ровным счетом ничего. ОН, Белый Христос, охранял своего верного воина
лучше любых оберегов.
За моей спиной поднимался Ярослав, поднимался, сплевывая кровь. Не
растерянный, не ошарашенный - словно все шло, как он и предвидел. Ярослав,
Ярослав... Проклятое имя!
Сейчас, сейчас он вцепится мне в горло. Маски сброшены. Но - этого
мальчишку я не боюсь. А вот его спутница...
Крики и в амбаре и возле баньки стихали. А я стоял, бессильно уронив
руки, и ничего не мог сделать. Даже если бы я сейчас начал рвать Ярослава
на куски - Изгоняющую это бы не остановило. Ее вообще ничего бы не
остановило. Только...
Нет! Я же запретил себе даже вспоминать о нем! Должна же эта безумная
девчонка остановиться, когда прикончит всех несчастных обитателей
васюшкиной избы! И тогда мы с ней поговорим по-иному.
Я ощутил на плече руку Ярослава.
- С ума сошли вы, что ли?! Ваше счастье, что я не дерусь со
стариками!
Глаза у него были совершенно бешеные. Э, братец, слабоват ты, гнев да
ярость - не про Христовых воинов...
Лика была по-прежнему внутри тугого, непробиваемого кокона силы, и я
повернулся к мальчишке.
- Стариками? - я прищурился. - Еще раз с ног тебя сшибить?
Он дернулся и прежде, что я успел пошевелиться, его кулак врезался
мне в подбородок. Я опрокинулся на спину, захрипел...
- Славные у меня ныне гости... Вежливые и обходительные... - я
приподнялся на локте.
Он, похоже, растерялся. Бил он по-настоящему, и любому другому этот
удар сломал бы челюсть. Парень оказался настоящим мастером. Что ж,
отрадно, я все еще на что-то способен. Ярослав, похоже, уверовал, что
первый раз не я сбил его наземь, а он сам упал, оступившись... Неплохо,
неплохо. Еще не разучился глаза отводить...
- Сказали ж вам - не подходите... - забубнил парень.
Кряхтя, я поднялся.
- Короче. Шмотки свои забирайте - и чтоб духу вашего в деревне не
было.
Ярослав вдруг недобро осклабился.
- Думал, не узнаем про бесовские штуки твои?! - прошипел он, брызгая
слюной. - С нечистым якшаешься! Ну ничего, владыко на тебя управу
найдет... если только мы прежде не справимся...
- Парень, да ты, верно, в поезде перебрал, - я повернулся к нему
спиной и пошел прочь. - Рюкзаки ваши я на улицу выставлю.
И тут Лика пришла в себя.
Взгляд ее прожигал. Глаза из бесцветных превратились в ярко-зеленые;
беспощадность уже уходила из них, и вместе с ней, казалось, Изгоняющую
покидала жизнь.
- Да у вас же бесы в деревне, Михаил Андреевич!..
- Скажи своему спутнику, чтоб ваши вещи забрал. - Я шел дальше.
- Вещи наши забрал? - ее голос звенел. - Вещи забрать нетрудно...
- Ну так и забирайте. И на вашем месте я не стал бы здесь
задерживаться.
- Почему же?.. Тут же у вас такое творится!.. Бесы, бесы, вы что, не
понимаете?..
- Оставь, Лика, - прохрипел парень. - Все он понимает. Он тут с этими
бесами ест-пьет...
- Так вот кто деревню-то держать помогает... - протянула девица.
Догадалась наконец-то.
- А с чего это ты взяла? - я взглянул ей прямо в глаза.
- Пока ты изгоняла, он на тебя едва не кинулся, - прошипел Ярослав. -
Да только побоялся. Почуял, верно, силу твою...
- Он у тебя, Лика, явно с катушек съехал, - я равнодушно пожал
плечами. - Чудится ему невесть что...
- А вы что же, в бесов не верите? - от возмущения она едва не
задохнулась.
- Верю, не верю... мое это дело, девонька. Одним словом, пошел я.
Они остались позади. И я услышал:
- Ну, и ладно. Пошли дальше. Я чувствую, бесовское здесь место.
Работы хватит...
Хотел бы я знать, где еще они нашли подобное же место!
"Арафраэль!"
"Здесь. Давно. Смотрю..."
"Мне ее не остановить."
"Это неправда. Ты можешь. И ты остановишь."
"Я не прикоснусь к нему!"
"Да, ты слишком хорошо его спрятал! Что, обидно теперь доставать?"
"Нет. Не обидно. Но... если я достану его..."
"Правильно. Пославший их об этом узнает."
"А ты? Ты ничего не можешь сделать?"
"Против Белого Христа я бессилен, и ты это знаешь. Здесь было
последнее место, где мы нашли приют - благодаря тебе. Если оно погибнет,
то падем и мы."
Голос у моего собеседника спокоен и ровен - духи не умеют говорить
иначе. Даже перед лицом собственной гибели. Впрочем, я до сих пор не знаю,
страшит ли она их и что ожидает это племя за порогом их странного земного
бытия.
"Так что же делать? Они убивают тех малых, что остались в домах,
доверившись мне!"
"То же, что делал и всегда. Один. За всех. Противу всех!"
"Вот уж не знал, что духи знают стихи Цветаевой!" - невольно удивился
я.
"А что ж в этом такого - она ведь давно одна из нас... В Свет ее не
взяли, но и Огонь она тоже не заслужила... В общем, или ты достанешь его -
или нам конец. Тебе тоже. А если это случится - кто в Последний Час отроет
спрятанное тобой сокровище?"
Я умолк. Возразить на последний аргумент Арафраэля, казалось мне,
нечего. И все же надо попытаться...
Неужели ты боишься, ты, от одного имени которого трепетали гордые
киевские властители?..
Нет, я должен ее остановить! И пусть никто не в силах предугадать
исход схватки. Быть может, Изгоняющая возьмет верх - и тогда тщательно
укрытое в болотных мхах сокровище бесполезно и бесцельно проваляется в
тайнике еще незнамо сколько столетий, до тех пор, пока не высохнет топь.
Все так, но если я не вмешаюсь, эта безумная монашка перебьет всех до
единого домовых, банников, овинников, запечников, гуменников, полевых,
кикимор и прочих, а потом возьмется за леших с водяными, закончив свой
"дранг нах остен" Арафраэлем и его сородичами. И потому я не мог больше
мешкать.
"Арафраэль!"
"Ты решился."
"Решился. Доставь мне его. Видишь же, из деревни мне не уйти..."
"Они сразу же заметят меня. И могут связать. Лучше давай я тебя туда
вмиг домчу. А уж дальше - ты сам."
"Хорошо! Действуй!"
Я потерял из виду Изгоняющую и ее спутника. Здесь, на дальнем конце
деревни, куда эта пара еще не сунулась, не боясь солнечного света, из всех
щелей выглядывали искаженные страхом лица. Лица тех, кого я поклялся
защищать и оборонять. И теперь пришла пора исполнить клятву.
Мягко толкнула в спину упругая воздушная волна. Разогнавшись над
полем, Арафраэль, дух Воздуха, осторожно подхватил меня - и замелькали,
сливаясь в сплошной ковер, поля, узкие лесные языки, старые сенные сараи,
серые от времени, и, наконец, сплошной, неразрывный лес. Черно-зеленые
копья елей пробили легкомысленно шуршащую листву ольшаников и березняков -
пройдет время и на этих местах воздвигнутся мрачные и торжественные еловые
боры; серовато-бурые мшистые болота, темные замки густо заросших
корабельными соснами островин; черные, прозрачные озера среди бескрайних
моховых равнин. Сейчас, сейчас... вот уже и приметная раздвоенная береза
на самом краю болотного поля...
Удар настиг нас внезапно - словно кинжал убийцы, что разит в темноте
проулков, вырвавшись из-под черного, сливающегося с мраком плаща. Была ли
это молитва той, что назвалась Ликой, или же она отбросила словесную
шелуху и одна только ее Вера привела в действие могучие небесные легионы -
мне не дано было узнать. Арафраэль вскрикнул - именно вскрикнул, словно
тяжело раненый - в грудь навылет - человек. Мхи рванулись мне навстречу...
и спасли, приняв на себя всю мощь земной смертельной тяги.
Лика, Изгоняющая, или как там ее звали на самом деле, дотянулась-таки
до меня выкованным в горне Белого Христа незримым оружием.
Я стоял по грудь в болоте. Всхлипывая, из толщи мохового одеяла,
точно кровь из раны, сочилась бурая жижа. До костей ни с того ни с сего
пробрал мороз - верно, от предстоящего. Арафраэля было не видно и не
слышно. Я окликнул его - раз, другой; молчание. Кое-как выбравшись из ямы,
я потащился дальше. До заветного укрывища оставалось совсем немного. А в
ушах стоял предсмертный стон - там, в брошенном Орташеве, расставался с
жизнью еще один из тех, кого Саймак точно и метко (не иначе, сам с ними
повстречавшись!) назвал "малым народцем"...
Грудью раздирая мох, я добрался-таки до заветной березы. Остановился.
Болезненно корчась, сжалось сердце. Вот он. Здесь, под ногами. Заветное
мое сокровище. Мое - и не мое. Отданное мне Судьбой на хранение, когда по
всей Руси пылали пожиравшие "идолов" костры, знаменуя небесную победу
именуемого среди людей Белым Христом...
Вот он, совсем близко. Протяни руку - и сам Перун ниспошлет тебе силу
разящих молний. Сколько раз спасало лежащее в болотной ухоронке русскую
землю, уже и не упомнишь. И на берегах Невы, когда семь сотен дружинников
Александра Ярославича в прах разнесли семижды более сильное войско, и на
чудском прогибавшемся льду, что плавился от лившейся на него человеческой
крови, и под Раковором, и в злые годы Ольгердовщины (забыли ее, ох,
забыли! а ведь ничем не лучше степной напасти эта была!), и в аду
Куликовского Поля, когда ничтожные двенадцать сотен Боброка по-иному
повернули ход уже проигранного было сражения, и потом, в черные дни
тохтамышева разорения, и после, после, после... Я помню, как, рассеченная,
горела броня крестоносных танков под Кубинкой страшным предзимьем сорок
первого, и помню лицо того чумазого танкиста, как две капли воды похожего
на зарубленного мной под Раковором тевтонца - когда пеший новгородский
полк грудью да частоколом копий остановил смертоносный разбег орденской
конницы...
И долгие века потом не достававшийся - когда росла страна и штыки ее
солдат шли от победы к победе, прославленные от Босфора до Парижа, от
Сан-Франциско до Кушки; извлеченный лишь в тот день, когда стало ясно -
остановить немецкий танковый клин под Кубинкой спешно стянутые ополченцы
(винтовка на пятерых да граната на десяток) уже не смогут.
Русский Меч.
И вот теперь - достать, чтобы спасти доверившихся мне?
Ветер, словно взъярясь от моей нерешительности, бросился вниз,
раздирая тело об острые пики елей. Ударил в лицо - словно дал пощечину
трусу, все еще надеющемуся, что как-нибудь да уладится...
Нет. Не уладится.
Ну, пришел и наш черед.
Моя рука погрузилась в землю, и зачарованные пласты Великой Матери
послушно расступились. Пальцы стиснули горячую - точно она раскалилась от
снедавшей Меч ненависти - рукоять.
Идем же.
Раскрылись недра и лесные глубины, и мириады призрачных глаз
взглянули мне в душу. Согнешься? Или все-же выступишь против непобедимого
противника? И мне почудилось, что одноглазый старик в широкополой шляпе на
миг мелькнул передо мной; а за ним - иные... те, что пали.
На деревенской улице я оказался в следующий миг.
Лика, стоя уже перед другим двором, вновь тянула свою жуткую
изгоняющую песнь-заклинание; и слух мой вновь обожгли тонкие стоны
умирающих младших братьев.
- Стой, именем Сварога!
Меч тускло блестел в моей руке. Неказистый, железный, без всякий
украшений, он, тем не менее, нигде не был тронут ржавчиной.
Лика медленно повернулась ко мне. И - меня продрало до костей
свирепым морозом ужаса: на лице ее увидел довольную, можно даже сказать -
счастливую улыбку. Ярослав куда-то исчез, растворился, сгинул - словно его
никогда и не было. Мы остались вдвоем.
- Вот я и у цели. Ты сам вытащил бесовскую железку из тайника! Сам...
Всеслав.
В глазах у меня помутилось. Она знала! Знала все с самого начала!
Или... или не она?..
- Отдай мне его. Отдай сам. - Она менялась. Дрожали, расплываясь,
очертания тонкой девичьей фигурки, и на месте монашенки Лики появлялась
совсем иная женщина... Высокая, статная, коронованная нимбом золотистого
света, в одеянии белого льна, с прижатым к груди всесильным крестом...
Так вот кого они послали за Мечом!..
- Здравствуй, Хельга. Правда, Лика мне нравилась больше.
- Узнал... - она усмехнулась. - Лика... она хорошая. А для меня важно
сходство не внешнее... Но мы отвлеклись. Так отдашь ли ты его сам?
Я молчал.
Мы никогда не встречались с тобой, Хельга - или, по-русски, Ольга,
Ольга Святая, первой принявшая крещение, чей внук стал Равноапостольным...
Ты умерла в 969 году от рождества твоего Белого Христа, ну а я, Всеслав,
жил столетием позже, сойдясь в смертельной схватке с Ярославичами. Ты ушла
Наверх - а я остался.
Не так уж сложно избежать и райской тоски, и адской скуки. Нужно лишь
ЗНАТЬ.
- Я так и знала, что ты не удержишься и ринешься защищать твоих
бесов. - Каменными глыбами падали беспощадные слова. - Это оказалось
просто, очень просто... Я пошла на это, потому что один лишь этот меч, меч
из глубин времен, когда Титаны еще не были повержены, помогает держаться
здесь таящимся врагам рода человеческого. Тот, чье сердце полно любви,
просил тебя отдать Меч добровольно.
Наверное, надо было торговаться. Но, как тогда, на истоптанном снегу
берега Немизи, когда, спасая войско, шел к целовавшим крест - "не будет
тебе никакого вреда!" - Ярославичам, Изяславу, Святославу и Всеволоду,
зная уже, что обманут и схватят, не мог отступить я и сейчас. Я, Всеслав.
Всеслав Полоцкий, еще в те годы прослывший первым волшебником и ведуном
славянской земли...
- Нет. - Я поднял меч. Не на женщину - но на Того, Кто стоял за ней.
Их так и нашли. Немолодой мужчина, единственный, кто жил в брошенной
деревне, крепкий парень в брезентовой штормовке, и невзрачная девушка,
почему-то облаченная в одеяния из чистейшего белого льна. Раны запеклись,
но оружия так и не нашли. Парня и девушку в белом как будто бы зарубили, -
как будто бы даже мечом - а в мужчину словно бы ударила молния.
А во многих обителях треснули образа святой Ольги Киевской.
Прошла зима, и на низкой кипренской платформе, когда отошел
остановившийся всего на минуту поезд "Москва-Бутырская", остался молодой,
подтянутый парень, что не перекрестился, проходя мимо местной церквушки.
В его паспорте стояло имя - Всеслав Брячеславович Полоцкий.
Надо было отыскать Русский Меч.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг