темную планетку, ее спутника.
- Если здесь их база, то она хорошо укрыта, - заметил Камагин. - И
белого карлика отыскать не просто в этом переплетении гигантов и
сверхгигантов, а затерянный в темноте спутник просто неприметен.
4
Звездолеты врагов один за другим уносились в черноту, их
пронзительные огни тускнели. Осталось около десятка кораблей, когда
"Волопас" пошел на посадку.
День этот навеки остался в моей памяти. Наши галактические суда не
умеют причаливать к планетам. А гигантские корабли разрушителей опускались
на поверхность планеты с легкостью, словно авиетки. На плоской равнине в
считанные часы возникла своеобразная горная страна.
И на одной из долинок между звездолетами врага плавно опустился
"Волопас".
- Выходить! - приказал Орлан, появившийся в обсервационном зале,
откуда мы наблюдали за посадкой.
Он стоял с двумя неизменными телохранителями, бесстрастный, похожий
на призрак, хотя теперь мы твердо знали, что и он, и его охрана вполне
вещественны - уже не один Осима дотрагивался до них или сталкивался.
Я распорядился надевать скафандры.
Орлан отменил мой приказ:
- Излишне, адмирал Эли. На базе созданы условия, в которых вы
нуждаетесь: атмосфера с азотом и кислородом, вода, привычные вам
гравитация и температура, даже ваш любимый зеленый цвет. А что до
радиации, - он показал на белое светило, - то она не опасна.
Из ворот "Волопаса" выкатили причальную площадку. Я вышел с Мэри и
Астром. Астр радостно сказал:
- Отец, правда, эта планета напоминает Землю? Мама говорит, что нет,
а по-моему, похожа!
Если планета походила на Землю, то так же, как сами разрушители
копировали людей - призрачным, а не реальным сходством. Объяснять это
Астру было напрасно: он видел Землю лишь на стереоэкране.
Крохотное белое солнце, висевшее над планетой, света давало ровно
столько, чтоб видеть, но тепла от него не было. Земные лунные ночи больше
напоминали местный полдень, чем земные дни, - в небе планеты сумрачно
посверкивали звезды. Планета была зеленой, но зеленью холодной, с
металлическим отблеском.
Вверху, затмевая звезды на белесом небе, висели облачка, они тоже
были едко-зеленые.
- Металлическая! - грустно сказал Лусин. - Незнакомый металл, Эли.
- Отлично известный металл: никель, - поправил его Камагин. - В мое
время после железа никель являлся главным конструкционным материалом.
Ручаюсь, что вся эта зелень - соли и окислы никеля.
Лишь наш совершенно черный звездолет нарушал однотонную зеленость
никелевой планеты.
По зеленой поверхности струились зеленые реки, реки впадали в зеленые
озера, над озерами нависали зеленые холмы. Я потрогал рукой одно из
зеленых растений, оно было неживое, просто гроздья кристаллов, мутноватых,
скользких. Я зачерпнул ладонями жидкости в речке, это тоже были никелевые
растворы, неприятно и остро пахнувшие, они окрасили мою руку в зеленый
цвет, такой равномерно прочный, что казалось, я надел зеленую перчатку.
Потом мы шли по аллее металлических деревьев, стволы блестели
синевато-бело, а кроны, тоже металлические, покрывали зеленые осадки -
металлические ветви качались, ветер, то усиливаясь, то спадая, шевелил
кристаллы.
Неприятный запах никелевых соединений, исходивший от всего в этом
металлическом лесу, становился непереносим.
- Зеленая тоска, дорогой Эли! - со вздохом проговорил Ромеро. - Выть
по-волчьи...
Во время высадки мы увидели своих стражей - головоглазов. На
звездолете они охраняли служебные помещения и на глаза старались не
попадаться. Здесь они были везде - на причальной площадке, у
гравитационного эскалатора, перебрасывавшего нас с корабля на планету.
И прежде чем мы попали в металлический лес и на берега солевых речек,
нам пришлось пройти через молчаливые аллеи стражей, бдительно наблюдавших,
чтобы мы не приблизились к их кораблям: если пленник слишком отклонялся,
его возвращали на предписанную дорогу увесистыми гравитационными
оплеухами. Мне первому досталась такая пощечина, и я уже не повторял
столкновения со стражами.
Так держали себя и другие люди, но с ангелами головоглазам пришлось
повозиться.
Труба с его крылатыми сородичами высосало на планету по тому же
силовому транспортеру, что и нас, но на почве ангелы повели себя по-иному.
Труб взлетел, а за ним с гамом устремились другие ангелы. Головоглазы
заметались, их перископы страшно засверкали, но сила гравитационных ударов
квадратно уменьшалась с отдалением, и ангелы быстро усвоили эту нехитрую
истину: они взлетали повыше и там, недоступные для кары, дико резвилась.
Вскоре в их пеструю толпу шумно ворвались пегасы, а за пегасами,
огромный и величественный, вынесся Громовержец с Лусином на спине и круг
за кругом стал уходить все выше. Драконы поменьше бросились за своим
вождем, и образовалась трехэтажная суматоха.
Выше всех, полностью недоступные для головоглазов, тихо реяла
крылатые драконы, пониже сновали ангелы, а под ними бесновались летающие
лошади, ошалевшие от вольного воздуха после тесных конюшен звездолета.
Кое-кого из пегасов зловредам удалось сшибить, но и эти, побегав по
грунту, вновь с радостным ржанием уносились к своим.
Стоявшие возле меня Камагин и Осима обменялись взглядами.
- Только без слов! - предупредил я мысленно. - А также без молчаливых
рассуждений. Мы не знаем, какая техника подслушивания на базе. И не
жестикулируйте, пожалуйста.
Они продолжали объясняться восхищенными взглядами, выразительно
кривили лица, но рук из карманов не вынимали, чтобы не привлечь внимания
резкими жестами.
К нам присоединились Ромеро и Петри, и беседа безруких и глухонемых
стала такой оживленной, что я опять встревожился.
Развязка затянувшейся неразберихи была крутой. В одном из звездолетов
засверкало желтым огнем пятно, и пляска в воздухе оборвалась. И лошади, и
ангелы, и драконы, и Лусин верхом на драконе покатились вниз.
Если бы я мог любоваться этим зрелищем взглядом постороннего
наблюдателя, оно, вероятно, показалось бы забавным. И ангелы, и пегасы с
прежней энергией махали крыльями, но летели вниз, как лыжники с трамплина.
Ромеро приподнял и опустил бровь. Код его мимики был недопустимо
прост.
- Ну, что ж - звездолеты! - пробормотал мыслью Камагин. - Не везде же
будут эти чертовы машины!
Передние углубились в лес. К нам, обгоняя задних, добрались Труб и
Лусин. Труб был сконфужен неудачным весельем в воздухе, а Лусин сиял.
Громовержец показал свои летные способности, и это почти примиряло Лусина
с пленом.
- Хорошо, а? - похвастался он вслух.
Я промолчал, а Камагин, подкрепляя мысль взглядом, ответил через
дешифратор:
- Отлично Лусин. Твои крылатые друзья облегчат нам заключение.
Я обратился к Трубу, уныло поджавшему крылья:
- Как летается на высоте? Отвечай через прибор.
В отличие от Лусина, обретавшего красноречие при мысленных
объяснениях, Труб сразу начинал мекать, чуть переходил на прямую мысль. Он
был из тех, кого Ромеро называет косномысленными.
- Леталось... видишь ли, Эли... вроде на Земле! Лучше Оры... Выше -
труднее... Быстрое разрежение - вверх...
- Падалось легче, чем поднималось, - добавил Ромеро.
Из объяснений Труба я уяснил себе, что тяготеющее поле планеты
сконструировано не по Ньютону.
За поворотом металлической аллеи открылось металлическое сооружение в
зеленой чешуе окислов, в оползнях солей. Внутрь него вел туннель. Я
остановился и оглянулся.
Позади меня двигались все три экипажа звездолетов, за ними то шагом,
то короткими взлетами, то отставали, то торопились ангелы, шествие
завершали пегасы и драконы. Немыслимо было и думать, что такую ораву
пленных можно втиснуть в приземистое помещение.
- Нас приглашают, и пока вроде вежливо. - Ромеро кивнул на
охранников, усиленно мотавших в сторону дома мерцающими перископами.
- Подождем Орлана, - решил я.
Пока мы ждали, зеленая тучка, приползшая в зенит, пролилась зеленым
дождем из солей никеля. Сперва падали отдельные капли, быстро запятнавшие
нас, потом хлынул ливень, наподобие тех, что устраиваются на Земле в дни
летних гроз. В потемневшем небе засверкали молнии, темно-красные, и не
ослепительно яркие, как у нас, а тусклые.
Я отыскал Мэри и Астра и укрыл их своим плащом. Мэри дрожала, а сын с
обидой доказывал, что способен вынести все, что выносят другие мужчины.
- Безусловно, - утешил его я. - И если бы этот ливень вынуждал на
духовные или физические усилия, я сам потребовал бы от тебя: ну, поборись!
Но он только пачкает, а грязи добавлять не обязательно.
Ливень оборвался внезапно, как налетел, в небе засветился тот же
невыразительный белый карлик, медленно клонившийся к горизонту. Мы были
мокры и перепачканы, люди превратились в зеленые статуи, ангелы топорщили
повисшие зеленые крылья, Труб встряхивался, как пес, выбравшийся из воды,
я выжимал отяжелевший плащ.
За этим занятием нас застал Орлан.
- У нас под душ идут, чтобы очиститься, у вас - чтоб запачкаться, -
сказал я сердито.
- Никелевая планета! - пояснил он со снисходительным бесстрастием. -
Среди наших баз имеются марганцевые, железные, свинцовые, кобальтовые,
натриевые, золотые, ртутные... Для вас выбрана никелевая, потому что она -
зеленая.
- Я предпочел бы золотую, они нам знакомы, - оказал я, намекая на то,
что одну золотую планету мы уничтожили.
Он пропустил намек мимо ушей.
- Вы не вынесли бы там хлорных соединений золота. Великий хочет
сохранить вам жизни.
- Если вы заботитесь о наших жизнях, зачем загонять нас в эту тесную
берлогу?
- Места в ней хватит всем.
Туннель вел во вместительный вестибюль, откуда отпочковывались
широкие коридоры с самосветящимися стенами.
Под шапкой невзрачного домика скрывался обширный комплекс помещений.
Все здесь, как и снаружи, было никелевое, но соединения никеля потеряли
мертвенную зеленую однообразность, а металлически чистый, он уже блистал
синеватостью.
Не скажу, что я был восхищен богатством и теплотой цвета, но мне уже
не хотелось волком выть от "зеленой тоски".
- Направо - людям, прямо и налево - вашим союзникам, - распорядился
Орлан.
Я осведомился, имеют ли люди право общаться с своими друзьями. Право
такое было. Ангелы повалили прямо, пегасы с драконами понеслись налево, мы
с Орланом повернули направо.
Самосветящийся коридор вел в огромный четырехугольный зал, тоже с
самосветящимися стенами и потолком. Вдоль стен тянулись странные, похожие
на желоба, сооружения. В такой тюрьме можно было разместить команды целого
флота галактических кораблей, а не только три экипажа.
- Нары, - сказал Ромеро, показывая на желоба.
- Размещайтесь! - сказал Орлан и повернулся ко мне. - Вы пойдете со
мной, адмирал.
Ко мне подошли Осима и Камагин, сзади встал Ромеро.
- Мы не пустим адмирала одного, - сказал Осима.
Ничто не изменилось на бесстрастном лице Орлана.
- Адмирал пойдет один. Вы не нужны.
Ромеро указал на телохранителей Орлана:
- Разрешите заметить, что вас тоже сопровождают адъютанты. Охрана
положена нашему адмиралу по рангу.
- Он пойдет один, - холодно повторил Орлан.
- Не волнуйтесь, - сказал я друзьям. - Один я пойду или втроем, все
равно мы в полной их власти.
5
Я еле поспевал за моими проводниками: их плавные прыжки, напоминавшие
танец, а не ходьбу, были быстрее даже моего бега.
Временами они останавливались и поджидали меня, не оборачиваясь,
точно видели спиной так же хорошо, как глазами. Я не мог отделаться от
ощущения, что вокруг невидимки. По коридору можно было устроить шествие по
десять человек в ряду, а мне не хватало пространства. Притворяясь, что не
удержался, я раза три отскакивал в сторону, но везде была пустота,
столкнуться с невидимками не удалось.
В новом помещении, маленьком и скудно освещенном, Орлан приказал мне
остановиться. Я стоял посреди комнаты. Орлан с телохранителями подошел к
двери напротив, и она открылась им навстречу.
В помещение вприпрыжку вбежал человек, и я сразу узнал его.
Это был Андре.
Он двигался не как Андре, у него была старчески согбенная фигура, он
уныло, не как Андре, склонял голову, нелепо размахивал руками, нелепо
скрипучим голосом что-то бормотал. Ничего не было у него от Андре, все
было иное, незнакомое, неожиданное, непредставимое!..
Но это мог быть только Андре.
- Андре! - закричал я, кидаясь к нему.
Он поднял голову, и я увидел лицо его, постаревшее, изможденное, до
того непонятнее, что восторг встречи мгновенно превратился в страх. Я
схватил Андре, прижал к груди, застонал от ликования и боли, но уже в ту
первую минуту почувствовал, что не одну радость принесет воскрешение Андре
из небытия, и, может быть, меньше всего - радость.
Андре оттолкнул меня. Он меня не узнал.
- Андре! - молил я. - Взгляни, это же я, Эли, я твой друг Эли,
вспомни, я же Эли, я Эли, Андре! Андре!
Он с тоской отворачивался. Мое ликование превращалось в ужас. Я
рванул его к себе. Он смотрел на меня и не видел: зрячий, он был слеп.
Такие глаза я иногда подглядывал у людей, отдавшихся тяжкой думе. Только
здесь все было усилено безмерно, нечеловечески жестоко.
Я снова обрел Андре, но он не вышел ко мне, он был в каком-то своем,
далеком мире. Он лишь присутствовал здесь - его не было!
- Андре! - кричал я в отчаянии. - Это же я, Эли! Андре!
Он сумел вырваться и побежал. Я нагнал его, еще сильнее рванул к
себе. В исступлении я готов был бить его, рвать ногтями, кусать, целовать,
облизать слезами, только бы это вернуло его в сознание. Он должен узнать
меня, должен вспомнить себя и друзей - лишь это одно я отчетливо понимал в
ту минуту, когда, хрипя от ярости, тряс его.
Андре, страдальчески закрыв глаза, бессильно метался в моих руках. Он
вдруг побледнел, а длинные огненные кудри - единственное, что сохранилось
от старого Андре, - то закрывали, то освобождали лицо, вспышками пламени
проносились перед моими затуманившимися зрачками, это одно я видел с
ясностью: кудри Андре не проносились, а вспыхивали.
Орлан и два телохранителя, бесстрастные, стояли в стороне.
Я оставил Андре и подскочил к Орлану. Я был готов броситься на него.
Он не шевельнулся.
- Подлые уроды! - крикнул я. - Что вы сделали с Андре? Зачем его
лишили разума?
Ответ Орлана прозвучал так торжественно и скорбно, что, вероятно,
лишь это удержало меня от рукопашной схватки:
- Великий не хотел лишать его разума.
В бешенстве я поднес свою руку ко рту и прикусил ее, чтобы внешней
грубой болью перебить внутреннее терзание.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг