молебнам было ясно одно: Додолу в себе необходимо убить. Удалось ли это
Свету? Увы, он понятия не имел. И потому испытывал нешуточный страх.
Отец Ходыня пришел за ним часа через два.
- Айда, мой мальчик!
Свет встал с лежанки. Сдерживая обрушившуюся вдруг на него дрожь,
спросил:
- Что мне взять с собой?
Отец Ходыня внимательно посмотрел на него, и Свет вдруг впервые
понял, что когда пестун смотрит на него таким взглядом, он в этот момент
попросту прощупывает своего воспитанника. Захотелось закрыться,
спрятаться, но тут на ум пришел Первый Закон Поведения: "ВОСПИТАННИК
ВСЕГДА ДОЛЖЕН ГОВОРИТЬ ПЕСТУНУ ПРАВДУ!"
- В чем заключается испытание? - спросил Свет.
А вдруг теперь отец Ходыня скажет!.. Но нет, надежда оказалась
пустой.
- Вам не нужно это знание, - ответил отец Ходыня.
- А Репне Бондарю?
- Он сказал, знает?
- Да.
Отец Ходыня удовлетворенно кивнул:
- Хорошо...
Что именно хорошо, Свет не понял.
- Бондарь узнал от меня, - продолжал пестун. - Так надо. - Он шагнул
к двери. - Айда!
Они прошли по коридору, спустились по лестнице на первый этаж. Свет
вдруг понял, что они идут в сторону бани. Однако отец Ходыня прошагал мимо
ее дверей, а Свет почувствовал на дверях охранное заклятье: сегодня был не
банный день.
Отец Ходыня остановился у следующей двери:
- Входите!
Тут охранного заклятья не было. Свет взялся за деревянную ручку.
Дверь открылась. Содрогаясь от возбуждения, Свет шагнул через порог и
очутился в небольшой комнатке.
Воздух пах смолой и тайной. Обшитые еловыми досками стены, в
противоположной стене забеленное мелом большое окно, справа некрашенная
закрытая дверь, от которой явственно тянуло теплом, слева дубовая скамейка
и над нею вешалка, около скамейки медицинский стол.
Сзади чуть скрипнули петли. Свет обернулся.
За спиной стояла мать Ясна в белом балахоне врача, смотрела на него
пронизывающим взглядом ведуньи.
- Раздевайтесь до трусов, Свет.
Свет послушно скинул башмаки и одеяние воспитанника. Пол был теплым
на ощупь. Как в бане.
- Ложитесь на стол.
Свет взгромоздился на стол и разочарованно вздохнул. Тайна исчезла:
ему предстоял обычный медицинский осмотр. Так оно и случилось. Мать Ясна
положила ему на грудь руки, и Свет непроизвольно поежился: руки колдуньи
были изо льда. Словно прикосновение зимы... Свет закрыл глаза, привычно
отринул все мысли. Волна холода прошла по его телу, и мать Ясна сказала:
- Все в порядке. Вы абсолютно здоровы.
Свет слез со стола, взялся за свой балахон и разочарованно
воскликнул:
- А как же испытание Додолой?
Мать Ясна улыбнулась. Глаза ее потускнели, перестали быть глазами
ведуньи, но зато в них появилось что-то иное, странное и непонятное.
- Пройдите вот туда, - мать Ясна указала на некрашеную дверь, - и
хорошенько вымойтесь.
Свет открыл дверь. За нею была баня, но баня не обычная, совершенно
не похожая на ту, в которой мылись воспитанники. Здесь вместо камня вокруг
было сплошное дерево. В углу рядом с полком стояла пышущая жаром каменка,
но запаха дыма не было. Зато баню наполнял какой-то другой запах, пряный,
волнующий, таинственный. На широкой скамейке у стены расположилась
деревянная шайка, а на стене висел березовый веник. В углу, у скамейки,
лежали вверх дном еще несколько шаек.
Свет скинул трусы, повесил их на гвоздик. Взял шайку и набрал из бака
воды. Вода была в самый раз - горячая, но не кипяток. Свет вдруг ощутил
восторг - ему показалось, что когда-то, давным-давно, он уже мылся в такой
бане. И рядом был отец, но не отец Ходыня, а папа...
Откуда-то потянуло холодком.
- Ну как вы тут?
Свет стремительно оглянулся и оторопел: перед ним стояла обнаженная
мать Ясна. Улыбаясь, она подошла к нему, опустила в шайку с водой шуйцу.
Свет смотрел во все глаза - тело у матери Ясны было белым и каким-то
круглым. Но не в этом было главное отличие от тела Света. На груди у
матери Ясны виднелись две шарообразные выпуклости, центр каждой выпуклости
украшал коричневый кружок с небольшим холмиком. А внизу живота росли
черные кудрявые волосы. И больше не было ничего...
Мать Ясна плеснула на Света горячей водой, взяла в руки веник,
опустила в шайку. При каждом движении выпуклости на ее груди колыхались из
стороны в сторону, маленькие коричневые холмики на них явно выросли.
До сих пор, в понимании Света, женщины отличались от мужчин только
более тонкими, похожими на мальчишеские голосами. Да и то не всегда.
Оказывается, широкие одеяния волшебников много чего скрывали.
- Что это? - Свет обрел наконец дар речи.
Мать Ясна улыбнулась странной улыбкой:
- Это перси.
- А зачем они?
Мать Ясна взяла еще одну шайку, набрала из бака воды и вылила на
себя. Вода сбегала с плеч на эти самые "перси" и двумя струями стекала на
пол.
- Мы будем мыться вместе, - сказала мать Ясна, и Свет понял вдруг,
что она не знает, как ответить на его вопрос. А может, попросту не желает
отвечать.
Тогда он задал другой вопрос:
- А где же ваш корень?
- У меня его нет.
- А как же вы писаете?
- Полезай на полок, - сказала мать Ясна, и Свет понял, что не
дождется ответа и на последний вопрос.
Он вздохнул и забрался на полок, окунувшись в восхитительный жар.
Мать Ясна уселась рядом, коснулась Света горячим упругим стегном,
протянула ему веник.
Они отхлестали друг друга веником, и это тоже было восхитительно. А
потом мать Ясна намылила мочалье, и Свет начал мыть ее. Спина у матери
Ясны была гладкой, попка упругой, а "перси" тяжелыми и скользкими. Свет
тер их мочальем, и они все время стремились убежать из-под рук в сторону.
Душу Света томили какие-то неясные желания: то вроде бы хотелось коснуться
похожих на большие соски коричневых холмиков на персях матери Ясны, то
вроде бы стоило погладить ладошкой ее живот. Но эти желания, едва
оформившись, вдруг вытеснялись чем-то другим, непонятным, но знакомым,
давно забытым, но близким. Смутное воспоминание бередило сердце, и Свет
пытался понять его, и смывал мыльную пену с тела матери Ясны уже
автоматически, как мыл спину в бане тому же Репне Бондарю.
А потом за мочалье взялась мать Ясна. Она терла Свету спину, и вместе
с мочальем его кожи касались упругие перси. Потом она вымыла ему корень, и
в душе Света вновь проснулись смутные желания - он даже провел мокрой
рукой по щеке матери Ясны, но так и не понял, для чего это сделал. А потом
мать Ясна принялась мыть ему голову, и вновь неоформившееся воспоминание
вытеснило из души все желания, кроме одного: вспомнить. В сознание билась
мысль, что все это мать Ясна делает неспроста, что, возможно, это не
подготовка к испытанию, а само испытание, но все было неважно. А важно
было вспомнить.
И когда мать Ясна, окатив Света водой из шайки, на секунду прижала
его голову к своей левой перси, он вспомнил.
Голод, страшный голод, смертельный голод... Прикосновение к щеке
чего-то теплого и упругого, пахнущего вкусно-вкусно... Поворачиваем
голову, в губы попадает твердое, и голод отступает... Он вспомнил все ясно
и отчетливо, как будто происходило это с ним совсем недавно. И
происходившее не имело никакого отношения к порозовевшему телу матери
Ясны.
- Мама, - прошептал он. - Мамочка!
Перси матери Ясны затанцевали перед его глазами, неоформившиеся
желания, вызванные близостью обнаженного женского тела, умерли, и он
окунулся во мрак...
Очнувшись, он услышал певучий женский голос:
Как да вдоль по ре-эче-эньке
Как плыла лебе-оду-ушка.
Как да мово ми-ило-ого
Увели в нево-олю-ушку...
Свет открыл глаза. По телу разливались теплые волны: над ним
склонилась мать Ясна в белом балахоне врача, и руки ее, плавая над грудью
Света, излучали жар. Заметив, что воспитанник пришел в себя, она отступила
на шаг и ласково сказала:
- Ну вот и хорошо, вот и ладушки.
Свет поднялся на локте:
- Что со мной?
- Все в порядке. Одевайтесь!
Свет удивился:
- А как же испытание Додолой?
- Оно уже состоялось.
- Разве? - Свет потер ладонями лицо. - Что-то я не помню.
Мать Ясна перестала улыбаться и строго сказала:
- Всякое семя знает свое время.
А Свет вдруг заметил, что лицо матери Ясны кажется
непривычно-розовеньким, а коротко подстриженные - как у воспитанника -
волосы стоят ежиком.
Он слез с медицинского стола и принялся одеваться. Натянул серую
пару, надел башмаки, вопросительно посмотрел на мать Ясну. И вдруг замер:
над волосами матери Ясны сияло розово-фиолетовое облачко. Свет зажмурился,
помотал головой, снова открыл глаза. Нет, показалось. Не было там никакого
облачка - волосы как волосы.
- Что с вами, Свет? - спросила с тревогой мать Ясна.
- Нет, ничего, - сказал Свет. - Слабость...
- Это скоро пройдет. - Мать Ясна отвернулась. - Вы свободны!
Свет понял: от него не ждут никаких вопросов. И унес вопросы в
коридор.
В коридоре стоял отец Ходыня, выжидательно смотрел на Света. Потом он
повернулся к вышедшей вслед за воспитанником матери Ясне, и Свету
показалось, что волшебники переглянулись.
Отец Ходыня сказал:
- Отправляйтесь к себе, воспитанник! И ни с кем не вступайте в
разговоры!
В келье Света ждал Репня Бондарь. Он сидел на табуретке и без
интереса перелистывал учебник математической магии. Когда Свет вошел в
келью, ему показалось, что над головой Репни висит красное облачко. Но
стоило Репне оторваться от учебника, как облачка и след простыл. Да и было
ли оно вообще? Может быть, Свет попросту заболел: не зря же с ним возилась
мать Ясна...
- Ну как? - спросил Репня.
- Говорят, испытание состоялось.
- Что значит "говорят"? А вы сами разве не помните?
- Тот-то и оно, что не помню.
- Странно! - Репня покусал нижнюю губу. - Может, вы провалились?
- Может быть. - Свет уныло вздохнул. - А как у вас?
- Ну я-то все помню. - Репня издал короткий самодовольный смешок. -
Мать Ясна мыла меня в бане.
Света словно обухом по голове ударили. Точно, ведь и с ним было тоже
самое! Перед глазами проплыло обнаженное тело матери Ясны - сначала
молочно-белое, потом изрядно порозовевшее. И кажется, это меня сильно
взволновало, с удивлением подумал Свет. Странно, никогда не волновался,
моясь в бане... Наверное, мать Ясна наложила на меня какое-то заклятье...
Он вспомнил, как они терли друг друга мочальем и подивился: от чего там
можно было хлопнуться в обморок?.. Сколько раз я тер мочальем Репню, и
ввек не было никаких обмороков!..
Репня что-то рассказывал, увлеченно, с упоением, размахивая руками.
Свет помотал головой, и в сознание прорвались последние слова Репни:
- ...но тут у меня встал.
- Кто встал? - Свет непонимающе смотрел на Репню.
- Не кто, а что! - поправил Репня. - Корень, разумеется.
Похоже, он вспоминал мытье в бане с каким-то особым чувством,
которого не было у Света.
- Что значит - встал? - Свет ошарашенно хлопал ресницами.
- Встал - значит поднялся и отвердел. - Репня тоже казался
удивленным. - Не понимаете, что ли?
- Не понимаю...
- Глупышка! - Репня смотрел на Света с жалостью.
Жалость эта Свету не понравилась.
- Ну а дальше? - сказал он недовольно.
- А дальше - не скажу! - Репня ухмыльнулся. - Но думаю, что испытание
Додолой я прошел!
- Бондарь! Что вы здесь делаете? - В дверях стоял отец Ходыня. -
Разве не вам я сказал, чтобы вы сидели у себя?!
Репня медленно положил учебник на стол. Репня поднялся и с вызовом
посмотрел на отца Ходыню. Свету показалось, что он хотел сдерзить, но,
по-видимому, сумел сдержаться. А еще Свету показалось, что утром Репня был
совсем другим - вроде бы даже ростом пониже... Наверное, он действительно
прошел испытание, и сегодня впервые его назовут не воспитанником, а
отроком. И перед Репней откроются кладовые волшебных знаний. Действующие,
а не учебные заклятья. Настоящие колдовские жесты. Ему начнут преподавать
реальную алхимию, высшую математическую магию и много других волшебных
наук. И Репня станет мужем-волшебником. А его, Света, с позором выставив
из школы волшебников, переведут в школу врачей.
- Идите, к себе, Бондарь! - Отец Ходыня не повысил голоса, и это уже
не удивило Света: отныне с Репней будут разговаривать, как с равным. - И
вы, Сморода, тоже ждите, покудова вас не позовут.
Репня подмигнул Свету и исчез за дверью. Отец Ходыня последовал за
ним. Вот только подмигивать Свету он не стал.
Позвали Света в три часа пополудни. Отец Ходыня не зашел к нему перед
обедом, и трапезу пришлось пропустить. Впрочем, голод Света уже не
волновал. Ему хотелось только одного: чтобы закончилось это тоскливое
ожидание. И когда открылась дверь, он был готов к любому позору.
В келью вошли двое - отец Борис и незнакомец в голубом одеянии
мужа-волшебника. Вздрогнув, Свет поднялся с лежанки. В полном молчании
колдуны завязали Свету глаза черной лентой и, взяв его с двух сторон под
руки, вывели из кельи. С каждым шагом душу Света охватывало все более
сильное волнение. Поворот следовал за поворотом, и Свет быстро потерял
всякое представление о том, в какой уголок школы его ведут. Но руки,
крепко державшие его за локти, казались руками друзей - он вдруг
таинственным образом почувствовал уверенность в этом, - и потому Свет
начал успокаиваться. В конце концов все можно пережить, даже позор,
подумал он. И удивился: еще утром такая мысль вряд ли пришла бы ему в
голову, еще утром позор для него был страшнее смерти.
Наконец колдуны остановились, отпустили его локти. Свет замер в
ожидании неведомо чего.
- Во имя Семаргла! - раздался вдруг пронзительный голос.
- Именем его! - отозвался слитный хор других голосов.
С головы Света сняли черную ленту, и он зажмурился - таким ярким
показался ему хлынувший в глаза свет.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг