- Кроме Ярцева никто не знает, где я.
- Но вы ведь Хвощинский? Ведь так? - молоденькая дежурная с красиво
подведенными глазами смотрела на меня с ужасом и с восхищением. - Это ведь
ваша фамилия?
- Разумеется.
- Вот вам и звонят.
Я молча открыл дверь и пропустил Ию.
- Что-то не так?
Ия не ответила.
- У меня коньяк есть.
Ия кивнула.
Я плеснул по капле в бокалы, стоявшие на столе. Ясно, куда уходит
энергия туго сжатой пружины, если ее поместить в раствор сильных кислот.
Совершенно ясно. Тоже мне вопрос!
Мы выпили.
- Ты позвонишь Юреневу?
Ия покачала головой.
- Он скоро должен быть здесь.
Ее голос прозвучал устало, но сама она выглядела потрясающе свежей -
красавица-выпускница средней школы, не старше. Черт знает, почему так
было, но так было. Я совсем уже собрался с духом спросить об этом, но
зазвонил телефон.
Какой-то невнятный, прерывающийся, но упрямый звонок.
- Да?
Голос в трубке гнусно подхрипывал, захлебывался:
- Че, привел бабу? Трахаться будем?
- Кто это говорит?
- Тебе еще объяснять? Козел плешивый!
Я повесил трубку.
Козлом назвали, объяснил я Ие, упуская подробности. Почему-то
плешивым.
Ия печально усмехнулась.
А на меня напала словоохотливость, будто я слишком долго молчал. Мне
захотелось выговориться. Ты на меня смотришь как на деталь, всего лишь
нужную для эксперимента. Я понимал, что говорю совершенно несправедливые
вещи, но не мог остановиться. Вот ты меня на копейку оценила, а я ведь
вовсе не сбегал от вас. Подумать только, на копейку!
- Это же лучше, чем на 0,1 коп., - усмехнулась Ия.
Снова зазвонил телефон.
Долгие шорохи, дождь долгий, потрескивание, чье-то дыхание... Скука и
ночь... Боже, Боже, где это?
- Так и будете молчать?
Никто не ответил.
- Положи трубку, - сказала Ия, садясь на диван. - Попробуй не
обращать внимания.
В этот момент она была очень красива. По-настоящему красива. Туйкытуй
- сказочная рыба, красивая рыба.
- Ты тут ни при чем, - сказала она и испугалась, что я неверно
истолкую ее слова. - Нет, как раз ты-то и при чем, но тебе еще предстоит
привыкнуть к этому. Начинай привыкать. Может, тебе это и продолжать, кто
знает? А пока посиди, посиди, не обращай внимания.
До меня дошло:
- Это НУС?
Ия не ответила.
- И вы уже несколько лет живете под таким давлением?
- А разве ты - нет?
Я хотел закричать - нет! - но вовремя спохватился.
Сны!
Убивающие странные сны... Светлый полог палатки, тени, бегущие по
нему, вязь, похожая на арабские письмена, чужой голос, отливающий металлом
и холодом, чье-то лицо... Я чуть не застонал от усилий - вспомнить, чье же
это лицо?
- Но так нельзя жить, - сказал я. - Даже телефон...
И вдруг заразился дурацким любопытством:
- Интересно, как давят на тебя?
- Ничего интересного.
Опять долгий звонок.
- Ну че? - голос стал еще наглей, он казался удушливым. - Наколол
дуру?
- Кто это говорит?
- Не узнает! - обрадовался незнакомец. И крикнул кому-то, кто,
видимо, находился рядом: - Не узнает, козел!
Я повесил трубку и улыбнулся.
Опять назвали козлом. Довольно однообразно. Правда, на этот раз не
плешивым, объяснил я Ие. Черт возьми, неужели это имеет отношение к НУС?
Ия промолчала.
- Но смысл? Смысл?!
- А каков смысл случайной автобусной аварии? Тебя толкнули, ты
толкнул...
- Но это же не автобус!
Я позвонил дежурной по этажу. Кофе, пожалуйста. И добавил: если
появится Юренев, мы его ждем.
Положил трубку, посмотрел коньячную бутылку на свет. Подумал хмуро:
допью! ни капли не оставлю Юреневу!
Ахама, хама, хама.
Дежурная явилась поразительно быстро. Кофе она принесла растворимый.
Доктора Юренева, сказала она, тоже несколько раз спрашивали. И колумбиец к
нему приходил, конечно, поддатый. Имя такое странное. Она застеснялась.
Гомик, вроде.
- Гомес, - поправил я.
- Вот и я так подумала, - обрадовалась дежурная. - Гомес, точно. Он с
бутылкой пришел, искал доктора Юренева. Сказал, у него для доктора Юренева
презент. От всех колумбовских женщин.
- От колумбийских, - поправил я.
- Вот и я так подумала, - обрадовалась дежурная. - Точно, от
колумбийских. Он еще добавил - от прекрасных, но я не знаю.
- Он прав. От прекрасных.
Не успела дежурная выйти, сова зазвонил телефон.
- Ну, че? Сладко тебе? - наглый голос торжествовал. - Шибко сладко?
- Нормально, - ответил я.
- Ну, жди. Еще слаще будет, - пообещал голос и я вдруг явственно
расслышал звонкий женский смех.
- Думаешь, Юреневу что-нибудь удалось? - спросил я Ию. -
Взволнованность какая-то в природе.
Ия промолчала.
- А запрет, наложенный Андреем Михайловичем... Как вы его обошли?
- Не надо сейчас об этом.
- И сама задача... - упрямо продолжал я. - Как можно повторить нечто,
имея об этом нечто лишь смутное представление? Тем более, повторить в
обратном порядке?
- Не надо сейчас об этом.
Я пожал плечами.
- Ладно. Не надо. Но чего вы хотите от НУС?
- Точных ответов.
- Что значит точных?
- Как тебе объяснить... Скажем, на вопрос - сколько тебе лет? -
существует множество ответов. Лет биологических? Или имеется в виду
умственный возраст? Или возраст человека вообще?.. Точность зависит от
формулировки вопроса.
- А некорректность дает сбои, эффекты второго порядка, да?
- Не надо сейчас об этом.
На этот раз я понял Ию.
- Какого черта нужно от Юренева Гомесу?
Она благодарно улыбнулась:
- Распить бутылку рома. Они, правда, приятели.
И вдруг в глазах Ии мелькнул испуг. Она схватила меня за руку:
- Что там дежурная говорила о презенте для Юренева? "От всех
колумбовских женщин..." Что могли колумбийские женщины послать Юреневу?!
Она схватила трубку телефона. Ее голос был сух, он не допускал
возражений. Да, она сотрудница доктора Юренева. Да, она имеет право
задавать любые вопросы. Да, она имеет право в любой час дня и ночи
разогнать к черту весь персонал гостиницы. Поэтому короче. Что там за
презент нес Роджер Гомес доктору Юреневу?
Я не слышал ответа дежурной, но прекрасное смуглое лицо Ии
побледнело.
- Шарф... Длинный алый шарф... - сказала она мне, повесив трубку. -
Роджер Гомес привез Юреневу длинный алый шарф - от всех прекрасных
колумбийских женщин... Ты понимаешь?
Я понял.
Я сразу вспомнил алую полоску на фотографии - сразу на два этажа...
Ия снова схватилась за телефон.
Она торопилась. Ей долго не отвечали. Похоже, она звонила в разные
места. Потом вдруг совершенно неожиданно в трубке раздался торжествующий
крик Юренева.
- Ты дома? - спросила Ия бесцветным голосом. - Почему ты дома, а не в
гостинице?
Меня Роджер перехватил, торжествующе прорычал Юренев. Я слышал его,
стоя в трех шагах от Ии. На полдороге перехватил. И плюнь там на все! Я же
не один - условие более чем достаточное! Юренев даже всхрапнул от
удовольствия: у Роджера с собой ром, они постараются нам оставить.
Хвощинский с тобой? Держится за твою юбку? Смотри, прорычал Юренев,
Хвощинский из тех, что запросто могут сдернуть юбку. Он, наверное, там
изумлено моргнул. Мы почему зашли, объяснил он Ие. Стаканов не было, а ром
из горла пить... Он зарычал от удовольствия.
- Немедленно выходи из дома, - попросила Ия всем тем же бесцветным
голосом. - Оставь бутылку в квартире, не отпускай Роджера от себя ни на
шаг, и вниз, вниз! Мы с Хвощинским встретим тебя.
Да ладно! Выходим. Бутылку, ты права, оставим. Зачем нам пустая
бутылка? Ямайский ром, не мадьярский, похвастался он. И объем неплох -
толстенная бутылка, что твой горшок. Колумбиец! Ты же знаешь, у них там
мафия! Юренев заржал как жеребец. Чувствовалось, он доволен. Сейчас Роджер
изучит обнаженную женщину на семейном портрете - и мы спускаемся.
- Подожди, - быстро прервала Юренева Ия. - Почему там этот портрет?
Разве Паршин его не вынес?
Я ключ забыл передать, ржал и веселился Юренев. А он проморгал. Я
завтра его в кочегары переведу, не мне же помнить обо всех этих мелочах! А
Роджеру нравится обнаженная женщина. Ему вообще нравятся обнаженные
женщины. Он утверждает, что любая обнаженная женщина напоминает ему
обнаженную колумбийку. У них же там мафия! Сейчас они досмотрят картину и
двинутся. Он вновь заржал. Этот Роджер! Он утверждает, что между обычной
обнаженной женщиной и обнаженной колумбийкой есть какая-то разница!
- Немедленно выходи.
У меня сжалось сердце.
Это и есть их свобода?
Какой-то дурацкий шарф - и мир сразу сжимается до самых узких
пределов...
"Нам надо быть сильными..."
Хороша свобода!
Я смотрел на Ию чуть ли не с чувством превосходства.
Ия подняла голову, перехватила мой взгляд - и я покраснел.
- Идем, - негромко сказала она. - Идем. Надо встретить Юренева.
22. ПОДАРОК РОДЖЕРА
Я задохнулся.
Всего-то квартал пройти, но мы с ходу взяли невероятно резвый темп.
- Мы не разминемся?
- Здесь негде разминуться.
- Тогда не беги. Юренев ведь не один. Ты же сама слышала: условие
более чем достаточное.
- Таких условий не бывает. Идем!
Мы перебежали проспект, совсем пустой, освещенный плоскими матовыми
фонарями, теплый, смутный, и сразу увидели рыжеватый крупнопанельный дом
Юренева. Его наполовину скрывали сосны, но было видно, какой он большой.
- Они еще не ушли? - удивился я.
Окна знакомой квартиры действительно светились.
- Наверное, бутыль у них действительно не маленькая.
Ия на мою шутку даже не улыбнулась.
Свет фонарей... Ночь тихая... Лето...
- Да не беги ты, - попросил я и в этот момент свет в окнах погас.
- Они вышли...
Я произнес эти два слова и замер.
Что-то там впереди происходило. Невозможно было сказать - что, но
происходило, происходило. Тени какие-то роились. Дрожал свет фонаря,
падающий на рыжеватую стену. И еще, еще что-то...
Тени?..
Не тени это были, а трещины. Извилистые, как молнии, но и плавные,
как дуги, они во всех направлениях раскраивали бетонную стену, к тому же
саму стену выпирало изнутри, она выпячивалась, как огромное брюхо.
Боковым зрением я отметил: Ия стиснула кулачки и прижала их к груди.
Она не вскрикнула, не произнесла ни слова.
Стена выпячивалась и выпячивалась. Как в немом замедленном фильме.
Кажется, мы так и не сдвинулись с места, завороженные происходящим.
А потом что-то хлопнуло - и куски бетона полетели на асфальт
пешеходной дорожки, калеча, продавливая его, сбивая с сосен громадные
ветки.
Даже на нас дохнуло жаром и пылью.
Летели куски штукатурки, звонко подпрыгивала катящаяся по траве
алюминиевая кастрюлька, бесшумно планировали бумажные листки, но сам дом
стоял, только в квартире Юренева странным хлопком выдавило стену.
Свет фонарей таинственно преломлялся в битом стекле. Даже с того
места, где мы стояли, были видны внутренности квартиры, совсем как на той
фотографии: перевернутое кресло редкого теперь рытого зеленого бархата,
семейный портрет с обнаженной женщиной в центре, которая так понравилась
колумбийцу Гомесу...
Мы не столько видели, сколько _у_з_н_а_в_а_л_и_ все это.
Ия сильно, до боли сжала мне руку:
- Смотри!
Но я и сам уже увидел: длинная темная трещина... Она тянулась чуть не
до второго этажа...
Да нет же, конечно! Не трещина! Шарф это был.
Алый длинный шарф, сейчас, в сумерках, казавшийся темным. "От всех
колумбовских женщин..."
Послышались испуганные голоса, крики. Где-то неподалеку взвыла
милицейская машина, на балконы выскакивали возбужденные полуодетые люди.
Я бросился к дому Юренева.
Никогда в жизни я не бегал так быстро.
Обогнув угол, толкнул дверь подъезда.
Кто-то в углу, в удушливой пыли, заполнившей все пространство
лестничной клетки, копошился, кашлял, ругался, шаря руками по полу:
"Ципрея... Она тут... Я ищу... Сейчас вот..."
Наверное, это был Гомес. Я не стал задерживаться.
Прыжками, сразу через две-три ступеньки, я несся вверх по лестнице,
Раскрывались двери неосвещенных квартир, меня окликали, но я нигде не
остановился. Вверх! Вверх!
Я задыхался.
Я спешил.
Я знал, я знал, я знал - что я увижу.
И увидел.
Облако пыли, прорезанное косыми лучами фонаря, светящего в выбитое
окно; дверь, сорванная взрывом...
Юренев лежал на голом бетонном полу, густо запорошенном кирпичной
пылью. Одной рукой он вцепился в стойку перил, будто и сейчас никуда не
хотел уходить из дома, другая безжизненно вытянулась вдоль тела. На нем
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг