головой, бормотал что-то себе под нос, внимательно изучая невидимые глазу
обычного человека переплетения разноцветных полос. Наконец он повернулся к
Свету:
- Вы закончили, чародей?
- Да. Думаю, больше отсюда мы ничего не вытянем.
- Жаль, повторное заклинание уже не дает возможности получить
правильную картину. А то бы и чародей Лапоть мог проверить наши
впечатления.
- Увы, брат... Семарглу виднее.
Они выбрались из кареты.
- Ну как? - Буня с нетерпением переводил взгляд с одного волшебника
на другого. - Что вы обнаружили?
- Кто начнет? - спросил Свет.
- Давайте вы, чародей, - сказал сыскник. - Все равно отчет писать
мне. Да и Зрение у вас острее.
- Ничего нового к тому, что вы уже установили, я не обнаружил.
Психологическая картина происшедшего чрезвычайно проста. Никаких
отпечатков ужаса. Лишь очень короткий болевой шок. Либо академика убил
неожиданным ударом кто-то хорошо ему знакомый, кого он ни в коей мере не
опасался. Либо убийца наложил заклятье на невидимость, и академик вообще
его не видел. Как известно, присутствие заклятья на невидимость можно
обнаружить в течение очень короткого времени после его действия. Вот если
бы мы могли произвести проявление сразу после убийства...
- Если бы такое было возможно, убийства, совершаемые волшебниками,
вообще ушли бы из жизни общества, - сказал Буня. - А ваши выводы, брат
Смирный?
- Я полностью согласен с чародеем Смородой. Практически ничего нового
проявление нам не дало. Придется вести сыск обычным путем: мотив, способ и
тому подобное.
Буня покачал головой:
- Мда-а-а... Я, честно говоря, рассчитывал на большее...
Сыскник собрал свой баул и сказал:
- Пойду оформлять протокол. - Он повернулся к Свету. - Вы подождете
или прислать его вам на подпись с посыльным?
Свет вопросительно посмотрел на Буню.
- Думаю, брат, мы не будем задерживать чародея Смороду, - сказал
Буня. - Оформление полученных результатов подобных жертв не требует.
Смирный попрощался со Светом и ушел в дом.
- Вы намерены привлечь меня к расследованию? - спросил Свет Буню.
Буня некоторое время раздумывал. Потом махнул рукой:
- Нет. Коли сыск будет вестись обычным путем, ваша помощь вряд ли
потребуется. Брат Смирный в этом деле дока. Вам же, мне кажется, надо
поплотнее заняться вашей гостьей. Сдается мне, почти одновременное ее
появление и убийство академика Барсука суть звенья одной цепи.
- Может быть, - сказал Свет. - А может, и нет. Не исключена и
случайность.
- Не исключена и случайность, - пробормотал Буня. Он напряженно над
чем-то размышлял.
- Смерть Барсука чрезвычайно своевременна для наших противников, -
сказал Свет. - Если они тоже занимаются этой проблемой, у них будет фора.
- Им до успехов академика еще далеко, - сказал Буня. И спохватился: -
Впрочем, этого я вам не говорил. Это уже относится к государственной
тайне.
- Понимаю. - Свет скрипнул зубами: на сердце накатилась удушливая
волна раздражения. - Я, кстати, ничего от вас и не слышал.
Буня пожал ему десницу.
У кареты Света ждал посыльный с пакетом от Кудесника. Свет
расписался, залез в карету и сломал печать на пакете.
Послание было лично от Кудесника. Остромир настоятельно приглашал
чародея Смороду разделить с ним сегодня дневную трапезу.
16. ВЗГЛЯД В БЫЛОЕ: ВЕК 75, ЛЕТО 91, СЕРПЕНЬ
Колокольчик зазвенел, когда напряженка схлынула. Запланированные
начальством дела были вскрыты, а новых почему-то не привозили. Наверное,
родной город вымер. Или, наконец, уснул.
Впрочем, Репня на это не надеялся и потому помчался открывать.
Это оказался вовсе не дежурный фаэтон. В конус, выхваченный из мрака
газовым фонарем, вступила женщина. Репня удивленно смотрел на нее: он был
готов дать голову на отсечение, что еще секунду назад в радиусе десяти
метров от него не было ни единого человеческого существа. Во всяком случае
он никого не заметил. Одета незнакомка была довольно-таки небрежно, на
голове простенькая шляпка, лицо под вуалью, подол темной верхней юбки
изрядно запылен - явно шла пешком. И издалека.
- Вам кого, сударыня?
- Вас, сударь.
Голос с хрипотцой показался неожиданно знакомым, но кому он мог
принадлежать, Репня не имел ни малейшего понятия. К тому же ему
показалось, что хрипотца была нарочитой.
- Прошу! - Заинтригованный Репня отступил в сторону.
Незнакомка на секунду замерла на низеньких ступеньках, но Репня готов
был поклясться, что по сторонам она не оглядывалась. Потом уверенно
шагнула внутрь.
- Слушаю вас...
Гостья не ответила. Подошла к выкрашенной белым двери в
прозекторскую, замерла, постояла секунду, как на крыльце, и направилась к
кабинету дежурного.
Еще более заинтригованный Репня двинулся за ней. В нем уже зрела
догадка.
Гостья открыла дверь, шагнула через порог и, подняв вуаль, обернулась
к вошедшему следом Репне.
Он не отшатнулся. Догадка оказалась верной: перед ним стояла мать
Ясна. Но сердце заколотилось.
Она молча смотрела на него - знакомые красивые глаза, знакомый
подбородок с ямочкой. Вот токмо от глаз разбегались к вискам незнакомые
морщинки - все-таки ей было уже далеко за сорок, буде не все пятьдесят.
- Узнали?
Репня лишь сглотнул.
- Не ждали?
- Ждал, - сказал Репня внезапно осипшим голосом. - Очень давно. И
очень ждал...
Мать Ясна кивнула без улыбки:
- Понимаю. Но вы должны были справиться сами. И с обрушившимися на
вас переменами, и с внезапной любовью.
- А с чего это вы взяли, что я был в вас влюблен?
Хотел произнести эти слова гордо, с вызовом, но голос внезапно
задрожал, и получилось так, словно протявкал нашкодивший щенок.
- Вы ведь были не первый. - Мать Ясна по-прежнему не улыбалась, и
Репня был ей за это благодарен. - И далеко не последний... Может быть,
предложите мне чаю?
Репня, отрывисто покашляв, справился с голосом:
- Предлагаю.
- А я не отказываюсь. - Мать Ясна сняла шляпку с вуалью, повертела в
руках. - Куда бы это деть?
Волосы у нее по-прежнему были коротко постриженными, но кое-где их
уже слегка присыпало пеплом седины.
Репня отобрал у нее шляпку, убрал в шкаф у двери.
- Присаживайтесь!
Она присела, но не к столу, а на кушетку у стены, откинулась на
спинку:
- У-ух! Устала я...
Репня пожал плечами и пошел набирать воду в чайник. Сердце
по-прежнему колотилось, аки сумасшедшее. Как же он ее, оказывается,
все-таки ненавидит!..
Когда он вернулся, мать Ясна по-прежнему сидела на кушетке,
разглядывала кабинет. Репня снял с газовой горелки кипятильник для
инструментов (он кипятил инструменты даже для работы с трупами: привычка -
великая сила!), зажег газ и поставил на треногу чайник. Мать Ясна
внимательно следила за его манипуляциями.
- Как вы все-таки стали непохожи на того мальчугана! - сказала она,
когда он сел за стол.
Репня покусал нижнюю губу:
- Надо отметить, к этому приложили немало усилий. В том числе и вы.
Она вздохнула:
- Да, я знаю. Но такова жизнь... Вы же должны понимать. Лишь в
условиях жесткого самоограничения человек сохраняет Талант.
- Понимание не приносит облегчения тем, кому вы сломали жизнь. -
Репня стиснул персты. - Зачем вы учили меня пять лет? Чтобы потом
выбросить за ненадобностью?
- Но ведь нет иного пути. Было бы гораздо хуже, если бы вас учили
десять лет. Да еще вручили бы вам в руки судьбу других людей. А потом
какая-нибудь шлюшка сделала бы с вами то же, что и я. Только вам было бы
уже гораздо труднее приспособиться к жизни.
- А может быть, те несколько лет, что я прожил бы волшебником, стоили
бы всего моего нынешнего существования!
Мать Ясна покачала головой:
- Вы рассуждаете по-детски. Впрочем, со своей точки зрения вы
правы... Но меня оправдывает то, что я жалела вас. - Она снова вздохнула.
- Ведь в какой-то степени вы все были моими детьми.
- Детьми! - Репня возмущенно фыркнул. - Дети приносят женщине боль, а
мы приносили вам наслаждение. Дети из колодца выходят, а мы в ваш колодец
входили.
Лицо ее вдруг скривилось.
- Если вам будет легче от оскорблений, что ж, продолжайте... - Она
низко склонила голову и закрыла руками лицо.
Потрясенный Репня молчал: уж чего-чего, а плачущей мать Ясну он себе
представить ввек не мог. Уж проще вообразить стоящую под цветущей вишней
снежную бабу!
Всхлипывания не прекращались. Репня неуверенно поерзал на стуле и
наконец не выдержал - встал, подошел к кушетке, коснулся ладонью тронутых
серебром волос.
Мать Ясна словно только этого и ждала - вскочила, спрятала у него на
груди залитое слезами лицо. Репня непроизвольно погладил ее по спине. И
вдруг вернулось то самое, давным-давно выброшенное из памяти, вроде бы
убитое ненавистью и беспорядочными связями, но, оказывается, все-таки
выжившее. И не менее могучее, чем тогда.
- Я ведь любила вас, мой мальчик, - произнесла сквозь всхлипывания
мать Ясна.
Вы любили каждого из нас, хотел сказать Репня. Для того, чтобы своей
любовью погубить.
Но не сказал. Слова уже были лишними, в дело вступили персты,
судорожно расстегивающие пуговицы на ее темной кофточке. Она подняла
заплаканные глаза, вопросительно посмотрела на него. И он не выдержал,
слизнул языком с ее щек соленые дорожки. Дорожки эти привели к ее губам.
Губы были все те же - мягкие и теплые, и перси были те же - упругие и
гладкие, да и вся она была та же. Наверное, поэтому сделала с ним то же,
что и пятнадцать лет назад. Правда, разодрать одежду на себе она не
позволила, сама скинула со все еще гибкого стана многочисленные юбки.
Зато, хотя он был уже на полном взводе, немного с ним поиграла. И как в
тот давний день добилась своего: он с рычанием опрокинул ее на кушетку,
расплющив своей тяжестью белые перси, с рычанием вошел в нее и с рычанием
забился на извечно желанном теле.
И только, перестав содрогаться в оргазме, обнаружил, что кожа на ее
тонкой шее и над персями тоже испещрена тонкими, аки ниточка, незнакомыми
морщинками. Но противно ему не стало. Ведь былая ненависть к ней ушла. Он
снова был пятнадцатилетним уверенным в себе подростком, снова до жути
любил свою первую женщину и снова понимал, что прошел испытание Додолой.
Однако об этом, кроме Репни, знал лишь клокотавший на горелке чайник.
Потом они сели пить чай. То ли от чая, то ли от пережитого соития
мать Ясна раскраснелась, морщинки на ее лице разгладились, глаза
заискрились - перед Репней сидела если и не девчонка, то почти молодая
женщина.
- Значит, теперь вы работаете здесь? - спросила мать Ясна, снова
оглядев кабинет.
- Нет, - сказал Репня. - Работаю я в земской больнице ассистентом
хирурга. А здесь токмо прирабатываю в вечернее и, если требуется, в ночное
время. Кому-то ведь надо и трупы резать.
- Неужели вам не хватает основного заработка. Врачи в больницах имеют
хорошо оплачиваемую практику.
Репня хотел сказать, что холостому мужчине требуется гораздо больше
денег, чем находящейся на обеспечении казны волшебнице. Но не сказал: ему
показалось, что эта часть его жизни не касается никого, даже матери Ясны.
Ему вдруг захотелось, чтобы зазвонил входной колокольчик, чтобы
потребовалось открыть приемный люк. А потом взять в руки скальпель. Не
должно здесь быть этого чаепития - в нем есть что-то неправильное, то,
чего в жизни не бывает: жизнь, как бы мы ни надеялись, далека от
содержания эротических юношеских снов.
Колокольчик не зазвонил. А мать Ясна продолжала свои расспросы.
- Вы ведь не женаты, насколько мне известно?
- Не женат.
Репне вдруг показалось, что это не просто праздный интерес. С какой
стати вообще мать Ясна явилась сюда? Что ей от него нужно?
- В вас борются два духа, мой мальчик, дух Семаргла, с его
отвращением к женщинам, и дух Перуна. Отсюда и все сложности. Мне очень
жаль, что вам не удалось обуздать в себе Семаргла. Его дух при исчезнувшем
Таланте - лишь генератор неизбежных бед.
- Зачем вы мне это говорите? - спросил Репня, стиснув персты. - Зачем
вы явились сюда?!
Его любовь к матери Ясне стремительно улетучивалась. Он снова увидел,
что перед ним сидит стареющая женщина, которой почему-то пожелалось
сексуальных приключений со своим бывшим воспитанником. С одним из
бывших... Неужели ей это не надоело? Ведь вся ее жизнь была сплошным
сексуальным приключением. В котором ломались хрупкие жизни ее юных
любовников...
Мать Ясна встала, подошла к нему, по-хозяйски погладила по голове.
Репня, не удержавшись, резким движением оттолкнул ее руку.
- Ну-ну, мой мальчик... Успокойтесь. Вы слишком агрессивны в
обращении с женщиной!
И тут Репня вспомнил, что, когда он лежал на теле этой старухи, у
него не было ни малейшего желания бить ее. Неужели он излечился от своей
болезни? Или это Ясна его излечила?.. Впрочем, ведь она же волшебница.
Он вдруг обнаружил, что впервые подумал о ней просто как об "Ясне".
Без добавочного словечка "мать". Ведь матерью она ни для него, ни для
любого другого из словен не являлась. И пусть секс не лишал ее, в отличие
от всех прочих волшебниц, Таланта, но ведь ребенка родить она все-таки
побоялась! Ему показалось, что она чего-то ждет от своего бывшего
воспитанника, но чего, он не знал, а спросить боялся.
- Значит, вы желаете знать, зачем я захотела с вами встретиться? - В
голосе Ясны зазвучали резкие металлические нотки. - Все очень просто, мой
мальчик, все очень просто... Вам ведь известно, какие задачи возложило на
меня государство. И я должна решать эти задачи... К сожалению, в последнее
время мне стали надоедать пятнадцатилетние ничего не умеющие юнцы. Вот я и
решила воспользоваться помощью опытного, знающего толк в сексе мужчины. И
должна сказать, вы полностью вылечили меня. Я опять чувствую в себе дух
Додолы.
Репня вспыхнул. Ясна снова, как и пятнадцать лет назад, обвела его
вокруг перста. Он-то подумал, что она тоже вспоминает тот памятный день, а
она... Какой же он осел! Как он мог подумать, что эта, с позволения
сказать, женщина может чувствовать хоть что-то, похожее на любовь! Всю
свою жизнь она ломала души неокрепших пацанов, и дальше будет заниматься
тем же, покудова ее тело будет манить юнцов, не познавших еще более
молодых женщин.
В нем с новой силой вспыхнула ненависть. Эта женщина воспользовалась
им, как своего рода массажером. Сама, являясь машиной по естественному
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг