И мне странно, подумал он, что вы не разобрались в ауре Бондаря. Если
вы - волшебница, должны были... Или все это говорится только для того,
чтобы запутать меня?..
В трапезной вновь появилась Забава, и Свет бросил на нее мимолетный
взгляд. Забава явно сгорала от ревности: ее недалекому бабскому умишку не
хватало понимания, что любая ревность в отношении волшебника попросту
смехотворна.
- Это правда или вы шутите? - сказала Вера. - Неужели возможно такое,
чтобы мужчина, если он здоров и достаточно молод, не интересовался
женщиной?
- Волшебники - не мужчины, - сказал Свет. - Как и колдуньи - не
женщины. Они вынуждены жить с теми телами, какими их оделила Мокошь, но
они не простые люди. И как не простых людей, их не интересуют людские
страсти.
Если они не связываются с додолками, добавил он мысленно.
Вера почувствовала его раздражение. Или заметила ненависть в глазах
Забавы. А может быть, узнала все, что хотелось... Во всяком случае,
завершился ужин в привычной Свету тишине. Вот только сегодня эта тишина
была ему совсем не с руки.
В десять вечера Свет решил, что настала пора занять наблюдательный
пункт. Он вышел из кабинета, но по дороге завернул на первый этаж.
Дом был тих. Прислуга уже отправилась спать, и только Берендей сидел
на кухне над какими-то бумагами. Поднял глаза, вопросительно посмотрел на
хозяина. Свет помотал головой, и эконом вернулся к проблемам домашнего
хозяйства.
На втором этаже, естественно, тоже царила тишина. Но когда Свет
приблизился к гостевой, из-за двери донеслось негромкое пение. Голосок у
гостьи был неплох - тонок и нежен, - зато мелодия показалась Свету
отвратительной. И совершенно незнакомой. Во всяком случае, в Словении
таких песен не пели.
Свет осторожно подкрался к двери, проверил наложенное заклятье.
Заклятье было в порядке - никому из нормальных людей, находящихся в
гостевой, и в голову бы не пришло подойти к двери. Следов попытки снять
его изнутри вроде бы не наблюдалось.
Все так же, крадучись, Свет пробрался к входу в секретную каморку и
медленно повернул ключ в замке. Нахмурился: секретная каморка всегда
вызывала любопытство новеньких служанок, как-то сам застал Ольгу
заглядывающей в замочную скважину, пришлось даже выговор ей сделать. Среди
низшей прислуги ходили самые дикие предположения о характере таинственной
комнаты, которую дозволялось убирать только жене Берендея Станиславе.
Говорили, что хозяин хранит там свои деньги, а сейф в кабинете - лишь
дымовая завеса. Впрочем, кое-кто из девиц в своих предположениях доходил и
вовсе до полной глупости: мол, чародей - полный извращенец, держит за
закрытой дверью картинки с изображением неодетых дам и занимается, глядя
на них, сухим непотребством, потому-то на живых женщин и внимания не
обращает, как и все они, эти чародеи, им, наверное, токмо колдуньи
подходят...
Свет не обращал на подобную болтовню никакого внимания: у кого что
болит, тот о том и говорит, что возьмешь с глупых куриц, они даже слова
"онанизм" никогда не слышали... Впрочем, такие разговоры продолжались
недолго - жена Берендея быстро просвещала новеньких, и их интерес к
чародею так же быстро пропадал. Эта тактика не сработала лишь с Забавой...
Свет вошел в каморку и наложил на ее дверь легкое защитное заклятье.
Отдернул шторку, прикрывающую окошко в гостевую. Со стороны гостевой
окошко представляло собой самое обыкновенное зеркало, расположенное над
умывальником. На противоположной стене каморки шторка закрывала другое
такое же окошко - в кабинет Света.
Газовые светильни по ту сторону зеркала были потушены, но поскольку
на улице было еще достаточно светло - да и окна открывались на Волхов, на
заход солнца, - то искусственного освещения и не требовалось.
Вера в легком домашнем платье расположилась на кровати, лежала поверх
покрывала, закинув руки за голову, смотрела в потолок и мурлыкала свою
странную песню. Так продолжалось минут пять. Свет терпеливо ждал.
Наконец гостья встала, потянулась и, тряхнув пшеничной гривой,
подошла к окну. Свет насторожился. Вера легко справилась со шпингалетом и
оконной рамой, приблизила лицо к прутьям решетки. Свет качнул головой:
обычно выходцы из Западной Европы при открывании русского окна испытывали
поначалу определенные трудности - они привыкли, что половинка рамы
поднимается снизу вверх. Впрочем, настоящих лазутчиков супротивники,
разумеется, готовили достаточно квалифицированно, и русские рамы они
открывать умели.
Вера смотрела вниз, на набережную, но никаких жестов не делала, а
лица девицы Свету не было видно. По-видимому, она просто разглядывала
людей, прогуливающихся по берегу Волхова.
В комнате постепенно стало темнее. Свет ждал.
Вера снова замурлыкала песню, закрыла окно и подошла к зеркалу.
Посмотрела на свое отражение. Свет с трудом подавил в себе желание
опустить глаза. Впрочем, если она была колдуньей с развитым Талантом, она
должна была почувствовать, что на нее смотрят. Однако никаких признаков
этого не наблюдалось. Вера подмигнула себе, улыбнулась. Взяла гребень и
принялась расчесывать волосы. Пшеничные волны струились между зубьями
гребня. Потом гостья принялась расстегивать пуговицы на платье. А Свет
подумал, что сейчас в ее движениях нет ничего от великородной дамы: они
были резки и стремительны.
Через пару минут он получил возможность внимательно изучить
обнаженную женскую фигурку. Параллельно с ним ее внимательно изучала и
Вера. У нее были полные, но высоко поднятые перси с большими
околососковыми кружками. Сами соски притаились, но Вера потерла их
перстами, и они набухли, поднялись, вызывающе нацелились на Света. Потом
Вера провела руками по плоскому животу, по нешироким стегнам никогда не
рожавшей женщины. По-видимому, она себе нравилась. А Свет снова изучал
странно расположенные участки незагоревшей, молочно-белой кожи. Купальник,
в котором она жарила на солнце свои телеса, был явно необычной формы -
такие в Словении в ходу не были. Впрочем, западная мода теперь вовсю
спорит с отечественной, так что сам по себе такой рисунок загара - еще не
улика. Но на размышления наталкивает.
А вот розового свечения в ее ауре почему-то не было, хотя соски
по-прежнему торчали вызывающе.
Было и еще что-то странное, зацепившееся за край сознания, но Свет не
мог понять - что. И лишь когда гостья уже натянула на себя ночную рубашку
и расстелила постель, до него дошло.
В движениях Веры не наблюдалось никакой скованности, а лицо было
безмятежно-спокойным. Как будто девица укладывалась спать в свою
собственную постель, в своем собственном доме, в окружении своих
собственных слуг.
Покинув наблюдательный пункт, Свет отправился к себе в кабинет. Пора
было браться за рукописи.
Он достал из ящика стола наброски, открыл чернильницу, положил перед
собой чистый лист бумаги. И обнаружил, что его мысли гуляют далеко-далеко
от Кристы и ее жизненного пути. Гораздо больше его интересовала судьба
Веры.
Впрочем, в этом не было ничего удивительного. Все-таки Криста была
его личным делом. Ну не поработает он сегодня над рукописью... Ничего
особенно страшного из-за одного раза не случится. А вот Вера и ее судьба -
это уже дело сугубо государственное. И даже не имеет значения, что его
просил Буня Лапоть. Любой волшебник - а тем паче чародей! - обязан в
первую очередь жить заботами страны. Для того его и учили...
Свет взял в руки перо, обмакнул его в чернильницу и принялся чертить
схемку возможных вариантов.
Во-первых, Вера и в самом деле вполне могла оказаться вражеской
лазутчицей. Тогда ее пребывание в доме должно привести к тому, что
связники попытаются установить с нею контакт. Разумеется, пока она из дому
не выходит, такие контакты маловероятны. Впрочем, если вражеская разведка
узнает, что Вера побывала в руках службы безопасности, такие контакты
станут и вовсе невероятными, а девица тут же превратится в отработанный
материал. Нет, в этом варианте, лазутчица - вовсе не его задача...
Во-вторых, девица, возможно, обыкновенная жертва Ночного колдовства.
Вот тут дело выходит из ведения министерства безопасности и попадает в
сферу интересов Колдовской Дружины, а стало быть, превращается в хлеб
самого Света. "Поработай, Светушка, коль хошь кушать хлебушко..." Так,
бывало, пела мама. Строчки вырвались из памяти, давным-давно забытые,
похороненные под слоем колдовских знаний... Надо бы как-нибудь съездить к
старикам, показаться им на глаза. По волшебному зеркалу-то он связывается
с ними периодически, но изображение в зеркале - далеко не то, что живой
человек... Ему, конечно, это без нужды, но им в радость будет. Так говорит
Берендей, а Берендей разбирается в делах простых смертных, в их чувствах и
поступках. С другой стороны, жена Берендея, Станислава, тоже - хоть и не
рожала - разбирается в этих чувствах и поступках. Станислава же считает,
что, явившись к родителям в гости, Свет не принесет им ничего, кроме
расстройства. Все вы, волшебники, слишком холодны, и если для чужих людей
это не страшно, то для материнского сердца будет настоящим ударом...
Впрочем, вернемся к гостье...
Если Вера и в самом деле оказалась жертвой Ночного волшебства, надо
попытаться восстановить ее память. Там наверняка Ночной колдун, а Ночной
колдун - это угроза и для простых людей, и для государства. И чем быстрее
он будет разоблачен, тем лучше. Заклятье памяти - работа очень нелегкая, и
не один волшебник не станет выполнять ее смеха ради. Все случаи, связанные
с заклятьем памяти, в конце концов приводили к раскрытию преступлений -
либо совершенных наложившими такие заклятья волшебниками, либо
заплатившими им за эту операцию (да и за молчание тоже) людьми. Но и в
подобном случае волшебник нарушает кодекс Колдовской Дружины и должен
понести наказание. Волшебники не могут быть связаны с преступлениями и с
преступниками - это известно каждому подданному Великого князя
Словенского, на этом вся жизнь держится...
В-третьих, Вера вполне способна оказаться тем, что подозревает в ней
Репня Бондарь. И хотя у Репни мать Ясна после испытания Додолой попросту
превратилась в пунктик, это вовсе не означает, что он обязательно неправ.
Света всегда интересовала тайна матери Ясны, причем не тайна ее
исчезновения - здесь-то ничего неясного не было, все объясняла записка
самой матери Ясны. Нет, Света интересовала тайна ее появления.
Жила себе девочка как девочка, воспитывалась в приюте у додолок. И не
удивительно, что пошла по их исхоженным тропам. Ан тропы привели ее совсем
не туда, куда планировалось, и оказалась девочка нарушением божеских
законов.
Десять лет назад, когда мать Ясна исчезла, Свет пробовал разобраться
в тайне ее появления. Впрочем, этим занимался не один Свет. Колдовской
Дружине мать Ясна была вот как нужна, и над секретом необыкновенных
возможностей ее организма пыталась работать специально созданная
лаборатория в Институте теории волшебства. Пыталась-пыталась, да так
ничего и не напыталась. Хоть и впрямь верь в слухи, распускаемые
додолками. Будто бы матерью Ясной была сама Додола, явившаяся в Словению с
ей одной известными целями. А потом, мол, ушла Додола за кордон, пройтись
гребешком по западноевропейским магам. И рано или поздно настанет время,
когда она вернется!
Неужели вернулась?
Свет поморщился. Не верил он, что боги способны напрямую вмешиваться
в людские дела. Когда-то, может быть, так и делалось, но сейчас... С какой
стати, разве что-нибудь изменилось в жизни? Появилась, правда, установка
академика Барсука. Но от установки до изменений в жизни дорога не близкая.
Может быть, не одно поколение пройдет.
Так что богиня семьи тут ни при чем, пусть мечты додолок остаются
самим додолкам. Но факт есть факт, и раз была одна мать Ясна, может быть и
вторая. И если Свет заставит проявиться в Вере ее, так сказать,
"матьясненную" сущность, Колдовская Дружина окажется очень многим ему
обязана. И тогда Кудеснику в своих размышлениях придется окончательно
остановиться на кандидатуре чародея Смороды. Сила, как известно, солому
ломит...
И наконец, есть еще один вариант, вариант, который государству не
угрожает ничем. Впрочем, поскольку этот вариант угрожает лично чародею
Смороде и поскольку чародей Сморода играет в делах государства немалую
роль, то можно считать - выдвигая лозунг "Угроза Смороде - угроза
Словении", - что и в этом случае дело приобретает государственное
значение. А вариант этот заключается в том, что Вера подослана додолками.
14. ВЗГЛЯД В БЫЛОЕ: ДОДОЛКИ
Додолки - сами они называли свое сообщество "Орденом дочерей Додолы"
- выделились из святого волхвовата еще в тринадцатом веке, когда развитие
волшебной науки и успешное применение ее достижений в борьбе с
захватчиками-ордынцами привело к резкому повышению роли волшебников в
жизни общества.
Уже тогда появились колдуньи-отступницы, утверждавшие, что женщина
создана Сварожичами не для свершения волшебных обрядов, а для рождения
словен. Не случайно же соитие отнимает колдовскую силу, а занятие
волшебством не лишает возможности любить и рожать.
С веками философское учение додолок развивалось и постепенно
превратилось в воспевание секса в пику Таланту. Додолки утверждали, что
поскольку Додола возненавидела Семаргла, то истинные женщины не должны ни
коим образом касаться в своих жизненным делах волшебства и волшебников.
Разве что для того, чтобы отвратить их от их связи с Семарглом. Ибо когда
в мире не останется волшебников, тогда и Семаргл лишится своей силы, и ему
не останется ничего иного как броситься к ногам Додолы. И тогда она
отомстит ему за его равнодушие тем, что простит и сделается любовницей
равнодушного избранника. И тогда в мире наступит мир и покой, потому что
Перуну придется думать не столько о войнах, сколько о том, как бы не
остаться у разбитого корыта с рогами на божественном лбу.
Это была чисто женская философия, своим пацифизмом представляющая
угрозу обороноспособности государства, а потому Орден дочерей Додолы был
запрещен. И, естественно, ушел в подполье.
Однако борьба с додолками оказалась делом нелегким, ибо трудно
выявлять преступниц, все преступные намерения которых заключаются в
желании переспать с мужчиной да побудить к этому другую женщину (пусть она
и является колдуньей). Если же оный мужчина оказывался волшебником или
учеником волшебника, так ведь его ложиться в постель с додолкой силой
никто не принуждал, а женское обольщение в цивилизованных странах не
является преступлением ни по каким законам.
В 70-м веке от сотворения мира, правда, Верховный Волхв Всеслав II и
тогдашний Великий князь Словенский Святополк V попытались бороться с
Орденом дочерей Додолы законодательными методами, пытаясь ввести контроль
за сексуальной жизнью подданных. Волхвоват объявил, что секс для женщины
допустим лишь в период зеленца, когда сама природа реализует данные
женщине богами способности к деторождению. А в остальные девять месяцев
секс - грех, который, впрочем, может быть частично искуплен молитвами.
Однако полным успехом попытки ограничений не увенчались.
Подстрекаемые додолками словенки, заявив, что их лишают чуть ли не
единственной радости в этой распроклятой жизни, объявили бойкот своим
мужьям. А когда к этому бойкоту присоединилась Великая княгиня Словенская
Светлана, неразумный указ был обречен. Оставшемуся в одиночестве Всеславу
II пришлось смириться с поражением, нанесенным ему блудницами-еретичками.
Все, что ему удалось, - это внедрить в общественное сознание необходимость
сексуальных постов, которые каждая супружеская пара должна соблюдать по
календарю организма жены.
Колдовская же Дружина уже тогда имела на эту проблему собственный
взгляд. Кудесник Творимир сумел в тогдашних нелегких условиях организовать
своеобразное статистическое исследование и обнаружил, что дети, рожденные
додолками, гораздо чаще награждены Семаргловой Силой, чем дети
"нормальных" женщин. Он же выдвинул предположение, что этот феномен связан
с постоянством сексуальной жизни дочерей Додолы, не соблюдающих, как все
прочие, сексуальные посты. В начале XX века по христианскому
летоисчислению гениальная догадка Творимира была подтверждена
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг