- Кушай, сынок, надо кушать... Ты такой бледненький...
- А я не хочу! Комки противные...
- Да где же комки? Ну, давай я сама съем... М-м-м! Как вкусно!
Попробуй только и увидишь, как вкусно...
- А если я не хочу! Я больной, я не пойду в школу.
- Лэн, ну, что ты говоришь! Ты так много пропускаешь...
- И пусть...
- Как же пусть! Меня уже директор два раза вызывал. Нас оштрафуют!
- Ну и пусть штрафуют...
- Кушай, кушай, сынок... Может быть, ты не выспался?
- Не выспался! И у меня живот болит... И голова... И зуб... Вот
видишь, вот этот...
Голос у Лэна был капризный, и я сразу представил себе его надутые
губы, болтающуюся ногу в носке. Я вышел за ворота. День опять был ясный,
солнечный, чирикали птицы. Было еще слишком рано, и на пути до "Олимпика"
я встретил только двоих. Они шли рядом по обочине тротуара, чудовищно
дикие в веселом мире свежей зелени и ясного неба. Один был выкрашен
ярко-красной краской, другой - ярко-синей. Сквозь краску проступал пот.
Они дышали с трудом, рты их были разинуты, глаза налиты кровью. Я
непроизвольно расстегнул все пуговицы на рубашке и вздохнул с облегчением,
когда эта странная пара миновала меня.
В отеле я сразу поднялся на девятый этаж. Я был настроен очень
решительно. Хочет того Римайер или не хочет, но ему придется рассказать
мне все, что меня интересует. Впрочем, теперь Римайер нужен мне не только
для этого. Мне нужен был слушатель, а в этом солнечном бедламе я мог пока
говорить откровенно только с Римайером. Правда, это был не тот Римайер, на
которого я изначально рассчитывал, но и об этом, в конце концов, тоже
нужно было поговорить...
У дверей номера Римайера стоял давешний рыжий Оскар, и, увидев его, я
сразу замедлил шаги. Он задумчиво поправлял галстук, откинув голову и
глядя в потолок. Вид у него был озабоченный.
- Привет, - сказал я. Надо же было с чего-то начинать.
Он шевельнул бровями, посмотрел на меня, и я понял, что он меня
вспомнил. Он медленно сказал:
- Здравствуйте, здравствуйте.
- Вы тоже к Римайеру? - спросил я.
- Римайер плохо себя чувствует, - сказал он. Он стоял у самой двери и
не собирался, по-видимому, уступать мне дорогу.
- Какая жалость, - сказал я, придвигаясь. - И что же с ним?
- Он очень плохо себя чувствует.
- Ай-яй-яй-яй, - сказал я. - Надо бы посмотреть...
Я подошел к Оскару вплотную. Он явно не собирался пускать меня в
номер. У меня сразу заболело плечо.
- Я не уверен, что это так уж надо, - желчно сказал он.
- Что вы говорите! Неужели так плохо?
- Вот именно. Очень плохо. И вам не следует его беспокоить. Ни
сегодня, ни в другие дни.
Кажется, я пришел вовремя, подумал я. И надеюсь, не опоздал.
- Вы его родственник? - спросил я. Я был очень миролюбив.
Он осклабился.
- Я его друг. Самый близкий в этом городе. Можно сказать, друг
детства.
- Это очень трогательно, - сказал я. - А вот я - его родственник. Все
равно что брат. Давайте вместе зайдем и вместе посмотрим, что могут
сделать для бедняги Римайера его друг и его брат.
- Может быть, брат уже сделал для Римайера достаточно?
- Ну что вы... Я только вчера приехал.
- А у вас нет здесь случайно других братьев?
- Я думаю, их нет среди ваших друзей, - сказал я. - Римайер -
исключение...
Пока мы несли всю эту чушь, я внимательно его рассматривал. Он не
выглядел слишком уж ловким человеком, даже если учесть мое больное плечо.
Но он все время держал руку в кармане, и хотя я был почти убежден, что он
не станет стрелять в отеле, рисковать мне не хотелось. Тем более, что мне
приходилось слышать о квантовых разрядниках ограниченного действия.
Мне много раз ставили в упрек, что мои намерения отчетливо видны на
моей физиономии. А Оскар, по-видимому, был достаточно проницательным
человеком. С другой стороны, в карманах у него ничего подходящего явно не
было, и руки в карманах он держал зря. Он отступил от двери и сказал:
- Заходите...
Мы вошли. Римайер действительно был плох. Он лежал на кушетке,
накрытый сорванной портьерой, и неразборчиво бредил. Стол в номере был
перевернут, посередине комнаты валялась в луже спиртного разбитая бутылка,
и всюду была разбросана смятая мокрая одежда. Я подошел к Римайеру и сел
так, чтобы не терять из виду Оскара, который встал у окна, опершись задом
на подоконник. Глаза у Римайера были открыты. Я наклонился над ним.
- Римайер, - позвал я. - Это я, Иван. Ты узнаешь меня?
Он тупо глядел мне в лицо. На подбородке у него виднелась под щетиной
свежая ссадина.
- Ты уже там... - пробормотал он. - Рыбарей... Чтобы долго... Не
бывает... Ты не обижайся... Мешал очень... Не терплю...
Это был бред. Я посмотрел на Оскара. Оскар жадно слушал, вытянув шею.
- Нехорошо, когда просыпаешься... - бормотал Римайер. - Никому...
просыпаться... Начинают... Тогда не просыпаться...
Оскар не нравился мне все больше и больше. Мне не нравилось, что он
слушает бред римайера. Мне не нравилось, что он оказался здесь раньше
меня. И еще мне не нравилась ссадина на подбородке Римайера, совсем
свежая. Рыжая морда, подумал я, глядя на Оскара, как же от тебя
избавиться?
- Надо вызвать врача, - сказал я. - Почему вы не вызвали врача,
Оскар? По-моему, это делириум тременс...
Я сейчас же пожалел о сказанном. От Римайера, к моему немалому
изумлению, совсем не пахло спиртным, и Оскар, очевидно, хорошо знал это.
Он ухмыльнулся и спросил:
- Делириум тременс? Вы уверены?
- Нужно немедленно вызвать врача, - повторил я. - И сиделок.
Я опустил руку на телефонную трубку. Он моментально подскочил ко мне
и положил ладонь на мою руку.
- Зачем же вы? - сказал он. - Давайте лучше я вызову врача. Вы тут
человек новый, а я знаю отличного врача.
- Ну какой там у вас врач... - возразил я, глядя на ссадину у него на
костяшках пальцев. Эта ссадина тоже была свежая.
- Отличный врач. Как раз специалист по белой горячке.
- Вот видите, - сказал я. - А может быть, у Римайера и нет никакой
белой горячки.
Римайер вдруг сказал:
- Так я велел... Альзо шпрахт римайер... Наедине с миром...
Мы оглянулись на него. Он говорил высокомерно, но глаза его были
закрыты, а лицо в складках дряблой серой кожи казалось жалким. Сволочь,
подумал я про Оскара, имеет наглость торчать здесь. У меня вдруг мелькнула
дикая мысль, показавшаяся мне в тот момент очень удачной: свалить Оскара
толчком в солнечное сплетение, связать и заставить немедленно выложить
все, что он знает. Знает он, вероятно, много. А может быть, и все. Он
смотрел на меня, и в его бледных глазах были страх и ненависть.
- Хорошо, - сказал я. - Пусть врача вызовет портье.
Он убрал руку, и я позвонил портье. В ожидании врача я сидел возле
Римайера, а Оскар ходил из угла в угол, перешагивая через лужу спиртного.
Я следил за ним краем глаза. Он вдруг нагнулся и поднял что-то с пола.
Что-то маленькое и пестрое.
- Что это там? - спросил я равнодушно.
Он поколебался немного, а затем бросил мне на колени плоскую
коробочку с пестрой этикеткой.
- А, - сказал я и поглядел на Оскара. - "Девон".
- "Девон", - отозвался он. - Странно, что здесь, а не в ванной,
правда?
Черт, подумал я. Пожалуй, я был слишком зелен, чтобы драться с ним в
открытую. Я еще слишком мало знал.
- Ничего странного, - сказал я наобум. - Вы ведь, кажется,
распространяете этот репеллент. Наверное, это образец, который вывалился у
вас из кармана.
- У меня из кармана? - Он страшно удивился. - А, вы имеете в виду,
что я... Но я уже давно выполнил все поручения и теперь просто отдыхаю. -
Он помолчал. - Однако, если вы интересуетесь, я мог бы помочь.
- Это очень интересно, - сказал я. - Я посоветуюсь...
Тут, к сожалению, дверь распахнулась, и появился врач в сопровождении
двух сестер.
Врач оказался человеком решительным. Он жестом убрал меня с кушетки и
отбросил портьеру, которой был накрыт Римайер. Римайер лежал совершенно
голый.
- Ну конечно... - сказал врач. - Опять... - Он поднял Римайеру веки,
оттянул ему нижнюю губу, пощупал пульс. - Сестра, кордеин... И вызовите
горничных, пусть вылижут эту конюшню до блеска... - Он выпрямился и
посмотрел на нас. - Родственники?
- Да, - сказал я. Оскар промолчал.
- Вы нашли его уже без сознания?
- Он лежал и бредил, - сказал Оскар.
- Это вы перенесли его сюда?
Оскар помедлил.
- Я только укрыл его портьерой, - сказал он. - Когда я пришел, он
лежал, как сейчас. Я боялся, что он простудится.
Врач некоторое время смотрел на него, потом сказал:
- Впрочем, это безразлично. Вы можете идти. Оба. С ним останется
сиделка. Вечером можете позвонить. Всего хорошего.
- А что с ним, доктор? - спросил я.
Врач пожал плечами.
- Ничего особенного. Переутомление, нервное истощение... Кроме того,
он по-видимому, слишком много курит. Завтра он станет транспортабельным, и
тогда увезите его домой. У нас ему оставаться вредно. У нас слишком
весело. До свидания.
Мы вышли в коридор.
- Пойдемте выпьем, - предложил я.
- Вы забыли, что я не пью, - заметил Оскар.
- Жаль. Вся эта история меня так расстроила, что хочется выпить.
Римайер всегда был таким здоровяком...
- Ну, в последнее время он сильно сдал, - сказал Оскар осторожно.
- Да, я с трудом узнал его, когда вчера увидел...
- Я тоже, - сказал Оскар. Он не верил ни одному моему слову. Я ему
тоже.
- Где вы остановились? - спросил я.
- Здесь же, - сказал Оскар. - Этажом ниже, восемьсот семнадцатый
номер.
- Жаль, что вы не пьете. Мы бы могли посидеть у вас и хорошо
поговорить.
- Да, это было бы неплохо. Но, к сожалению, я очень спешу. - Он
помолчал. - Знаете что, дайте мне ваш адрес, завтра утром я вернусь и
зайду к вам. Около десяти - вас устроит? Или вы позвоните мне...
- Отчего же... - сказал я и дал ему свой адрес. - Честно говоря, меня
очень интересует "Девон".
- Я думаю, мы сумеем договориться, - сказал Оскар. - До завтра.
Он сбежал по лестнице. Он действительно, по-видимому, спешил. А я
спустился в лифте и дал телеграмму Марии: "Брату очень плохо чувствую себя
одиноким бодрюсь Иван". Я и в самом деле чувствовал себя одиноким. Римайер
снова вышел из игры - по крайней мере на сутки. Единственный намек,
который он мне дал, это совет насчет рыбарей. Ничего определенного у меня
не было. Были рыбари, которые обитают где-то в Старом Метро; был "Девон",
который, возможно, каким-то боком касался моего дела, но с тем же успехом
мог не иметь к нему никакого отношения; был Оскар, явно связанный с
"Девоном" и с Римайером, фигура достаточно неприятная и зловещая, но,
несомненно, лишь одна из множества неприятных и зловещих фигур на местных
безоблачных горизонтах; был еще какой-то Буба, снабдивший "Девоном"
пористый нос... В конце концов я здесь всего сутки, подумал я. Время есть.
И на Римайера в конце концов можно еще рассчитывать, и Пека, может быть,
удастся найти... Я вдруг вспомнил вчерашнюю ночь и дал телеграмму
Зигмунду: "Концерт самодеятельности двадцать восьмого подробности не знаю
Иван". Потом я подозвал портье и спросил, как быстрее пройти к Старому
Метро.
9
- Приходили бы вечером, сейчас слишком рано.
- А мне хочется сейчас.
- Приспичило, значит... А вы, может, адресом ошиблись?
- Да нет, не ошибся.
- И вот именно сейчас вам и надо?
- Именно сейчас. И не позже.
Он поцокал языком и дернул себе нижнюю губу. Он был коренастый,
плотный, с круглой, гладко выбритой головой. Говорил он, едва шевеля
языком, и утомленно заводил глаза под верхние веки. По-моему, он не
выспался. Его приятель, сидевший за барьером в кресле, по-видимому, тоже
не выспался. Но он вообще не говорил ни слова и даже не смотрел в мою
сторону. Помещение было мрачное, затхлое, с отставшими от стен
покоробившимися панелями. С потолка свисала тусклая от пыли лампочка без
абажура на грязном шнуре.
- Почему бы вам все-таки не прийти попозже? - промямлил
круглоголовый. - Когда все приходят...
- Так уж мне захотелось, - скромно сказал я.
- Захотелось... - Он пошарил на столе. - У меня вот и бланка не
осталось... Эль, у тебя есть бланки?
Эль молча нагнулся и вытянул откуда-то из-под барьера мятый лист
бумаги. Круглоголовый сказал, зевая:
- Приходите ни свет ни заря... Народу никого нет, девчонок тоже...
Спят еще... Веселья никакого... - Он протянул мне бланк. - Заполните и
подпишите, - сказал он. - Мы с Элем подпишемся за свидетелей. Деньги
сдайте... Не беспокойтесь, у нас честно. Документы у вас есть
какие-нибудь?
- Никаких.
- И то хорошо.
Я просмотрел бланк. "Настоящим я, нижеподписавшийся (пропуск), в
присутствии свидетелей (большой пропуск) убедительно прошу подвергнуть
меня приемным испытаниям на соискание звания члена общества ДОЦ. Подпись
соискателя. Подписи свидетелей".
- Что такое ДОЦ? - спросил я.
- Это мы так зарегистрированы, - ответил круглоголовый. Он
пересчитывал деньги.
- Но ДОЦ как-то расшифровывается?
- А кто его знает... Это еще до меня было. ДОЦ и ДОЦ... Ты не знаешь,
Эль? - Эль лениво помотал головой. - Ну в самом деле, не все ли вам
равно...
- Абсолютно все равно, - сказал я, вставил свое имя и подписался.
Круглоголовый посмотрел, тоже вписал свое имя и подписался, и передал
бланк Элю.
- Похоже, вы иностранец, - сказал он.
- Да.
- Тогда припишите ваш домашний адрес. У вас родные есть?
- Нет.
- Тогда и не надо. Готово, Эль? Положи в папку... Ну, пойдемте?
Он поднял барьер и подвел меня к массивной квадратной двери,
оставшейся, наверное, еще с тех времен, когда метро оборудовали под
атомоубежище.
- Выбора-то никакого нет, - сказал он, словно оправдываясь. Он
выдвинул засовы и с натугой повернул ржавую рукоять. - Пойдете прямо по
коридору, - сказал он, - а там сами увидите.
Мне показалось, что Эль позади хихикнул. Я обернулся. В барьер перед
Элем был встроен небольшой экран. На экране что-то двигалось, но я не
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг