Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
честь: Иван Алексеевич...
     - Ах, да, - сказал я.
     Он, показывая, повернул к свету точеное, тщательное лицо.
     -  Как  видите,  пришлось  вспомнить  навыки  молодости.  Получилось,
кажется, неплохо.
     - Поздравляю, - равнодушно сказал я.
     Он удивился.
     - Сегодня я ухожу обратно, я теперь смогу. Вы  уверены,  что  вам  не
понадобится моя помощь?
     - Прощайте, - сказал я.
     - Ну что ж,  -  ответил  Иван  Алексеевич.  Из  взгляда  его  исчезла
доброжелательность. - Один  вопрос:  стараниями  господина  Осокина  здесь
появилось несколько персонажей...
     - А мне наплевать, - сказал я.
     Он поднял четкую бровь.
     - Простите?
     - Наплевать.
     Иван Алексеевич опустил бровь.
     - Всего хорошего, милостивый государь!
     И понес высокомерную голову к выходу.
     За ним потянулись остальные. Родственница  ухватила  меня  под  руку.
Дворник уже не мог идти, его вели сослуживцы, крепко держа  за  вывернутые
локти. Буратино суетился перед ними.
     - Осторожней, осторожней, ребята... Не уроните, потом не подымем...
     Проезжая мимо, дворник со скрипом повернул налитые, бычьи глаза.
     - Ничего, здеся тоже можно жить, если приспособиться...
     Мы прошли в зал ожидания. Я  искал  Ольгу.  Она  куда-то  подевалась.
Родственница не отпускала меня.
     - Вы, наверное, дружили с Антошей? Меня зовут Вера Васильевна...
     Я крутился всем телом.
     - Он был очень хороший мальчик, - сказала она, поднимаясь на  цыпочки
и дрожа бурыми  осенними  веками.  -  Такой  вежливый,  послушный.  Другие
шалили, а он послушный.
     Вытирая оплетенные паутиной мешки, она рассказала, что было  плохо  с
родителями, Антиох жил у нее, она водила его гулять и будила по утрам,  он
поджег штору - приехали пожарные, она отвела его в первый класс,  а  потом
проверяла уроки, он болел скарлатиной,  ему  казалось,  что  дед  с  белой
бородой ходит по комнате, она рисовала ему стенгазету и  сшила  костюм  на
выпускной вечер, он поступил в институт  и  переехал,  он  заходил  каждый
праздник, он подарил ей корзинку для хлеба, в прошлом году она купила  ему
галоши, а он отказался носить, они так и стоят у нее в прихожей...
     - Он был тихий, тихий мальчик...
     Я увидел Ольгу. Она шла к выходу. Я не понимал, при чем тут галоши. Я
не решался позвать ее. Она вышла наружу и спустилась по ступенькам.
     - Вы меня извините, Вера Васильевна, - сказал я, - но мне - нужно.
     Старушечьи пальцы сжали мою руку так, что отпечатались синие пятна.
     - Это она его отравила, я знаю...
     - Что вы, Вера Васильевна!..
     - Я знаю, знаю, она ненавидела его...
     У меня перевернулось сердце, но я выбежал вслед  за  Ольгой.  Снаружи
извивался грохочущий стеклянный лес. Бурлили потоки. Низвергался водопад с
карниза. Здание находилось на холме, и все серое,  бесконечное,  наводящее
ужас пространство было заполнено шевелящейся массой воды.
     Струи ударили и ослепили меня.
     Мокрый Буратино заботливо придерживал дворника, который смотрел вниз,
на кирпичный куб, окруженный железным забором, - из толстой трубы  вытекал
и прибиваемый дождем волочился по желтым газонам угольно-черный дым.
     - Дым. Зачем дым? - горько спросил дворник.
     - Это чтоб видели - что без обману, -  сердито  ответил  Буратино.  -
Стой прямо, дядя! Стоять можешь? Ну  давай  -  левой  ногой  шажок...  Вот
так... Теперь правой ногой шажок... Да не падай, дубина!
     Ольга уже подходила к остановке. Я  побежал  изо  всех  сил.  Шумный,
хлещущий дождь облепил меня. Как дракон, вылез из серой  пелены  неуклюжий
трамвай. Двери захлопнулись. Вагон был совершенно пустой. Я взял билет,  и
он расползся у меня в руках. Я промок насквозь.  Я  устроился  за  кассой.
Тонко стонали колеса. Ольга сидела впереди. Она знала, что я здесь. Она не
обернулась. Трамвай пробирался по  новостройкам  между  унылыми  высотными
коробками, где в канавах блестела глинистая земля. Редкие машины поднимали
коричневые фонтаны брызг.
     Антиох ушел вовремя. Два года он жил какой-то придуманной жизнью. Два
года прошли без сна и покоя  в  лихорадочном  беге  неизвестно  куда.  Он,
наверное, понял, что работает впустую  -  колотится  головой,  а  стена  с
каждым ударом все толще и толще. Если бы он не ушел, то просто не  знаю  -
как? Дальше пути не было.
     Глина кончилась.  Потянулись  безнадежные  улицы.  Здесь  был  потоп,
темное нутро ливня. Крутились  водовороты.  Сотрясая  дома,  ревел  мятыми
трубами  водяной  орган.  Гремело  и  рушилось.  Трамвай,  будто  корабль,
вспучивал перед собой длинные волны. Тополиный пух растворился, с деревьев
смыло листья, как старый пепел.  Небо,  грузное  и  лохматое,  пропитанное
горячей водой, навалилось на крыши, струило пасмурную унылость.
     В такие дни  легко  умирать.  В  бессмысленном  грохоте  дождя  легко
переходить из одного призрачного мира в другой.
     Показалась  площадь,  превращенная  в  озеро.  Трамвай,  пошатываясь,
дополз до нее и замер. Ольга вышла. Мне было еще  три  остановки.  Я  тоже
вышел. По всей поверхности плыли  и  лопались  пузыри.  На  тумбе  отмокли
афиши. Ольга остановилась, поджидая. И я остановился.  Трамвай  с  громким
скрежетом потащился дальше. Тогда она повернулась.
     - Ты почему здесь?
     - Нипочему.
     Она поглядела на часы. Дождь обтекал  ее.  Она  не  замечала,  что  -
дождь. Прикинула в уме и сказала:
     - Все кончилось. Ты, пожалуйста, больше не приходи ко мне.
     - Ладно, - сказал я.
     Мы стояли посередине площади, и небо  отражалось  в  ней.  Мы  стояли
посередине рыхлого неба.
     Ольга кивнула и пошла через площадь. Я пошел в  другую  сторону.  Мне
было все равно, куда идти. Мок брошенный автобус. Бронзовый старик сидел в
сквере на постаменте. Я поднялся на  ажурный  мостик.  Доски  были  белые.
Облезлые львы держали тросы в зубах. Я щурился, выжимая воду  из-под  век.
Канал внизу распух, как муравейник. Навсегда тонули листья. Я снял пиджак.
Он был тяжелый и бесформенный. Горячие струи побежали за шиворот. Я сжимал
чугунные перила. Я не  знал,  что  мне  делать.  Жесткие  капли  торопливо
ощупывали меня.



                                    9

     Дождь лил весь день и всю ночь, а потом опять весь день и  опять  всю
ночь.
     Будто все дожди мира собрались над несчастным городом.
     Дул резкий, сырой, порывистый ветер с залива. Вздрагивали  антенны  и
провода. Свеже пахло море. Бешеная река, обратившись вспять, поднялась  до
гранитной набережной и вошла в улицы. Мутные  волны  гуляли  по  мостовым.
Переполнились люки. Плескалось на площадях.  Как  мачта  погибшего  флота,
торчала исполинская колонна с ангелом на вершине.
     Ангел хмуро благословлял город.
     В газетах печатались сводки Комиссии по борьбе с наводнениями. Раз от
разу все благоприятнее. Их расклеивали с  утра,  а  уже  к  обеду,  смытые
дождем, они бессильно плыли, раскинув бумажные крылья.
     Ночи были пронизаны упорным шумом волн. Часто и тревожно палили пушки
с фортов крепости. День  занимался  нехотя  -  истерзанный  и  бледный,  в
пронзительном сером свете летящей с неба воды.
     У меня в комнате протек потолок. Сырое пятно  покрыло  весь  угол,  в
центре его набухали и отрывались могучие капли. Я писал безответные заявки
в контору и регулярно менял таз, наполнявшийся до краев. Конечно, сидел  в
отгулах. В институте уже поговаривали, что я не хочу работать.  Поэтому  я
забрал домой кучу материалов и просиживал до утра, готовя  публикации.  На
четвертый день пятно доползло до середины комнаты,  пришлось  переставлять
мебель.
     Когда я разбирал книги, то  с  полки  неожиданно  слетели  три  белые
страницы.
     Я поднял их.
     Это были те самые страницы, которые лежали на столе  перед  Антиохом.
Последнее, что он читал. Я взял их тогда - неизвестно  зачем.  Видимо,  на
память.
     Все, что осталось - три страницы.
     Я примостился на краю, желтый круг лампы выхватил:
     "ВОРОН".
     Под заголовком стоял эпиграф: "Кто кричит ночью? - Ворон!".
     Дальше шел текст. Я пробежал глазами - из чистого любопытства.
     Странный  заунывный  гул  раздавался  вокруг.  Лампа   вдруг   начала
тускнеть, наверное, упало  напряжение.  Я  машинально  протянул  руку,  но
выключателя не оказалось. Как жучки, зашевелились буквы  в  строке.  Стало
трудно дышать. Багровый волосок под абажуром мигнул и рассыпался искрами.
     Я поднял голову. Темное, глубокое  небо,  обглоданное  зубцами  елей,
раскинулось надо мною. Мрачные стволы стонали от ветра.  Черное  полотнище
птиц  выдралось  из  леса  и  с  деревянным  плачем  потянулось  в   тощий
бледно-зеленый закат.
     Он тут же померк.
     Я стоял на сырой тропинке. Она уходила вглубь, в чащу, где меж голого
сушняка  плавала  мерцающая  паутина.  Меня  словно  кто-то   звал   туда.
Заскрипела  железная  земля  под  ногами.  Лес  сомкнулся.  Перистые  лапы
папоротников перевешивались на тропу  и  хрустко  обтекали  колени.  Тлели
россыпи гнилушек.  Темнота  была  какая-то  прозрачная,  все  виделось  до
мельчайших деталей: крупная чешуя на  стволах,  белесые  узловатые  корни,
каждая иголка липкой хвои - лес будто просвечивали рентгеном.
     Раздавался сухой треск, и шел он сразу со  всех  сторон  -  нарастая.
Невидимый смерч ломал деревья, приближаясь ко мне. Оборвались синие бороды
лишайников, - на тропу,  грозно  хрюкая  и  в  травяную  кашу  перемалывая
папоротники, выперлось чудище, похожее на громадную  свинью.  Оно  было  в
бурой щетине, над пятачком, размером  с  нормальную  сковородку,  блестели
злобные глазки, а между ними, как копье, торчал прямой  и  мощный  рог.  К
основанию рога были привязаны две веревки, чтобы  управлять,  и  концы  их
держала сидящая на спине девушка в разодранном платье.
     - Храни вас господь, добрый господин, - заплаканным  голосом  сказала
она. - Не бойтесь моего единорога, он нападает только на злых людей.
     Единорог дернул волосатым боком,  нехорошо  оглядел  меня  и,  уперев
костяной  рог  в  землю,  захрупал  сочными  листьями.  Девушка  наклонила
всклокоченные букли, забитые соломой, веточками и каменной пудрой.
     - Я Мария из Эльбаха, добрый господин.  Мне  очень  нужно  попасть  в
далекую северную Сарматию. А я не  знаю,  где  такая  -  далекая  северная
Сарматия... И никто не знает...
     Она всхлипнула и кулаком размазала слезы по грязной щеке.
     - Ради великомученика Ферапонта, искоренителя язычников!..
     Рог напряженно повернулся острием в мою сторону.
     - Вон туда Сарматия, - протянув руку,  сказал  я  голосом  звучным  и
ясным, какого  у  меня  никогда  не  было.  -  Прямо  по  этой  прогалине,
километров шестьсот, а потом налево. Там будет написано.
     Мария так и просияла розовыми деснами.
     - Благодарю вас, добрый господин! Храни вас господь!  -  босой  ногой
пнула единорога под вздох. - Шевелись, боров ленивый!..
     Единорог, оставляя борозды, развернулся, как танк, и затрусил  прочь,
пофыркивая, подкидывая кольцом поросячий хвостик.
     Я пошел дальше, оглядываясь. Треск утихал. Мне было  не  по  себе.  А
если увидит, что обманул, и вернется? Правда, шестьсот  километров  -  это
приличное расстояние.
     По бокам надрывно стонали траурные ели. На папоротнике,  как  клюква,
горели круглые малиновые огни. Из-за деревьев вылетела сонная  стрекоза  и
скользнула мне по лицу шуршащей слюдой.
     Сказочный, необычайный лес.
     Тропинка нырнула под дерн и кончилась. Я вышел  на  опушку.  Травы  в
теплой ночной росе сбегали вниз, и там облачной массой шевелились  плотные
кусты. Впереди, отдельно от всех, скорчив угольные сучья, стояло  большое,
сожженное молнией дерево. На нем сидел ворон величиной с петуха  и  чистил
отливающие металлом гладкие перья.
     Заметил меня - с хитрым видом прижал к крылу лысую плоскую голову.
     - Пр-ривет, Ар-ркаша! - нечисто, по-птичьи, сказал он.
     Меня звали иначе, но я не стал  спорить.  Из  дышащих  сырым  туманом
кустов навстречу мне вышел человек в расстегнутой рубахе  и  приветственно
махнул рукой.
     Это был Антиох.
     На закатанных до колен джинсах его поблескивали медные заклепки.
     - Я тебя ждал, - быстро сказал Антиох. - Никогда не верил,  что  лишь
один найду эту дорогу. Кто-то должен был прийти следом.
     Он совсем не изменился:  те  же  дикие  волосы,  лихорадочные  глаза,
движения - будто опаздывает на поезд.
     - Где это мы? - поинтересовался я.
     Я почему-то воспринимал все вполне естественно.
     Антиох поднял странные серые брови.
     - Не понимаешь? Ну - научный сотрудник...
     Птичьи крики таяли в погасшем небе. То,  что  я  принимал  за  кусты,
оказалось зарослями крапивы.  Она  взметывалась  выше  головы,  совершенно
черная и глухая, в ядовитой бахроме, листья и стебли  были  редко  опушены
стеклянными ворсинками. Крапива струилась по обрыву, и в ножевых просветах
ее плескалось яркое серебро воды.
     Наверное, дальше находилось озеро.
     - Я иногда ловлю рыбу, - загадочно сказал Антиох. - Просто руками. Ты
не можешь себе представить: погружаю в воду и ловлю. Тут есть карпы в метр
длиной. Им по двести лет. У них чешуя - золотая. Я возьму за жабры, вытащу
- они пучат глаза, в первый раз видят человека. Даже  не  уплывают,  стоят
около ног.
     Он отступил ближе к темным зарослям. Я невольно шагнул за ним.
     - Или змеи. Здесь есть удивительные змеи - зеленые, даже  изумрудные,
с красными глазами, или голубые, как лазурь, и тоже с красными глазами.  Я
поднесу к лицу плоскую мордочку, загляну в  зрачки  -  тихая,  невозможная
тоска... А как они стремительно ползают - ни  одного  лишнего  движения  -
зеленый ручей и рядом голубой ручей... И мудрая птица Ворон -  тысячу  лет
сидит на этом дереве...
     Антиох медленно жестикулировал.
     - У вас тут безумная девица носится верхом на свинье,  -  предупредил
я. - Следовало бы приструнить. Сарматию ей, значит, вынь да положь.
     Он замер, держа в щепоти невидимый предмет. Сказал скучновато:
     - Жалко ее.  Бедная  неграмотная  девушка.  Кто-то  описал  -  теперь
мучается.
     - Где мы? - опять спросил я.
     Антиох радостно хмыкнул.
     - Еще не догадался? Тогда посмотри: Рыбы, Вода, Трава, Звезды.  Живое
и неживое - все  вместе.  Помнишь,  мы  приходили  к  тебе  и  говорили  о
бессмертии?
     - Ты умер - конечно, помню...
     - Ах - нет...
     - Похоронили отлично, - заверил я. - Можешь не сомневаться. Я  бы  на
твоем месте остался доволен.
     Антиох обернулся назад, где ждал черный обрыв и больно, из  последних
сил, светила мягкая, прохладная вода.
     - Это оно и есть - бессмертие...
     Сразу же после этих слов низко над фиолетовыми метелками крапивы, над
зубчатым лесом, над туманом, стелющимся по озеру,  страшно,  как  во  сне,
зажглась большая волосатая звезда, за ней - вторая, третья...
     - Зовут, - сказал Антиох. - Видишь - зовут...
     Попятился, раздвинул крапиву.
     - Идем.
     У меня приросли ноги.
     - Думаешь жжется? - спросил он. - Верно, жжется. Жжет насмерть.
     Беззвучно распространялся в небе великолепный звездный пожар.

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг