А тени ползли по пологу палатки, чужие птичьи слова отливали металлом
компьютерного синтезатора. Тени сливались в хитрую вязь, медленно
проявлялось смутное очертание человеческого лица - безумно знакомого, но
никак не угадываемого. Боль в сердце росла. Я кричал.
Телефонный звонок который раз вырывал меня из забытья.
Я не поднимал трубку. Я знал, это Ия.
Хор женщин...
Сдерживая стон, я брел в ванную.
Уехать... Нет сил... Сегодня же и уехать... Может, там, в поезде, в
другом городе, эта боль отпустит...
А Козмин? А охотник Йэкунин?
Охотник Йэкунин, кстати, несомненно скучал жизнью, ничто не зажигало
его на живое.
Я приходил в коттедж, меня пропускали. Я раскланивался с Чалпановым и
молчаливой медсестрой, потом устраивался на скамеечке перед чукчей
Йэкуниным.
Чукча Йэкунин встряхивался:
- Гук!.. Турайыл-кэт... Спал долго...
Чалпанов с сомнением, медсестра внимательно - прислушивались. Было
ясно, почему-то чукча Йэкунин действительно выделяет меня из многих. Он
разводил руками, он даже впадал в болтливость. Бог знает, _к_а_к_ он видел
меня, но он меня видел.
Гыт тэнтумги-гыт... Ты хороший товарищ... Он кивал мне, грел руки над
горячей сковородой... Снега метут, ветер дует... Ты хороший товарищ...
- Ракнытагэ? - спрашивал. - Зачем пришел?
- Ну, пришел, - объяснял я с помощью Чалпанова.
Это радовало охотника Йэкунина. Я спрашивал:
- Как звать тебя?
Охотник дивился:
- Как звать? Однако как прежде, Йэкунин.
И жаловался, будто ощущая дряхлость:
- Нэрмэй-гым. Гым гит. Вот, сильным был.
Я кивал. Чалпанов монотонно переводил беседу.
- Как стойбище зовется твое?
- Нунэмын, - переводил Чалпанов. - Конец суши.
- Совсем конец суши? Самый конец? Там каменный нос кончается?
Охотник Йэкунин щурился, морщинки бежали по острым скулам. Совсем
конец суши. Дальше вода, только вода. Над водой ровдушный парус. Там
коричневое пятно в тумане.
- Ты железное носил? Пищаль имел? - спрашивал я. - Ты с моря пришел?
На сушу с большой воды пришел?
Йэкунин кивал, но это не следовало считать ответом. Многих заданных
мною вопросов он просто не замечал. Больше того, без всякой причины
прерывал вдруг беседу, впадая в нелепую старческую спесь. Вот чукчи -
люди. Другие - иноязычные. А чукчи - люди. Таньга есть, они иноязычные.
Вот как голодные чайки, никогда не бывают сыты. А чукчи - настоящие люди.
У них еда сама на ногах ходит, у них олешки, они по буграм пасутся.
Под парусом ты пришел? Под ровдужным парусом пришел? Сам ярангу
поставил? С кем поставил?
Морщинки бегали по желтым скулам чукчи Йэкунина. Он щурился, он
всматривался. Вот таньга копья несут, вот огненный лук несут. У них, у
таньга, бой огненный. Зачем чукчам такое?
Это тоже не следовало считать ответом: чукча Йэкунин видел перед
собой что-то свое.
Ты хорошо жил? Ты тяжко жил?
- Гук, - отвечал старик. - Ам уйнэ. Гэвьи-лин.
Всяко жил. Хорошо жил. Плохо тоже жил.
Случалось, Йэкунин впадал в совсем уж болезненную болтливость. Тогда
исчезало всякое сходство с Андреем Михайловичем. Бил себя кулаком в грудь:
он большой охотник! Намекал лукаво: он в большой путь ходил. Совсем
лукавил: тэвинэ экваэт-гэк, в тайный путь ходил. Совсем в тайный.
Чалпанов подтверждал: однако, не врет. Ходил куда-то, тайно от других
ходил.
Охотился? Зверя бил? Человека искал? Таньга искал?
Охотник Йэкунин лукаво щурился, лицо его становилось совсем плоским.
Он умеет себя невидимым делать, он себя невидимым делал. Жалгыл выгвы
камчечата. Совсем невидимым делал. Камни из-под ног падали, а видеть его
никто не мог.
- К огневым таньга ходил?
Охотник Йэкунин уклончиво отводил глаза. Чукчи - настоящие люди. Им
не надо ни о чем таком болтать. Болтливых келе, плохие духи, не любят. К
болтливым келе приходят, за руки хватают, язык палят сильным огнем.
Это было как в моих снах, одни намеки - тревожащие, до жути знакомые,
но не вспомнить...
Чукча Йэкунин жадно хватал черное мясо со сковороды, размазывал по
лицу жир. Он лукаво намекал на тайное: майны нейиолгычгын тытэйкыркын.
Большой огонь снова зажигать надо.
Юкагирский огонь? В полнеба огонь? В небе ночной огонь?
Йэкунин лукаво щурился.
Он не видел берез за раскрытыми окнами; возможно, он и нас не видел.
Он даже не тянулся к камину, предпочитал греть руки над сковородой. Он не
видел медсестры, и Чалпанова не видел - жил в своем, в совсем другом мире.
Похоже, нам места там не было.
За трое суток я дважды сидел рядом с чукчей Йэкуниным. Если это и был
Козмин, я не видел возможности помочь ему. А он ничем не мог помочь
Юреневу. Это было ясно.
Иногда старик спрашивал: Туйкытуй где? Сказочная рыба где? Красивая
рыба где?
Впрочем и это вряд ли было настоящим воспоминанием.
18. "ТЫ С НАМИ..."
Они пришли ко мне в гостиницу неожиданно - Юренев и Ия. Похоже,
Юренев не спал всю ночь, глаза у него покраснели, Ия рядом с ним
смотрелась совсем как девчонка. В который раз я поразился ее странной
молодости. Уж не приобрела ли она чего-то такого у вечности?
- Ну? - моргнув, спросил Юренев.
- Ты о Козмине?
Он нетерпеливо кивнул.
- Какая-то связь прослеживается. Одно несомненно: дальние предки
Козмина действительно бывали на Чукотке.
- Это я и без тебя знал. - Юренев фыркнул. - Я ведь со стариком даже
огненную воду пил.
- Огненную воду? - как тогда, на Алтае, я почувствовал к нему
ненависть.
- Не воду же. Мне нужны четкие ответы, мне нужен Козмин-Екунин, а не
старый неопрятный болтун. Вот, говорит, сыновей напложу, вот, говорит,
насильниками сыновья стану, соседей побьют, возьмут олешков. К черту! -
выругался Юренев. - Через Йэкунина эту проблему не решить.
- Что ты задумал?
Он опять покачал головой.
- Не знаю, поймешь ли... Ты, мне кажется, всегда боялся будущего...
Не злись, это свойственно многим. "Вот, разберемся с прошлым!" -
передразнил он меня. - Разбираться, Хвощинский, следует только с будущим.
- Оно и видно. Козмин как раз вкушает сейчас от вашего будущего.
- И поделом, - я уже видел Юренева в подобном настроении, мой сарказм
его не тронул. - С чего ты, собственно, взял, что этот чукча и есть
Козмин?
- А ты так не считаешь? - растерялся я.
- Теперь нет, - отрубил Юренев и я понял, что они действительно
приняли какое-то решение.
- Не торопись. Мало тебе "подарков", - предупредил я. - Эти вот
фотографии...
- Мы приняли меры, - заметила Ия. Она сидела в стороне, но слышала
каждое слово.
- Переставили мебель? - не выдержал я.
- И это тоже... Кстати, оставь Паршину ключ, - кивнула Ия Юреневу. -
Он попозже вынесет портрет.
И снова обернулась ко мне.
- Ты не против провести день вместе?
- Что вы задумали?
- Мы хотим повторить эксперимент Андрея Михайловича, - Юренев
внимательно следил за мной. - Кое-что мы восстановили. Не так уж много, но
примерный ход его рассуждений мы теперь представляем. Конечно, примерный,
всего лишь примерный, но это уже кое-что... Зато, Хвощинский, если пройдет
по плану, уже сегодня вечером мы сможем увидеть настоящего Козмина.
- А если?..
Ия взглянула на меня с ужасом, потом постучала пальцем по деревянному
подоконнику. Юренев тоже коснулся дерева - крышки стола.
- Никаких если! - отрезал он. - За будущее всегда приходится платить.
- Чем? - не выдержал я. - Отмороженными пальцами? Долларами в чужих
кошельках?
- И этим тоже, - спокойно ответил Юренев. - У тебя есть какой-то свой
вариант?
- Есть, - заявил я. - Но он требует терпения.
- Говори.
- Существуют архивы... - честно говоря, я не был готов к
обстоятельному разговору. - Ты сам говорил, никакая информация никогда не
рассеивается полностью. Если Андрей Михайлович и впрямь оказался в чужом
времени, он найдет способ дать знать об этом. Не знаю, что это будет.
Может, несвоевременное слово в старых отписках, может, какой-то знак,
понятный только нам... Не знаю. Что-то должно отыскаться...
- Сколько времени на это понадобится?
Я пожал плечами.
- Вот видишь, - спокойно сказал Юренев. - Годы, годы. А нам, может
быть, хватит нескольких часов. Всего несколько часов... Ну, сам подумай,
как ты отыщешь след в море архивов? Такой след мог быть, но бумагу сгрызли
мыши, или эту бумагу пустил на растопку пьянчужка-дьяк. Да мы вообще можем
не понять намека. Сам Козмин, кстати, может не разобраться в ситуации.
Разве пример Йэкунина тебя не настораживает?.. Нет, Хвощинский, помочь нам
может НУС, только НУС. Она обязана работать на нас.
Он быстро спросил:
- Ты боишься?
Я покраснел.
- Не за себя.
- Так все говорят... - Юренев полез в карман и выложил на стол два
авиабилета. - Вот билет на ближайший рейс в Москву. А это на более позднее
время, все равно ты успеешь. Главное, к вечеру ты должен быть далеко, вне
действия НУС. Мы не хотим, чтобы ты получил еще-какие-нибудь "подарки".
Ищи. Ройся в архивах.
- А вы?
Ия улыбнулась, Юренев сдержанно промолчал.
- Я остаюсь, - сказал я угрюмо.
- Ну вот, - казалось, Юренев знал, что я отвечу. - Ты с нами, но с
тобой сплошная морока, Хвощинский.
Он изумленно моргнул.
- Все. Хватит. Держись за юбку Ии и никуда от нее не отходи. Ты
понял? Ни на шаг. Это необходимо.
19. ОБЛАЧКО В НЕБЕ
- ...Из лаборатории он пойдет домой?
- Нет. В гостиницу. Его номер рядом с твоим. Так надо. Он переночует
в гостинице.
Я спросил:
- Почему ты все еще одна, Ия?
Она покосилась на меня.
- Я человек со странностями. У меня свой образ жизни, он не каждому
может подойти. Я, например, совсем не сплю, мне не нужен сон. Для любого
человека это выглядит явной ненормальностью. Разве не так?
- Единственная женщина и не должна на кого-то там походить, - заметил
я несколько неуклюже.
- Не знаю.
Мы помолчали.
- НУС... Как она выглядит?
Ия улыбнулась.
- Ты был бы разочарован. Это комплекс самых различных лабораторий,
набитых электроникой... Поцелуй меня...
Мы сидели на старой коряге на дне солнечного оврага, солнце ярко
высвечивало белизну берез.
- Посмотри... - Ия закинула руки за голову. - Туда, в небо... Какое
неприятное облачко... Похоже на спираль... Как она туго закручена...
Я поднял голову.
Облачко в небе действительно выглядело необычно. Длинное, спирально
закрученное, но ничего особенно неприятного я нем не нашел.
- В Шамбале люди бессмертны... - Ия вздохнула. - Они умирают лишь
тогда, когда покидают Шамбалу...
- К чему ты это?
- Не знаю.
- Жарко. Хочешь, уйдем? Обязательно надо валяться здесь, в овраге?
- Мы не валяемся, - задумчиво улыбнулась Ия и закрутила вокруг пальца
зеленую травинку. - А если уж валяться, то здесь. НУС каждого из нас
чувствует. Валяясь здесь, мы помогаем Юреневу. Или, скажем так... меньше
мешаем.
Я кивнул.
В том, как она произнесла - "Юреневу" - чувствовалось тайное
восхищение.
- У него тоже есть странности?
- Конечно. Ты сам так странно спрашиваешь... Он не такой, как мы, уже
одно это - странность.
Она вдруг засмеялась.
- А знаешь, я ведь подержала того козла за бороду.
- Какого козла? - не понял я.
- Там, на Алтае... Помнишь, мы все время ездили в Кош-Агач, ты
покупал штопор... Там перед лавочкой древностей бродил старый козел, я его
смертельно боялась. У него были ледяные глаза, ему не нравились мои шорты.
Я пряталась за тебя, а ты смеялся - ухвати его за бороду!.. А потом ты
сбежал, за штопором приходилось ездить мне... Однажды козел оказался
рядом. Я вдруг решилась. Не знаю, как, но я подошла и ухватила его за
бороду.
- А он?
- Он обалдел. Он даже перестал жевать. А глаза у него оказались не
ледяные, а просто старческие, мутные. Я держала его за бороду, умирая от
страха, а он постоял и вдруг снова начал жевать. Он смирился. Понимаешь,
он признал мою силу. И я стала пятиться, отходить от него, но он на меня
даже не смотрел...
- Он испугался.
- Наверное... Но почему мы всего боимся? - она упрямо уставилась на
меня. - Почему ты всего боишься?.. Ты же не такой, как все. Почему ты
всего боишься? Начинаешь книгу и боишься - не кончишь. Обнимаешь меня и
боишься - все сейчас кончится... - она незнакомо, холодно улыбнулась. -
Наверное, Юренев прав, демон Сократа облюбовал именно твое плечо...
Стряхни его! С чего ты взял, что главное в том, чтобы знать, чего именно
не надо делать?
- Это не я взял. Это вы взяли.
- Ладно, - Ия нежно погладила мою руку. - Каждый из нас отмечен
по-своему, но Юреневу тяжелей всего. При этом, заметь, его не мучают ни
сны, ни сомнения.
- Продолжай.
- Не хочу.
Ия молча отодвинулась.
Какие нежные листочки, подумал я, рассматривая крону березы. Не
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг