- Слушай, что отец велит! Три - четыре!..
- Не хлебом единым! Не хлебом единым!!
У Малянова намокли глаза, переносицу жгло изнутри, и судорогой
невозможного плача сводило лицо. И в памяти всплыло вдруг:
"Сказали нам что эта дорога нас приведет к океану смерти - и мы
с полпути повернули обратно. С тех пор все тянутся перед нами
кривые глухие окольные тропы..."
К океану смерти...
Но в ответ ярко брызнул из души давно и , казалось, навсегда
погребенный в ней, засыпанный осенними золотыми листьями,
продутый голубым невским ветром Некрополь Лавры, куда однажды
водила его мать - и красивый, помнящийся очень громадным
памятник с надписью: "Аще не умрет - не оживет".
"Мам, а мам, что там написано?" - "А ты сам прочитать разве не
можешь? Ты же хорошо уже читаешь, Димочка! Ну-ка, читай!" - "Да
я прочитал! Я только не понимаю, что это значит!" - "А-а! Ну,
Димочка, это я и сама не очень понимаю. Это религия..." А над
городом гремели из репродукторов радостные марши, алые стяги
реяли, колотились кумачовые лозунги на ветру, и отовсюду, как
залп "Авроры", теократически бабахало в глаза крупнокалиберное
"40" - приближалась годовщина Великой!!! Октябрьской!!!
Социалистической!!!
- А теперь повторяйте: аще не умрет - не оживет. Втроем!..
- Аще не умрет - не оживет! Аще не умрет - не оживет!!
- Ну, пап! - Бобка восхищенно прихлопнул себя ладонями по
коленкам и вскочил. - Я т-тя щас переплюну! Только вы сидите вот
так, обнявшись... Сто лет вас так не видел. Я мигом!
И он, забыв о ранах, выскочил в свою комнату - но буквально
через секунду прилетел обратно, торопливо листая какую-то
книжку; Малянов успел только провести ладонью по джемперу на
иркином плече, а потом по ее обнаженной шее - а она успела
ткнуться мокрыми губами ему в подбородок. Она была женщина, и ей
можно было плакать. Она и плакала.
- Вот! - воскликнул Бобка, переставая листать, и чуть
затрудненным от боли в боку движением сел на стул напротив них.
Уставился на страницу. - Жутко мне нравится... "Если имею дар
пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю
веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, - то я
ничто. Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует,
любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет
своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а
сорадуется истине; все покрывает, всему верит, всего надеется,
все переносит. Любовь никогда не перестает, хотя и пророчества
прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится. Ибо мы
отчасти знаем и отчасти пророчествуем; когда же настанет
совершенное, тогда то, что отчасти, прекратится".
- Нет, Бобка! - всхлипывая, улыбнулась Ирка. - Так дело не
пойдет! По книжке-то кто угодно может - а ты навскидку, от души!
Как папа!
На мгновение Бобка озадаченно насупился - и, подмигнув Малянову
здоровым глазом, очень серьезно сказал:
- Аще не умрет - не оживет.
И они засмеялись.
А потом сказали Богу, как другу..."
Февраль 1996,
Санкт-Петербург.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг