показалось, прямо в парадной. Заволокло темным дымом. С грохотом обрушился
лестничный пролет. Меня отшвырнуло куда-то в неизвестность. Рот, глаза -
были залеплены сухой известкой. Ноги мои были чем-то придавлены. Я с
трудом, как из теста, вытащил их. Ничего не было видно. Где-то непрерывно
стонали. На другом краю Земли плакала женщина: Сережа!.. Сережа!.. - голос
был безнадежный, срывающийся. Я вдруг вспомнил табличку, висящую на доме:
"Граждане! При артобстреле эта сторона улицы наиболее опасна"! Значит, это
- по-видимому, артобстрел. Правда, непонятно - кто и в кого стреляет.
Кое-как, раскачиваясь, словно контуженный, я сел. Голова кружилась,
руки не находили опоры. Дым рассеивался, в парадной забрезжил свет. Кто-то
быстро и жестко сдавил мне безвольные плечи:
- Осторожнее, у вас, по-моему, кровь на лице... Нет, не надо, не
трогайте, кажется, ничего серьезного... Передвиньтесь, попробуйте - сюда,
к стене... Сделайте пару глубоких вдохов, вам будет легче...
Мне действительно становилось немного легче. Я уже начал различать
какие-то смутные очертания. Клинышек острой бородки вдруг
сконцентрировался из теней, а затем проступили - рубашка, пиджак и
галстук. И костистая гибкая плеть помогающей мне руки. Я сообразил, что
рукава у пиджака - оторваны. Потому что согнулась во мраке - змеей -
стеариновая желтизна.
Я спросил:
- Я долго был без сознания?
- С полчаса или около этого, - ответил невидимый мне человек. - К
сожалению, мои часы куда-то исчезли. Но я думаю, что - не больше, чем
полчаса. Завалило нас, между прочим, довольно серьезно. У меня такое
ощущение, что рухнуло сразу несколько этажей. Просто чудо - что не
раздавило в лепешку. Вероятно, спасла арматура: лестница встала горбом. Но
она, как мне кажется, тоже - едва удерживает. Хорошо еще, что сохранилась
какая-то щель. Все же - доступ для света, для воздуха, вам это
требуется... - Человек осторожно, но сильно повлек меня куда-то назад. -
Ну? Получше? Вы можете передвигаться?.. Передвиньтесь, мне очень не
нравится кровля над головой...
Мы переползли через громадную кучу штукатурки, насыпавшейся сверху,
из нее, точно зубы, высовывались обломки дерева и кирпича, и торчал
испачканный известью грубый тупой ботинок, лишь опершись, я понял, что это
- чья-то нога, и - упал, потому что рука у меня подломилась. - Ничего,
ничего... - бормотал помогающий мне человек. - Этот - мертв. Ничего,
ничего. Вы - привыкнете... - Напрягаясь, кряхтя от усилий, он приподнял
меня и, как куклу из тряпок, перевалил на другую сторону - оттащив после
этого и вновь прислонив к стене. - Ничего, ничего. Могло быть гораздо
хуже... - Я услышал протяжный замедленный мощный вздох: перекрытия там,
где мы только что находились, осели. - Ну, вот видите, - задыхаясь, сказал
человек. - Все же я научился немного чувствовать землю... Камень, дерево,
глина, песок, чернозем... А у вас этот внутренний голос еще не
прорезался?.. - Человек осторожно добавил. - Вы, кажется, узнали меня?..
Если честно признаться, то я никак не рассчитывал... Впрочем, может быть,
это - есть знак потаенной судьбы?.. Вам дается возможность увидеть иную
цивилизацию... Вы, наверное, слышите звон Вечных Колоколов?.. Здесь не
нужен рассудок, здесь надо - просто довериться... Камень-бог, мать-сырая
земля... Или все-таки будете ждать превращения в "мумию"?.. Говорю вам
опять: этот мир уже обречен... Мы должны породниться с землей - как
основой всей сущности...
Я и в самом деле слышал негромкий подземный гул. Отдаленный,
неровный, как будто накатывающийся волнами. При известном воображении его
можно было принять за тревогу колоколов. Но одновременно я слышал, как
всхлипывает неподалеку какая-то женщина. Тихо всхлипывает, успокаивается,
кашляет в темноту. Вероятно, та самая, что при начале обстрела звала
Сережу. И еще я услышал противный скрежещущий долгий звук, словно когти
голодного зверя царапали камень. Лезут крысы? Но крысы из города давно
ушли. Я подумал, что надо бы тщательно осмотреть все завалы. Вдруг удастся
найти и расширить какой-нибудь ход. Вряд ли можно рассчитывать на то, что
нас откопают. Если город обстреливается, то аварийщикам не до нас.
Представляю, какая сейчас царит паника среди военных. Это что же - мятеж,
революция, переворот? Или, может быть, снова - образовался "прорыв
истории"? Ретроспекция, кстати, не лучше, чем переворот. До сих пор
неизвестны законы, по которым она развивается. Между прочим, "прорывы" -
все чаще и все сильней. Куриц как-то сказал, что именно история нас
погубит. Вряд ли части "спецназа" сумеют ограничить ее. Это значит -
появятся сотни и тысячи новых "мумий".
- Ну так что? - поинтересовался сидящий рядом со мной человек.
- Перестаньте, профессор, - сказал я, с досадой поморщившись. - Ну
какая, к чертям собачьим, цивилизация под землей? Странно слышать от вас
подобные рассуждения. Вы же - физик, ученый, образованный человек. И вдруг
- явно невежественная секта "подземников". Это правда, что вы, живые,
лежите в гробах? Черт возьми, я и в бога-то никогда не верил! Неужели
теперь я поверю в какую-то чушь?..
- Как хотите. А я ухожу, - сказал профессор. - Чушь - не чушь, но
возлюбит нас - только земля. А вы в детстве не пробовали - жевать сырую
землю? Этот - сладкий, этот - необыкновенный вкус! - Он легко и бесшумно,
как черное привидение, выпрямился. Впрочем, ровно настолько, насколько
позволил свисающий свод. Я заметил, что ребра камней проступают немного
отчетливей. То ли света прибавилось, то ли привыкли глаза.
- Вы не слушайте этого старика, - неожиданно сказала женщина. Очень
громко сказала. Спокойно сказала. Как врач. - Он, по-моему, сумасшедший, я
давно за ним наблюдаю. Если можете, то просто не отвечайте ему. Нас
спасут, к нам пробьются, вы слышите: уже пробиваются...
И едва различимой рукой она указала на щель. Звук скребущих когтей
действительно быстро усиливался. И вдруг стало понятно, что это работает
бур. Приближался он к нам буквально с каждой секундой, - заглушая собою
гудение колоколов. Пласт запекшегося кирпича дрогнул, треснул и вывалился.
Из пролома посыпались - крошка, удары кирки. Пересек темноту ослепительный
высверк фонарика. А за ним сквозь изломанность дранки просунулась голова -
защищенная чем-то вроде мотоциклетного шлема.
И спросили, присматриваясь:
- Есть кто живой?..
- Мы - живые, - спокойно ответила женщина. - Нас здесь трое осталось,
четвертый - погиб...
- Лично я наблюдаю двоих, - отметил спасатель. И, втянувшись обратно
в пролом, деловито сказал. - Живы - двое. Габура, давай веревки...
Подстрахуем, им тут придется ползти...
Я напрягся, почувствовав что-то неладное. И при свете фонарика
впервые увидел завал: глыбы, доски, железо в прогнувшейся кровле. И
спокойную бледную женщину, выпрямленную, как кол. Перед ней почему-то
лежала на камне раскрытая книга. А глаза ее были расширены - в пол-лица.
- Да, - сказала она. - Да. Нас только двое.
И тогда я бессильно и тупо осел на кирпичную пыль. Потому что
профессора в лестничном закутке действительно не было...
Дома меня ожидал неприятный сюрприз. Когда я, измочаленный
пребыванием под завалом, с невообразимо разбухшей, разламывающейся
головой, с ощущением, что меня как будто пропустили через мясорубку,
еле-еле поднялся по грязной лестнице и после обычных предосторожностей
отпер дверь, то в прихожую немедленно выскочили Близнецы и, прищурив
глаза, синхронно прижав указательные пальцы к губам, чрезвычайно
таинственно и предостерегающе прошипели: Ш... ш... ш... - Выглядели они
далеко не лучшим образом: оба - в пятнах, похожих на розовые лишаи, и в
расчесах на серых бескровных с набрякшими венами лицах. Видимо,
сказывалось отсутствие нормальной еды. Вообще - обстановка, болотные
испарения.
- Что случилось? - нерадостно спросил я. Меньше всего мне хотелось
сейчас в чем-нибудь разбираться.
Близнецы от усердия надули щеки - чтоб объяснить. Но объяснить они
ничего не успели. Потому что жена затолкала их обратно в комнату и
прикрыла дверь. А затем показала мне подбородком в сторону кухни.
- Тебя там ждут, - сказала она. - Извини, но я просто не знала, что
делать...
В кухне раздавалось какое-то странное хрюканье. Я прошел туда, и у
меня подкосились колени. За столом, уставленным всеми нашими припасами,
раскорячившись, словно глубоководный краб, пожирая холодную вермишель,
приготовленную мне на вечер, наклоняясь и чавкая, сидел Леня Куриц.
Он приветственно помахал мне вилкой с наколотым куском колбасы и,
прожевывая, дико таращась, промычал из горла что-то нечленораздельное.
Щеки его чернели небритостью, был заклеен исцарапанный лоб, и рубашка была
изжеванная, по-моему, сшитая из занавески. А на хлебнице рядом с горбушкои
батона лежал пистолет - вместо масла в масленке желтели две запасные
обоймы.
- Ты с ума сошел, - растерянно сказал я. - Здесь же _с_м_о_т_р_я_т_.
Тебе тут нельзя показываться...
Сделав страшное усилие, Куриц проглотил ту массу, которая скопилась у
него во рту, и, причмокнув от наслаждения, понюхал колбасную прелость.
- Не волнуйся, - все так же нечленораздельно ответил он. - Слежки не
было, я тысячу раз проверялся. А в твою парадную я вообще не заходил. Я
прошел чердаками с Садовой и спустился по лестнице.
И он впился зубами в несчастный кусок колбасы.
В общем, здесь все было предельно ясно. Куриц быстро подмел всю
оставшуюся вермишель и, дрожа, словно хищник, накинулся на чай с сухарями.
Сахара он себе положил ложек пять или шесть. И прихлебывал - щурясь и
цыкая от удовольствия. Я пока очень путано рассказывал ему - то, что знал.
Про налет, и про явки, и про Лелю Морошину. Про записку со словом
"предатель", которую я получил. Но он слушал меня до обидного
невнимательно. Лишь единожды, оторвавшись от кружки, невнятно переспросил:
- Значит, обе квартиры? И на Сенной, и в Конюшенном?.. Ну - Морошина!
Этого ей не простят... А ведь я собирался как раз на Конюшенный
переулок...
И опять захрустел сухарями, точно хомяк. Как болезнь, ощущалась в нем
застарелая напряженность. Он, казалось, все время был собран и был начеку.
И прислушивался и поглядывал в сторону пистолета. Вероятно, готовый в
любую секунду - схватить его и стрелять. Говорил он короткими, рваными,
злыми, горячими фразами. Будто семечки, выплевывая их изо рта.
Разобраться, в чем дело, мне было довольно трудно. Или я от контузии пока
еще плохо соображал. В дополнение ко всему, он непрерывно ругался - через
каждое слово вставляя: Трам-тарарам!.. - Я давно уже не слышал такого
отборного мата. Интересно, что раньше Куриц не ругался - совсем. Тем не
менее, что-то начало слегка проясняться. А когда прояснилось, то
прямо-таки ошеломило меня:
- Погоди! Значит, в Карантин тебя сдали свои же?!.. Ты - из группы,
которая бежала на днях?!..
- Ну их, трам-тарарам!.. - сказал Леня Куриц. - Страх, подполье,
террор, самомнение, власть... Деньги, женщины, трам-тарарам, перегрызлись,
как падлы!.. Слышал, может быть, про такую контору: "Гермес"?.. - Он допил
третью чашку и поставил ее - со стуком. - В общем, если не против, то я
поживу у тебя пару дней... Извини, но мне просто необходимо где-нибудь
отсидеться... В крайнем случае, как-нибудь перекантуюсь на чердаке...
Правда, именно чердаки сейчас усиленно проверяют... - И пощелкал немытыми
длинными пальцами.
- Давай, давай!..
Я сходил и принес ему ксерокс исторического документа. Я не знаю,
зачем он был нужен, но Куриц - вцепился в него. Щупал, вчитывался и,
кажется, даже обнюхивал. Повернулся к окну и посмотрел бумагу на свет. Что
он думал там обнаружить - ведь это был ксерокс?
- Так-так-так... - суетясь, приговаривал он. - Это - ясно, и это -
мне тоже понятно... "Зверь", "проклятие", в общем, пока - мишура... Между
прочим, тебе было б лучше - убраться из города... Чтоб - не быть на виду,
ты же - "предатель" для них... Или тихо сменить местожительство, по
крайней мере... Так-так-так, значит, "Угорь" и, значит, "со скудних
времен"... "Лупоглазех, пузатех, во пятнох, сы задней плавницей"...
"Пробудиша, и ркоша, и мнози развяша его"... "И стонаша, и свет загорашася
нечеловеций"... - Он пристукнул по тексту. - А где же вторая часть? - И
уставился на меня, словно следователь на обвиняемого.
- Какая вторая часть? - удивился я. - Я принес тебе то, что мне
выдали по заказу...
- Вот же, вот же! - Куриц потыкал в подколотый бланк. - Вот! Тебе
здесь отметили, что это - первая половина!.. А вторая находится в ЦГАОР и
нужен другой заказ... Что же ты, до сих пор не умеешь читать библиотечные
шифры?.. - Он был искренне, до глубины души возмущен. - Чем ты,
трам-тарарам, занимался в своем институте?!..
В это время, как бешеный, зазвонил телефон. Разрываясь от нетерпения.
Я поперхнулся. Потому что телефон не работал уже несколько дней. И сейчас
же возникла встревоженная жена из комнаты.
Я махнул ей рукой, чтоб хотя бы не лезла она. И прикрыв дверь на
кухню, сорвал раскаленную трубку.
- Николай Александрович? - бодро сказал генерал Сечко. - Я
приветствую вас, Николай Александрович... Говорят, вы сегодня попали под
артобстрел?.. Все в порядке? Надеюсь, серьезно не пострадали?.. Николай
Александрович, а у меня к вам - опять вопрос... Дело в том, что у вас
находится ваш приятель... Вы, наверное, с ним беседуете, пьете чай?.. Ради
бога, пожалуйста, не торопитесь... Но когда вы закончите все ваши дела -
пусть он выйдет - спокойно, один - на улицу... И, конечно, чтоб не было
никакой _м_а_я_т_ы_... Я прошу вас, скажите ему: не надо... Вы - в
квартире, там все-таки - двое детей...
Вслед за этим в наушнике наступило молчание. Не было слышно даже
обычных телефонных гудков. Мой аппарат, по-видимому, вновь отключили.
Я вернулся на кухню и очень медленно сел. Я не знал, как об этом
сказать Лене Курицу. Но, наверное, у меня все было написано на лице - так
как Куриц устало и понимающе ухмыльнулся.
- Ну? - сказал он. - По-видимому, это за мной? Я, признаться, когда
позвонили, то так и подумал. - Он лениво поднялся и сунул в карман
пистолет. - Вероятно, они попросили, чтоб я покинул квартиру? Да, как
водится, наша госбезопасность на высоте... Не расстраивайся чересчур, это
следовало предвидеть...
- Я попробую что-нибудь сделать, - неуверенно сказал я. - Я, в конце
концов, остаюсь еще членом Комиссии...
Но в ответ Леня Куриц - лишь подмигнул.
- Не валяй дурака! Что ты можешь? И кто тебя будет слушать?.. -
Звякнув толстой цепочкой, он отпер замок. И в дверях, чуть запнувшись,
по-видимому, на прощание обернулся. - Вообще, у меня такое предчувствие,
что мы увидимся в ближайшие дни. Правда, трудно сказать: хорошо это или
плохо... - И он снова - в какой-то решимости - подмигнул.
И вошедший в пазы язычок замка оглушительно щелкнул...
Первый "чемодан" ударил на углу Садовой и улицы Мясникова, он,
по-видимому, угодил в стык, под выступы тротуара: вспучился громадный
асфальтово-земляной разрыв, будто жесткой метелкой выскребло остекление
противоположного дома, ярко-красный обтертый "жигуль", притулившийся
неподалеку от перекрестка, перевернулся, из облепленного грязью днища его
заструился кудрявый дым, и пустая лакированная коробка вдруг вспыхнула
бензиновым пламенем.
Что-то взвизгнувшее пронеслось у меня над головой.
- Ложи-ись!.. - закричал я.
А поскольку жена, прижимая к себе обоих Близнецов, как испуганная
гусыня, лишь оглядывалась и переминалась, то я силой повалил на пыльный
асфальт всех троих и держал их, придавливая, чтобы они не вздумали
подниматься. К счастью, болото сюда не доходило. Лежать было можно. Место
взрыва частично огородил застрявший трамвай. Больше всего я боялся, что
нас растопчут. И поэтому непрерывно повторял: Ложись!.. Ложи-ись!.. - Но,
по-моему, на меня никто не обращал внимания. Гомон стоял в липком воздухе.
Царила жуткая паника. Люди сталкивались - не зная, куда бежать. Рослая,
спортивного вида девица, будто ящерица вынырнувшая из-под ног, очень резко
приподнялась на локтях и нехорошим тоном сказала:
- Мужик, пропусти...
Глаза у нее были совершенно безумные. Лоб - наморщен. В это время
ударил второй "чемодан". И попал, по всей вероятности, в самую середину
Канала, потому что раздался тяжелый и смачный чавк, а затем наступила
тишина - протяженностью, как мне показалось, не меньше жизни - заложило
уши, крепким невидимым обручем сдавило голову - я заметил накрашенные губы
девицы, замершие на полуслове, вероятно, протикало в диком томлении секунд
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг