А чего вы, собственно, ждете?
Скорпион обхватил профиль на гемме и слабый янтарный свет просиял в
нем изнутри.
- Нет никакой надежды, - сказала Аня невыносимо хрупким, пустым,
бесчувственным, как стекло, голосом. - Наступает полнолуние. Время нашей
судьбы на исходе. Непрерывно заседает Тайный Верховный Совет. Поднята
гвардия, отряды ночной стражи перекрыли дороги. Сохнет трава и птицы
падают замертво. Фукель будет властвовать над Ойкуменой... Нет никакой
надежды. Из тюрьмы меня перевели в Башню - это камера Дев. Отсюда видно
только небо. И слышен четкий, безостановочный стук металлических
шестеренок. Идут часы Круга. Персифаль не знает, что я здесь. Когда на
празднике Звездных Дождей под плач двенадцати флейт и рокочущие завывания
литавр мне придется давать вечный Обет Супруги, я высыплю в свой бокал
зернышко маллифоры, спрятанное в ладанке на груди: разорвутся все цепи,
тень моя отправится в бесконечное странствие по россыпям Млечного пути...
Нет никакой надежды. Мятеж птицеглазых подавлен. Герцогу удалось бежать,
но войска его разбиты. Заколочены ставни домов. Идут обыски и казни.
Черная пыль поднялась над Ойкуменой. Стонут колокола и рдеют в вечерней
мерклости сонные иглы чертополоха... Нет никакой надежды. Полночь уже
близка. Один из тюремщиков согласился передать эту записку. Я не знаю,
попадет она по адресу или нет, но вспомни обо мне, когда наступит праздник
и Зеленые Звезды, шелестя, прольются над городом. Я говорю тебе: прощай, -
потому что у нас не осталось ничего, кроме этого короткого печального
слова...
Раздался щелчок и скорпион замер, бессильно обвиснув лапками.
- Выходит, что Персифаль не знает, - загадочно произнес Экогаль. Он
внимательно слушал. Зрачки его, белыми точками отражая луну, сужались и
расширялись, как у пантеры. А на скулах проступили деревянные желваки. -
Это меняет дело. По слухам, он при смерти, тоже отравлен... Может быть, и
лучше, если мадонна обвенчается с Фукелем, это сохранит ей жизнь.
Подумаешь, старый муж... Зато - новый Звездочет и молодой любовник. Мы в
бараний рог согнем весь Тайный Совет... - И он вдруг охрип, уколотый в
задранную гортань игольчатым жалом. - Пус-ти-те-вы-с-ума-со-шли! - Сел,
растирая большой угловатый кадык. - Ну и рука у вас, сударь, железная...
Успокойтесь, я не стану вас предавать, на мне слишком много грехов, Фукель
меня не помилует.
Игнациус бросил стилет.
- Значит, я могу проникнуть в Ойкумену в любое время и в любом месте?
- спросил он.
- Конечно, - Экогаль, как копье, выкинул вперед багровую замшевую
перчатку. - Вот она, Башня Дев...
Над омертвелым цинком крыш, над переплетением проводов, над рогами
щетинистых мрачных антенн, облитая звездным трепетом, плыла шестиугольная
суставчатая каланча, огороженная снежным барьером по острой верхушке.
Ватное, хвостатое облако уцепилось за голый флагшток ее, ни одной искры не
было в узких погашенных надменных окнах.
Игнациус попятился и сел на тахту. Бахнула пружина из лопнувшей
обшивки.
- Т... д... б... д... - судорожно сдавливая ему плечо, просипел
Экогаль.
И точно в ответ на это, сказали очень ясно, в пугающей близости:
- Они здесь, клянусь вечным Кругом! Я просто чувствую, что они здесь.
Шевелитесь, пожиратели дерьма, вы будете искать их всю жизнь, пока не
сдохнете!
Этажом ниже трещала кирпичная чешуя под крадущимися шагами.
Игнациус окостенел. Если они нас поймают, то обязательно убьют,
подумал он, щурясь от напряжения. Просто так они нас, разумеется, не
оставят. Или отнимут кольцо Мариколя. Что, впрочем, одно и то же. Потому
что тогда мы расстанемся уже навсегда. Но ведь должен же быть здесь хоть
какой-нибудь выход. Башня находится на Невском, или где-то поблизости, за
Гостиным двором. Надо, по-видимому, идти в Ойкумену. Если победа возможна,
то - только там. Это хорошо, что я научился бояться. Раньше я совсем
ничего не боялся и у меня была - не кровь. А тягучая, белая лимфа, как у
лягушек. Он шевельнулся, забывшись, и пружины тихо звякнули, а пальцы
герцога, будто гвозди, вонзились в плечо. Экогаль оскалился. Со своей
бритой головой и ярким густым румянцем он был похож на целлулоидную куклу.
На очень большую и очень опасную куклу. Игнациус оторвал жесткую пятерню.
Лунный холод царил в комнате. Изморозь осыпала пол и стены. Вплотную у
проема зажигались белые звезды. Нас сейчас обнаружат, снова подумал он,
прислушиваясь к хрустящим шагам. Надо идти в Ойкумену и пробиваться к
Башне. Там стоят гвардейцы, я не представляю, как справиться с
гвардейцами. А в коридорах - жирные тюремные крысы. И сквозь них тоже надо
пройти. И еще, говорят, заколдованная каменная дверь: требуется печать
Гнома, чтобы отпереть ее. И надо добраться до Главных Часов, и разомкнуть
цепь в механизме, и освободить масляную пружину, и перевести стрелки часов
на двенадцать. Тогда реальная земная полночь совместится с полночью
Ойкумены. Добрый путаник Мариколь, остановивший время, чтобы укрыть свою
страну от враждебного мира - он не знал, что в межвременье вольготно живут
лишь одни насекомые. Или люди, готовые стать насекомыми. Такие всегда
найдутся.
Что-то тяжелое обрушилось в конце коридора, и сейчас же снизу
спросили:
- Ну что там?
- Куча дурацкого барахла, - буркнули из соседней комнаты. - Нужен
кому-нибудь чайник без ручки? А сломанный торшер?
Пересекая несуществующую дверь, вспыхнул фонарик.
Игнациус не успел даже моргнуть: массивная стремительная фигура
Экогаля, обведенная в темноте резким фосфором, прижалась сбоку от косяка,
и тонкий смертельный блеск высунулся из перчатки. Запахло гарью, наверное,
подожгли подвалы. Горький сырой дым потек наверх. Игнациус просто ждал.
Делать ничего было не надо. Голубой луч фонарика ощупал заиндевелые балки,
дранку, крылья обоев, натолкнулся на белый косяк и внезапно прыгнул ему в
лицо. Ослепленный, он даже не шелохнулся. Он знал, что незачем. Мгновенный
хрип, больше похожий на кашель, прозвучал в комнате - легко отлетела чужая
жизнь. Свет вывернулся наизнанку и в глазах начали сталкиваться фиолетовые
густые пятна. Заскрипело в углу, будто опустили туда мешок с картошкой.
Экогаль сказал возле уха, одним дуновением:
- Все. Теперь нам нельзя здесь оставаться. Да не сидите, как неживой,
сударь!
Ноги, обутые в меховые унты, лежали поперек дверей. Игнациус,
стараясь не смотреть, кое-как перешагнул через них.
- Значит, в полночь, когда восстановится связь времен, Ойкумена
погибнет? - спросил он.
Вместо ответа Экогаль выругался во весь голос.
- Назад!
А из дыры в потолке радостно завизжали:
- Ко мне!.. Ко мне!.. Скорее, господин начальник стражи!.. Я первый
их обнаружил!..
Они побежали по лестнице. Ступени содрогались, и зигзагообразная
трещина вдоль стены увеличивалась прямо на глазах. В квартире уже громко
топали. Сыпалась штукатурка. Пустая коробка дома вдруг загудела от воплей.
Экогаль, съехав животом по краю площадки, повис на руках. - Прыгайте,
сударь! - и ухнул в пропасть. Отломился кусочек бетонной плиты. Игнациус
разжал пальцы - ударила твердая земля, кривовато швырнуло, боль в правом
колене пронзила до крупных слез. Из подворотни, бросая тени на гладкий
снег, бежали какие-то люди в распахнутых черных дубленках. Он захромал в
сторону, нога у него совсем не сгибалась. Накатило пронзительное отчаяние.
Экогаль, прижатый к стене, яростно отмахивался стилетом. Несколько человек
суматошно дергались вокруг него - угрожая, но не решаясь приблизиться.
Появившийся Стас нехотя разгибался после прыжка.
- Ну, привет, - обыденным голосом сказал он. И поправил сбившийся
рыжий малахай с большими ушами. - Верни кольцо, и можешь идти домой, я
тебя отпускаю...
Он нисколько не волновался. Дело было совсем пустяковое. За спиной
его, разминая кисти, ухмылялись довольные Кенк и Пенк. Почему-то они
слегка закатывали глаза. Игнациус машинально прижал карман. Не хватало
воздуха. Слезы текли по морозным щекам и болезненная слабая пустота
распирала сердце. Надо было отдать кольцо, все равно изобьют и отнимут.
Стас был сильнее его, наверное, раз в десять. Он и сам не понимал, почему
мотнул головой:
- Нет...
- Я же из тебя котлету сделаю, - пообещал Стас и лениво ударил.
Игнациус, будто во сне, увидел, как медленно выпрямляется его
страшная жесткая натренированная рука и приближается мозолистым ребром
своим, чтобы, разрубив горло, наполнить все жилы парализующей болью. Он
посторонился, и ладонь пролетела мимо, врезавшись в стенку.
- А-а-а!.. У-у-у!.. - завыл Стас, крутясь на месте. - Ну, теперь я
тебя изувечу!..
Двигался он удивительно медленно - по сантиметру, как на рапиде.
Можно было закурить, пока он кидался. Игнациус отступил опять и воющее,
изломанное в прыжке тело бревном шмякнулось о кирпич.
- Отлично! - крикнул Экогаль.
Свора, треплющая его, отпрянула, а один заскулил, как дворняга, и сел
на корточки, баюча распластанный мокрый рукав.
- Пробивайтесь на Галерею, сударь!..
Скучно дымились подвалы. Малиновые сполохи перекатывались по
истоптанному снегу. Сияла сумасшедшая шальная луна. Я еще жив, удивляясь,
подумал Игнациус. Удивляться было особенно некогда. Кенк и Пенк, враз
отбросив ухмылки, деловито ринулись на него. Они были натренированы,
вероятно, не хуже, чем Стас, но двигались почему-то еще медленнее его.
Игнациус мог рассмотреть в отдельности каждый крохотный жест: вот
сгибается локоть, морщиня рукав, вот, закрючиваясь, сводятся воедино
пальцы, вот откинутая рука заносится для удара, а бойцовая тяжесть тела
перемещается на ступню. Он толкнул Пенка в плечо и Кенк рухнул, как
подкошенный - заелозил по снегу разомкнутыми клешнями. А Игнациус, уже
смелее, уклонился от Пенка, который с остервенелым лицом погружал кулаки -
в место, где он только что находился, и, не думая ни секунды, по-женски
толкнул и его, и Пенк тоже рухнул - рассыпавшись, как поленница. Отлетел,
будто пробка, тяжелый рифленый кастет. Зазвенела какая-то мелочь из
вывернутых карманов. Царапнул сзади когтями пришедший в себя Стас, но
Игнациус лягнул наугад, и отброшенный Стас согнулся в три погибели. -
О-о-о!.. - Двое из окружения Экогаля обернулись, в руках у них были ножи.
Первый сразу же получил в челюсть - изумленно попятился и пятился до тех
пор, пока не споткнулся о торчащую железяку. А финка второго, сверкнув
дугой, порхнула назад и сам он устремился по воздуху вслед за нею. Еще
двое чернели на снегу в неестественных раздавленных позах, а Экогаль возил
за шиворот третьего, дико ругаясь и осыпая его увесистыми тумаками.
- Пощадите, пощадите, милорд... - стонал избиваемый.
Из подворотни на помощь ему торопились, повизгивая, человек
пятнадцать - все в хитиновых панцирях, вытаскивая на бегу шпаги.
- Мы что, в Ойкумене? - задыхаясь и дрожа, спросил Игнациус.
- Давно уже...
Хорошим пинком Экогаль опрокинул лазутчика. - Живи, гусеница!.. - а
затем, мгновенно оценив обстановку, вышиб заколоченные створки у себя за
спиной. Они скатились куда-то под лестницу. Игнациус с размаху
шандарахнулся лбом о поперечный брус - только искры посыпались.
Герцог ломал замок на жестяной крышке подвала.
- Скроемся под землей, в древних лабиринтах, - сказал он. - Нам бы
добраться до Галереи, есть еще верные люди. Еще заполыхает - с четырех
сторон, - стальная дужка не поддавалась. - Это перстень Мариколя оберегает
вас, сударь, а я думал - легенды...
- Потому и хотели его отобрать?
Экогаль лишь подвернул напряженные злые губы, вытаскивая замок вместе
с гвоздями.
Брякнули отодвигаемые засовы. Из подвала повалил густой серый дым. На
улице уже орали: - Куда они делись?!. Струсил!.. Повешу, сволочь!.. -
Вероятно, Стас приводил свое воинство в порядок. Раздумывать было некогда.
Игнациус набрал воздуха и нырнул прямо в черную зловещую квадратную яму.
Гудела голова, и колено разламывалось при каждом шаге. Плотный дым выедал
глаза. Ничего не было видно в душной и жаркой темноте. - Сюда, сюда, -
приглушенно звал герцог. Непонятно откуда. Игнациус брел, как слепой,
ощупывая горячие влажные трубы. Поворачивал в какие-то узкие закутки,
спотыкался о ящики, разбросанные вдоль прохода. Всякое направление он уже
потерял. - Где вы, милорд? - Ответа не было. Тонко пищала вода и
перекликались комариные голоса - глубоко в перепутанных клетях. Немного
посветлело. Выступили из мрака углы. Он вскарабкался по невысоким ступеням
и с наслаждением вдохнул полной грудью. Сердце у него бешено колотилось.
Кажется, выбрался. Но где милорд Экогаль? Милорда Экогаля не было.
Вероятно, не было и Стаса с его панцирными насекомыми. Плоский солнечный
луч, переливая в себе остатки дыма, рассекал парадную. Упирался в почтовые
ящики, в которых белели газеты. Задерживаться здесь, конечно, было нельзя.
Игнациус толкнул дверь и вдруг пошатнулся, неожиданно оглушенный снежным
холодным блистающим великолепием.
7
- Сколько времени?
- Без пяти.
- Без пяти - чего?
- Три.
- А день?
- Не понял...
- Какой сегодня день?
- Воскресенье...
- А число?
- Двенадцатое... двенадцатое января. Извините, пожалуйста, я
тороплюсь...
Прохожий побежал дальше и не выдержал - оглянулся. Вероятно, его
поразил вид Игнациуса. Игнациус поспешно свернул и пошел по Перинной, где
меньше народа. Он был ошарашен. Двенадцатое января! Получается, что он
пробыл в Ойкумене шесть дней. Почти неделю. Ничего себе образовалась
прогулочка. День был яркий. Башня Звездочета на углу Невского и Перинной
тупым шестигранником упиралась в небесную синь. Легкий живой туман дрожал
в перспективе улиц. Капали сосульки. В первой же подворотне он отряхнул
пальто: сажа и ржавые полосы, - захватив носовым платком снега, тщательно
вытер лицо.
Сойдет до дома.
Шапку он опять потерял.
К счастью, тут было недалеко: Тербский переулок, Садовая, Апраксин
двор. Что он скажет теперь Валентине? Отсутствовал целых шесть дней.
Ладно, что-нибудь скажет. Спать... Спать... спать...
Он засунул руку в карман. Ключей не было. Тоже, видимо, потерял.
Но сегодня же - воскресенье.
Посмотрим.
Он нажал кнопку звонка, и через секунду выглянул молодой бородатый
красивый мужчина в тренировочном теплом костюме на молниях.
- Вам, товарищ, кого?
Удар!
Этого человека Игнациус никогда не видел. Он отступил на шаг и
проверил номер. Номер был тот. Да и дверь он знал наизусть - свежий
полукруглый затес на краске, это когда меняли замок.
- Ошиблись адресом? - спросил бородатый.
- Нет, - сказал Игнациус. - Дом девятнадцать, квартира двадцать
один...
- Правильно...
- Улица Низовская...
- Правильно.
- Я здесь живу, - сказал Игнациус.
Кровь внезапно бросилась ему в лицо. Ситуация была анекдотическая:
возвращается муж из командировки...
Все смеются.
Кроме мужа.
- Это я здесь живу, - возразил бородатый. - Уже целых три дня. Вам
кого-нибудь из прежних жильцов? - Вдруг наморщил желтоватый угристый лоб,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг