выскочил из орбиты от молодецкого удара баронской булавы, когда
двадцатитысячная крестьянская армия, гоняясь по метрополии за баронскими
дружинами, сшиблась в открытом поле с пятитысячной гвардией императора,
была молниеносно разрезана, окружена и вытоптана шипастыми подковами
боевых верблюдов...
И был, наверное, Арата Красивый строен как тополь. Горб и новое
прозвище он получил после вилланской войны в герцогстве Убанском за два
моря отсюда, когда после семи лет мора и засух четыреста тысяч живых
скелетов вилами и оглоблями перебили дворян и осадили герцога Убанского в
его резиденции; и герцог, слабый ум которого обострился от невыносимого
ужаса, объявил подданным прощение, впятеро снизил цены на хмельные напитки
и пообещал вольности; и Арата, видя, что все кончено, умолял, требовал,
заклинал не поддаваться на обман, был взят атаманами, полагавшими, что от
добра добра не ищут, избит железными палками и брошен умирать в выгребную
яму...
А вот это массивное железное кольцо на правом запястье было у него,
наверное, еще когда он назывался Красивым. Оно было приковано цепью к
веслу пиратской галеры, и Арата расклепал цепь, ударил этим кольцом в
висок капитана Эгу Любезника, захватил корабль, а потом и всю пиратскую
армаду и попытался создать вольную республику на воде... И кончилась эта
затея пьяным кровавым безобразием, потому что Арата тогда был молод, не
умел ненавидеть и считал, что одной лишь свободы достаточно, чтобы
уподобить раба богу...
Это был профессиональный бунтовщик, мститель божьей милостью, в
средние века фигура довольно редкая. Таких щук рождает иногда историческая
эволюция и запускает в социальные омуты, чтобы не дремали жирные караси,
пожирающие придонный планктон... Арата был здесь единственным человеком, к
которому Румата не испытывал ни ненависти, ни жалости, и в своих
горячечных снах землянина, прожившего пять лет в крови и вони, он часто
видел себя именно таким вот Аратой, прошедшим все ады вселенной и
получившим за это высокое право убивать убийц, пытать палачей и предавать
предателей...
- Иногда мне кажется, - сказал Арата, - что все мы бессильны. Я
вечный главарь мятежников, и я знаю, что вся моя сила в необыкновенной
живучести. Но эта сила не помогает моему бессилию. Мои победы волшебным
образом оборачиваются поражениями. Мои боевые друзья становятся врагами,
самые храбрые бегут, самые верные предают или умирают. И нет у меня
ничего, кроме голых рук, а голыми руками не достанешь раззолоченных
идолов, сидящих за крепостными стенами...
- Как вы очутились в Арканаре? - спросил Румата.
- Приплыл с монахами.
- Вы с ума сошли. Вас же так легко опознать...
- Только не в толпе монахов. Среди офицеров Ордена половина юродивых
и увечных, как я. Калеки угодны богу. - Он усмехнулся, глядя Румате в
лицо.
- И что вы намерены делать? - спросил Румата, опуская глаза.
- Как обычно. Я знаю, что такое Святой Орден: не пройдет и года, как
арканарский люд полезет из своих щелей с топорами - драться на улицах. И
поведу их я, чтобы они били тех, кого надо, а не друг друга и всех подряд.
- Вам понадобятся деньги? - спросил Румата.
- Да, как обычно. И оружие... - Он помолчал, затем сказал вкрадчиво:
Дон Румата, вы помните, как я был огорчен, когда узнал, кто вы такой? Я
ненавижу попов, и мне очень горько, что их лживые сказки оказались
правдой. Но бедному мятежнику надлежит извлекать пользу из любых
обстоятельств. Попы говорят, что боги владеют молниями... Дон Румата, мне
очень нужны молнии, чтобы разбивать крепостные стены.
Румата глубоко вздохнул. После чудесного спасения на вертолете Арата
настоятельно потребовал объяснений. Румата попытался рассказать о себе, он
даже показал в ночном небе Солнце - крошечную, едва видную звездочку. Но
мятежник понял только одно: проклятые попы правы, за небесной твердью
действительно живут боги, всеблагие и всемогущие. И с тех пор каждый
разговор с Руматой он сводил к одному: бог, раз уж ты существуешь, дай мне
свою силу, ибо это лучшее, что ты можешь сделать.
И каждый раз Румата отмалчивался или переводил разговор на другое.
- Дон Румата, - сказал мятежник, - почему вы не хотите помочь нам?
- Одну минутку, - сказал Румата. - Прошу прощения, но я хотел бы
знать, как вы проникли в дом?
- Это неважно. Никто, кроме меня, не знает этой дороги. Не
уклоняйтесь, дон Румата. Почему вы не хотите дать нам вашу силу?
- Не будем говорить об этом.
- Нет, мы будем говорить об этом. Я не звал вас. Я никогда не
молился. Вы пришли ко мне сами. Или вы просто решили позабавиться?
Трудно быть богом, подумал Румата. Он сказал терпеливо:
- Вы не поймете меня. Я вам двадцать раз пытался объяснить, что я не
бог, - вы так и не поверили. И вы не поймете, почему я не могу помочь вам
оружием...
- У вас есть молнии?
- Я не могу дать вам молнии.
- Я уже слышал это двадцать раз, - сказал Арата. - Теперь я хочу
знать: почему?
- Я повторяю: вы не поймете.
- А вы попытайтесь.
- Что вы собираетесь делать с молниями?
- Я выжгу золоченую сволочь, как клопов, всех до одного, весь их
проклятый род до двенадцатого потомка. Я сотру с лица земли их крепости. Я
сожгу их армии и всех, кто будет защищать их и поддерживать. Можете не
беспокоиться - ваши молнии будут служить только добру, и когда на земле
останутся только освобожденные рабы и воцарится мир, я верну вам ваши
молнии и никогда больше не попрошу их.
Арата замолчал, тяжело дыша. Лицо его потемнело от прилившей крови.
Наверное, он уже видел охваченные пламенем герцогства и королевства, и
груды обгорелых тел среди развалин, и огромные армии победителей,
восторженно ревущих: "Свобода! Свобода!"
- Нет, - сказал Румата. - Я не дам вам молний. Это было бы ошибкой.
Постарайтесь поверить мне, я вижу дальше вас... (Арата слушал, уронив
голову на грудь.) - Румата стиснул пальцы. - Я приведу вам только один
довод. Он ничтожен по сравнению с главным, но зато вы поймете его. Вы
живучи, славный Арата, но вы тоже смертны; и если вы погибнете, если
молнии перейдут в другие руки, уже не такие чистые, как ваши, тогда даже
мне страшно подумать, чем это может кончиться...
Они долго молчали. Потом Румата достал из погребца кувшин эсторского
и еду и поставил перед гостем. Арата, не поднимая глаз, стал ломать хлеб и
запивать вином. Румата ощущал странное чувство болезненной раздвоенности.
Он знал, что прав, и тем не менее эта правота странным образом унижала его
перед Аратой. Арата явно превосходил его в чем-то, и не только его, а
всех, кто незваным пришел на эту планету и полный бессильной жалости
наблюдал страшное кипение ее жизни с разреженных высот бесстрастных
гипотез и чужой здесь морали. И впервые Румата подумал: ничего нельзя
приобрести, не утратив, - мы бесконечно сильнее Араты в нашем царстве
добра и бесконечно слабее Араты в его царстве зла...
- Вам не следовало спускаться с неба, - сказал вдруг Арата. -
Возвращайтесь к себе. Вы только вредите нам.
- Это не так, - мягко сказал Румата. - Во всяком случае, мы никому не
вредим.
- Нет, вы вредите. Вы внушаете беспочвенные надежды...
- Кому?
- Мне. Вы ослабили мою волю, дон Румата. Раньше я надеялся только на
себя, а теперь вы сделали так, что я чувствую вашу силу за своей спиной.
Раньше я вел каждый бой так, словно это мой последний бой. А теперь я
заметил, что берегу себя для других боев, которые будут решающими, потому
что вы примете в них участие... Уходите отсюда, дон Румата, вернитесь к
себе на небо и никогда больше не приходите. Либо дайте нам ваши молнии,
или хотя бы вашу железную птицу, или хотя бы просто обнажите ваши мечи и
встаньте во главе нас.
Арата замолчал и снова потянулся за хлебом. Румата глядел на его
пальцы, лишенные ногтей. Ногти специальным приспособлением вырвал два года
тому назад лично дон Рэба. Ты еще не знаешь, подумал Румата. Ты еще тешишь
себя мыслью, что обречен на поражение только ты сам. Ты еще не знаешь, как
безнадежно само твое дело. Ты еще не знаешь, что враг не столько вне твоих
солдат, сколько внутри них. Ты еще, может быть, свалишь Орден, и волна
крестьянского бунта забросит тебя на Арканарский трон, ты сравняешь с
землей дворянские замки, утопишь баронов в проливе, и восставший народ
воздаст тебе все почести, как великому освободителю, и ты будешь добр и
мудр - единственный добрый и мудрый человек в твоем королевстве. И по
доброте ты станешь раздавать земли своим сподвижникам, а _н_а _ч_т_о
с_п_о_д_в_и_ж_н_и_к_а_м_ з_е_м_л_и_ б_е_з_ к_р_е_п_о_с_т_н_ы_х_? И
завертится колесо в обратную сторону. И хорошо еще будет, если ты успеешь
умереть своей смертью и не увидишь появления новых графов и баронов из
твоих вчерашних верных бойцов. Так уже бывало, мой славный Арата, и на
Земле и на твоей планете.
- Молчите? - сказал Арата. Он отодвинул от себя тарелку и смел
рукавом рясы крошки со стола. - Когда-то у меня был друг, - сказал он. -
Вы, наверное, слыхали - Вага Колесо. Мы начинали вместе. Потом он стал
бандитом, ночным королем. Я не простил ему измены, и он знал это. Он много
помогал мне - из страха и из корысти, - но так и не захотел никогда
вернуться: у него были свои цели. Два года назад его люди выдали меня дону
Рэбе... - Он посмотрел на свои пальцы и сжал их в кулак. - А сегодня утром
я настиг его в Арканарском порту... В нашем деле не может быть друзей
наполовину. Друг наполовину - это всегда наполовину враг. - Он поднялся и
надвинул капюшон на глаза. - Золото на прежнем месте, дон Румата?
- Да, - сказал Румата медленно, - на прежнем.
- Тогда я пойду. Благодарю вас, дон Румата.
Он неслышно прошел по кабинету и скрылся за дверью. Внизу в прихожей
слабо лязгнул засов.
10
В Пьяной Берлоге было сравнительно чисто, пол тщательно подметен,
стол выскоблен добела, в углах для благовония лежали охапки лесных трав и
лапника. Отец Кабани чинно сидел в углу на лавочке, трезвый и тихий,
сложив мытые руки на коленях. В ожидании, пока Будах заснет, говорили о
пустяках. Будах, сидевший за столом возле Руматы, с благосклонной улыбкой
слушал легкомысленную болтовню благородных донов и время от времени сильно
вздрагивал задремывая. Впалые щеки его горели от лошадиной дозы
тетралюминала, незаметно подмешанной ему в питье. Старик был очень
возбужден и засыпал трудно. Нетерпеливый дон Гуг сгибал и разгибал под
столом верблюжью подкову, сохраняя, однако, на лице выражение веселой
непринужденности, Румата крошил хлеб и с усталым интересом следил, как дон
Кондор медленно наливается желчью: хранитель больших печатей нервничал,
опаздывая на чрезвычайное ночное заседание Конференции двенадцати
негоциантов, посвященное перевороту в Арканаре, на котором ему надлежало
председательствовать.
- Мои благородные друзья! - звучно сказал, наконец, доктор Будах,
встал и упал на Румату.
Румата бережно обнял его за плечи.
- Готов? - спросил дон Кондор.
- До утра не проснется, - сказал Румата, поднял Будаха на руки и
отнес на ложе отца Кабани.
Отец Кабани проговорил с завистью:
- Доктору, значит, можно закладывать, а отцу Кабани, значит, нельзя,
вредно. Нехорошо получается!
- У меня четверть часа, - сказал дон Кондор по-русски.
- Мне хватит и пяти минут, - ответил Румата, с трудом сдерживая
раздражение. - И я так много говорил вам об этом раньше, что хватит и
минуты. В полном соответствии с базисной теорией феодализма, - он яростно
поглядел прямо в глаза дону Кондору, - это самое заурядное выступление
горожан против баронства, - он перевел взгляд на дона Гуга, - вылилось в
провокационную интригу Святого Ордена и привело к превращению Арканара в
базу феодально-фашистской агрессии. Мы здесь ломаем головы, тщетно пытаясь
втиснуть сложную, противоречивую, загадочную фигуру орла нашего дона Рэбы
в один ряд с Ришелье, Неккером, Токугавой Иэясу, Монком, а он оказался
мелким хулиганом и дураком! Он предал и продал все, что мог, запутался в
собственных затеях, насмерть струсил и кинулся спасаться к Святому Ордену.
Через полгода его зарежут, а Орден останется. Последствия этого для
Запроливья, а затем и для всей Империи я просто боюсь себе представить. Во
всяком случае, вся двадцатилетняя работа в пределах Империи пошла
насмарку. Под Святым Орденом не развернешься. Вероятно, Будах - это
последний человек, которого я спасаю. Больше спасать будет некого. Я
кончил.
Дон Гуг сломал, наконец, подкову и швырнул половинки в угол.
- Да, проморгали, - сказал он. - А может быть, это не так страшно,
Антон?
Румата только посмотрел на него.
- Тебе надо было убрать дона Рэбу, - сказал вдруг дон Кондор.
- То есть как это "убрать"?
На лице дона Кондора вспыхнули красные пятна.
- Физически! - резко сказал он.
Румата сел.
- То есть убить?
- Да. Да! Да!!! Убить! Похитить! Сместить! Заточить! Надо было
действовать. Не советоваться с двумя дураками, которые ни черта не
понимали в том, что происходит.
- Я тоже ни черта не понимал.
- Ты по крайней мере чувствовал.
Все помолчали.
- Что-нибудь вроде Барканской резни? - вполголоса осведомился дон
Кондор, глядя в сторону.
- Да, примерно. Но более организованно.
Дон Кондор покусал губу.
- Теперь его убирать уже поздно? - сказал он.
- Бессмысленно, - сказал Румата. - Во-первых, его уберут без нас, а
во-вторых, это вообще не нужно. Он по крайней мере у меня в руках.
- Каким образом?
- Он меня боится. Он догадывается, что за мною сила. Он уже даже
предлагал сотрудничество.
- Да? - проворчал дон Кондор. - Тогда не имеет смысла.
Дон Гуг сказал, чуть заикаясь:
- Вы что, товарищи, серьезно все это?
- Что именно? - спросил дон Кондор.
- Ну все это?.. Убить, физически убрать... Вы что, с ума сошли?
- Благородный дон поражен в пятку, - тихонько сказал Румата.
Дон Кондор медленно отчеканил:
- При чрезвычайных обстоятельствах действенны только чрезвычайные
меры.
Дон Гуг, шевеля губами, переводил взгляд с одного на другого.
- В-вы.. Вы знаете, до чего вы так докатитесь? - проговорил он. -
В-вы понимаете, до чего вы так докатитесь, а?
- Успокойся, пожалуйста, - сказал дон Кондор. - Ничего не случится. И
хватит пока об этом. Что будем делать с Орденом? Я предлагаю блокаду
Арканарской области. Ваше мнение, товарищи? И побыстрее, я тороплюсь.
- У меня никакого мнения еще нет, - возразил Румата. - А у Пашки тем
более. Надо посоветоваться с Базой. Надо оглядеться. А через неделю
встретимся и решим.
- Согласен, - сказал дон Кондор и встал. - Пошли.
Румата взвалил Будаха на плечо и вышел из избы. Дон Кондор светил ему
фонариком. Они подошли к вертолету, и Румата уложил Будаха на заднее
сиденье. Дон Кондор, гремя мечом и путаясь в плаще, забрался в
водительское кресло.
- Вы не подбросите меня до дому? - спросил Румата. - Я хочу, наконец,
выспаться.
- Подброшу, - буркнул дон Кондор. - Только быстрее, пожалуйста.
- Я сейчас вернусь, - сказал Румата и побежал в избу.
Дон Гуг все еще сидел за столом и, уставясь перед собой, тер
подбородок. Отец Кабани стоял рядом с ним и говорил:
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг