Странный шум послышался за спиной, зашуршали, сползая, камни.
Я оглянулся.
Ровер!
Спасло меня то, что я бросил фонарь и просто прыгнул в воду.
Обороняться против такой твари было бы трудновато. Лучше утонуть, черт
побери, чем попасть под клыки Ровера.
Вода меня обожгла.
Что ж, я заслужил это.
7
- Я предупреждал: Ровер инициативен. Он принимает решения сам. Тебе
повезло, Ровер не любит воду. Ты мог купаться не три часа, а все сутки, не
вернись я вовремя. Он не пустил бы тебя на берег.
Киклоп наклонил мощную коротко остриженную голову, веко на невидящем
глазе дернулось - он устал.
Я вдруг подумал: он не похож на обычного исполнителя. Охранять меня
вполне могли те же ирландцы - они созданы именно для такой работы, а
записывать мои ночные вскрики - с этим справился бы даже Пан. В Юлае
чувствовалось нечто большее.
- Я плохо сплю, - пожаловался я. - Просыпаюсь от собственных криков.
- Совесть просыпается, - рассеянно заметил Юлай.
Я промолчал.
- Все это пройдет. Но я гляжу, ты тоже инициативен.
Мне не понравился его тон.
- Ты говорил, ты не лжешь, - сказал я. - Ты говорил, выхода из нашей
бухты не существует. Но как же лодка? Я слышал ее мотор, видел пятна от
горючего. Наконец, я видел, как тебя высаживали на берег.
- Я не лгу, - устало кивнул Юлай. - Войти к нам можно только снаружи.
Изнутри вход не открыть. Примирись с этим.
- Почему-то ты всегда выдаешь правду задним числом.
Он усмехнулся:
- Для правды это не имеет значения.
И выложил передо мной пачку газет:
- Я ложусь спать. Не болтайся по берегу, пока я сплю, не серди
Ровера, он и без того сердит. Он не должен был тебя упускать. Редкостная
промашка, - я не слышал в его голосе никакого сожаления. - Просмотри
газеты. Думаю, они тебя заинтересуют.
Газеты все еще занимались Беллингером.
Слишком много смущающих подробностей всплыло на поверхность в
последние дни. Печатались отрывки из "Генерала" и "Позднего выбора" с
комментариями офицера из АНБ, не пожелавшего назвать свое имя. Он
утверждал: некоторые тексты Беллингера являются текстами шифрованными;
правда, он не предлагал ключа. Некто Сайс опубликовал семь писем писателя
времен войны. Беллингер хвалил Данию и удивлялся тому, что все миссис в
Дании - Хансены.
Знакомая фраза, сказал я себе.
Сайс считал себя другом Беллингера. У погибших знаменитостей всегда
много друзей. Сайс намекал: у него есть и другие письма; он намекал -
Беллингер был близок кое с кем из крайне левых течений. Криминал ли это?
Сайса, похоже, этот вопрос не трогал, зато он немало упирал на эгоизм
старика. Однажды Сайс якобы спросил: "Почему, черт побери, Бог так добр к
тебе, а ко мне скуп?" Беллингер якобы ответил: "Несомненно, ошибка". И
добавил: "Но ошибки Бога не бывают случайными".
Вопросы...
Судя по шумихе в газетах, ни один вопрос, связанный с делом
Беллингера, не был снят. А самый главный: что именно хотел сообщить
Беллингер на своей пресс-конференции? - практически и не толковался.
Выступил, наконец, доктор Хэссоп.
Еще до войны он и Беллингер совершили путешествие по Европе. Маршрут
не совсем обычный - древние монастыри, но в биографии Беллингера вообще
было много темного. Скажем, десятилетнее уединение на вилле "Герб города
Сол" или то же путешествие по оккупированной Германией Дании.
К тому времени, как я просмотрел газеты, Юлай встал.
- Кофе, - потребовал он. - Кофе!
Усталости в нем как не бывало. Плоское лицо смеялось, единственный
глаз посверкивал.
Я наполнил чашки.
Киклоп меня раздражал.
Чего я жду? - никак не мог понять я. - Неужели это надломленность?
Неужели потеря Джека сломала меня? "Господи, господи, господи, господи..."
Я мог что угодно говорить Юлаю о будущем, но прав, конечно, был он - рано
или поздно будущее наступает. Мы все ждем его. Другое дело, что мы не
осознаем - будущее отнимает у нас жизнь. Почему мы всегда живем так, будто
смерти не существует? Только потому, что у нас нет личного опыта смерти?
Мы же всегда умираем в будущем, почему мы его ждем?
Беллингер...
Что подталкивает людей к самоубийству? Желание обратить на себя
внимание? Но разве Беллингер искал его? Усталость? Но Беллингер не походил
на сломленного человека. Иногда одного слова, случайного жеста достаточно,
чтобы вызвать в человеке смертельный разлад, но Беллингер, судя по
назначенной им пресс-конференции, вовсе не готовился к смерти. Скорее
всего, он готовился к будущему. Но оно не случилось. Почему? Является ли
самоубийство способом решения главного вопроса - вопроса жизни, вопроса
осознанного выбора?
- Мне надоело сидеть в этой дыре, - сказал я вслух.
- Понимаю, - добродушно кивнул Юлай. - Но ты заслужил это сидение.
- Сколько нам еще сидеть здесь?
- Ну, у нас есть время.
- Месяц? Год? Десять лет?
- Сколько понадобится, - добродушно отрезал Юлай. - Хоть сто лет.
Правда, ты столько не выдержишь.
- А ты?
- Я тоже.
Он сказал это просто, без иронии, но это-то и злило меня.
- Этот список... Который ты у меня забрал... Там упоминались
Беллингер и я... Он как-нибудь изменился?
- Пока нет.
- П_о_к_а_?
- Как видишь, я с тобой откровенен.
- Почему? - в упор спросил я.
- Да потому, что ты выведен из игры. Ты еще не понял?
- Это ты так считаешь, - возразил я.
- А ты думаешь иначе?
Он явно дразнил меня. Ночное путешествие никак на его настроении не
отразилось. Он знал что-то такое, что позволяло ему не считаться со мной.
- Плесни еще, - подставил он свою чашку. - Это хорошо, что ты много
думаешь. Жаль, всегда с опозданием.
Несколько дней мы встречались только за столом. Юлай почти не вылезал
из бункера, охраняемого Ровером; а меня опять мучили сны.
Там, в снах, я вновь и вновь бежал вверх по косогору - к
недостижимой, я уже понял это, синеве. Проклятие, а не сны. Я не знал
причины, вызывающей их.
Пару раз я замечал ночные огни в бухте, но Юлай нашего убежища не
покидал.
Я с тоской следил за таинственными огнями.
Если алхимики и были заинтересованы во мне, с предложениями они не
спешили. Если шеф и был озабочен моим исчезновением, я этого никак не
чувствовал.
Я садился на подоконник и следил за туманом, лениво перегоняемым
ветерком с берега на берег.
В течение какого-то часа ветерок сменил направление раз пять. Дважды
я видел тень Ровера, появляющегося перед бункером. Он смотрел в мою
сторону, я чувствовал это по холодку, леденящему мне спину.
Откуда в этом псе столько ненависти?
Я прислушивался.
Ровно рокоча хорошо отлаженным двигателем, невидимая лодка входила в
бухточку, вспыхивал на берегу огонек.
Меня это не касалось.
Возможно, центром таких таинственных действий являлся именно я, меня
это все равно не касалось.
Туман.
Ночь.
Отбивной ветер...
Прошло полтора месяца, я перестал видеть сны.
Я проваливался в небытие, и мне ничего не снилось.
Может, я привык к обстановке, может, меня уже не пугал Ровер, не
знаю. Стоило коснуться подушки, как я засыпал.
Как прежде.
Как десять, как двадцать лет назад...
Я как-то сразу забыл про косогор, про синеву горизонта над ним; меня
теперь трогали простые вещи - дым костра, разожженного на берегу,
неумолчный шум океана, звезды в ночи, ловля крабов... Что-то подсказывало
мне - моя жизнь должна измениться. Внешне все оставалось прежним - беседы
за столом, многочасовые бдения Юлая в пункте связи, неистребимая ненависть
Ровера, но в самом осеннем неподвижном воздухе, в холодном дыхании скал
вызревало уже нечто новое - тревожное, невольно будоражащее душу.
"Господи, господи, господи, господи..."
Я проснулся сразу, вдруг.
- Эл!
Юлай стоял на пороге. Перемигивающиеся лампочки бросали тусклый свет
на его плоское лицо.
Я не шевельнулся. Я не хотел подниматься, мне вполне хватало дневных
бесед.
- Эл!
Я не откликнулся.
Киклоп по-бычьи напрягся, наклонил мощную голову и прислушался к
моему дыханию. Потом отошел от дверей, убедился - я сплю. Он не включил
свет: я только слышал, как он одевается.
Наконец, хлопнула входная дверь.
Я мгновенно оказался на ногах.
Он действительно хотел поднять меня или просто проверял - сплю ли я?
С давно облюбованного подоконника я увидел внизу огни.
Тянуло отбивным ветром, по небу шли рваные тучи. Самое лучшее время
для серьезных дел.
Внизу ревнул мотор.
В его приглушенном голосе теплилась ласка; в отличие от человеческих,
голоса машин не вызывают страха.
Я молча всматривался в ночь.
Юлай коротко свистнул, из тьмы вынырнул Ровер. Два мрачных силуэта
двинулись к горбатому бункеру.
Зачем он меня окликал? Почему не спустился на берег, где двигался,
мигал огонек фонаря?
Я бесшумно оделся и также бесшумно спустился по крутой тропе. Ровер
мне помешать не мог, он ушел с киклопом.
Озаренный слабой луной берег показался мне пустым, но я не зря
вовремя затаился в тени - у самой воды, дышащей холодом, показался
человек.
Он шел наверх.
Затаившись за выступом скалы, я пропустил его так близко, что услышал
затрудненное дыхание.
Рослый человек в клеенчатой зюйдвестке, он поднимался легко и быстро,
он явно знал, куда выведет его тропа. Низкий капюшон закрывал лицо, но
меня интересовал не сам человек, я лихорадочно искал: где лодка? есть ли
на берегу еще кто-то?
Я дождался, когда человек в зюйдвестке исчезнет за выступами скал,
потом глянул вниз.
Металлическая сеть влажно и нежно поблескивала в лунном свете. Лодка
стояла прямо над ней, рядом с берегом, и еще я увидел проем в сетке. Один
прыжок, и пловец окажется на свободе!
Но почему пловец? Далеко ли уплывешь в холодной воде?
Если вытолкнуть лодку за проем - ее мотор работал на холостом ходу -
погони не будет, Юлаю не на чем гнаться за мной; если у его гостя есть
оружие, воспользоваться им при таком неверном свете тоже будет нелегко.
Мотор лодки работал уютно и ласково. Он тревожил сердце. Я прижал
локоть к боку - мне не хватало "магнума", он придал бы мне уверенности.
Минута? Пять? Полчаса? - есть ли у меня хоть какой-то запас?
Я решился.
Я прыгнул в лодку и, отталкиваясь от сетки, вывел ее в широкий проем.
Мир был соткан из смутной игры теней, из плеска, запаха водорослей и
йода. Мир раскачивался, показывая мне клыки подводных, вдруг обнажающихся
камней. Темная вода, колыхаясь, раскачивала лодку, обдавала меня холодом
брызг. Я промок, но не торопился включать мотор, хотя тучи теперь шли так
низко, что заметить меня с берега было бы трудновато.
Надвинулся камень, хищно, до блеска отполированный водой. Я
оттолкнулся веслом.
Смогу я найти проход в рифах?
Я оглянулся.
Во тьме, затопившей прибрежные скалы, не маячили огоньки. Я не слышал
голосов, выстрелов. Скорее всего, Юлай и его гость пока не обнаружили
пропажу.
На мгновение я почувствовал укол в сердце.
А может, нечего обнаруживать? Может, они следили за мной, видели
каждое мое движение?
Все произошло слишком просто...
Слишком просто, черт побери!
Они, наверное, вызывают сейчас вертолет. Через полчаса меня
расстреляют и утопят.
Да нет.
Как раз такое вот продолжение выглядит слишком усложненным...
Я включил мотор и сразу ощутил его ровную надежность.
Автоматически вспыхнул прожектор, осветив идущие ровной стеной валы.
Судя по их мощному напору, я прошел самую опасную полосу рифов.
Куда, собственно, плыть?
Никогда в жизни я не чувствовал себя столь одиноким.
Зато я был свободен, это стоило всех тревог.
Без всякой злобы я подумал: Юлай упустил меня. Даже посочувствовал
киклопу: его непоколебимая непоколебимость поколеблена.
Но что-то мучило меня, саднило.
"Мы не убиваем..."
Юлай видел вошедшую в бухту лодку, но ушел в пункт связи и увел с
собой пса. Гость, оставив лодку, тоже поднялся наверх, не удосужившись
перекрыть проход в металлическом заграждении. Не слишком ли много
счастливых совпадений?
Опять потянуло ветром. Небо густо закрыли сумрачные тучи, в их
разрывах поблескивало несколько тусклых тоскливых звезд, появлялась и
исчезала луна - зеленая, ледяная. Я для нее ничего не значил, ей было
абсолютно все равно, куда я спешу, но самим своим существованием она
невольно спасала меня - держать ее по правому борту, и чтобы волны
накатывались с кормы...
Валы накатывались громоздкие, вялые.
Поднимаясь, они таинственно и нежно вспыхивали, ветер сдирал с них
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг