядом, кивала и приговаривала:
     - Кушай, батюшка, кушай на здоровьице...
     Я съел все. Это была горячая картошка с топленым маслом.
     - Наина Киевна, - сказал я истово,  -  вы  меня  спасли  от  голодной
смерти.
     - Поел? - сказала Наина Киевна как-то неприветливо.
     - Великолепно поел. Огромное вам  спасибо!  Вы  себе  представить  не
можете...
     -  Чего  уж  тут  не  представить,  -  перебила  она  уже  совершенно
раздраженно. - Поел, говорю? Ну и давай сюда тарелку...  Тарелку,  говорю,
давай!
     - По...пожалуйста, - проговорил я.
     - "Пожалуйста, пожалуйста"... Корми тут вас за пожалуйста...
     - Я могу заплатить, - сказал я, начиная сердиться.
     - "Заплатить, заплатить"... - Она пошла к двери. - А ежели за  это  и
не платят вовсе? И нечего врать было...
     - То есть как это - врать?
     - А так вот и врать! Сам говорил, что цыкать не будешь...
     Она замолчала и скрылась за дверью.
     Что это она? - подумал я. Странная какая-то бабка... Может быть,  она
вешалку заметила? Было слышно, как она  скрипит  пружинами,  ворочаясь  на
кровати  и  недовольно  ворча.  Потом  она  запела  негромко  на  какой-то
варварский мотив: "Покатаюся, поваляюся,  ивашкиного  мяса  поевши..."  Из
окна потянуло ночным холодом. Я поежился,  поднялся,  чтобы  вернуться  на
диван, и тут меня  осенило,  что  дверь  ведь  я  перед  сном  запирал.  В
растерянности я подошел к двери и протянул руку, чтобы проверить  щеколду,
но едва пальцы мои коснулись холодного железа,  как  все  поплыло  у  меня
перед глазами. Оказалось,  что  я  лежу  на  диване,  уткнувшись  носом  в
подушку, и пальцами ощупываю холодное бревно стены.
     Некоторое время я лежал, обмирая, пока не осознал, что  где-то  рядом
храпит старуха, а в  комнате  разговаривают.  Кто-то  наставительно  вещал
вполголоса:
     - Слон есть самое большое животное из всех живущих на земле.  У  него
на рыле есть большой кусок мяса, который называется хоботом потому, что он
пуст и протянут, как труба. Он его вытягивает и сгибает всякими образами и
употребляет его вместо руки...
     Холодея от любопытства, я  осторожно  повернулся  на  правый  бок.  В
комнате было по-прежнему пусто. Голос продолжал еще более наставительно:
     - Вино, употребляемое умеренно, весьма хорошо для желудка;  но  когда
пить его слишком много, то производит пары, унижающие человека до  степени
несмысленных скотов. Вы иногда видели пьяниц и помните еще то справедливое
отвращение, которое вы к ним возымели...
     Я  рывком  поднялся  и  спустил  ноги  с  дивана.  Голос  умолк.  Мне
показалось, что  говорили  откуда-то  из-за  стены.  В  комнате  все  было
по-прежнему, даже вешалка, к моему удивлению, висела на месте. И  к  моему
удивлению, мне опять очень хотелось есть.
     - Тинктура  экс  витро  антимонии,  -  провозгласил  вдруг  голос.  Я
вздрогнул. -  Магифтериум  антимон  ангелий  салаэ.  Бафилии  олеум  витри
антимонии алекситериум антимониалэ! - послышалось явственное хихиканье.  -
Вот ведь бред какой! - сказал голос и продолжал с завыванием: - Вскоре очи
сии, еще не отверзаемые, не узрят более солнца, но  не  попусти  закрыться
оным без благоутробного извещения о моем прощении и блаженстве... Сие есть
"Дух или Нравственныя Мысли  Славнаго  Юнга,  извлеченныя  из  нощных  его
размышлений". Продается в Санкт-Петербурге  и  в  Риге  в  книжных  лавках
Свешникова по два рубля в папке. - Кто-то всхлипнул. - Тоже  бредятина,  -
сказал голос и произнес с выражением:

                         Чины, краса, богатства,
                         Сей жизни все приятства,
                         Летят, слабеют, исчезают,
                         О тлен, и щастье ложно!
                         Заразы сердце угрызают,
                         А славы удержать не можно...

     Теперь я понял, где говорили. Голос раздавался  в  углу,  где  висело
туманное зеркало.

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг