брызнула на пол; враг коротко застонал и отступил еще на шаг.
Ну, давайте, скорее, скорее, сейчас, вот сейчас!..
Враг глухо зарычал, черный посох описал дугу, круша голубые копья,
направленные ему в сердце; одним движением он очутился рядом с мамой; правая
рука его бессильно висела, однако - круша и ломая сотканные из голубого огня
щиты, острие черного посоха ударило маме в грудь и окровавленный наконечник
высунулся у нее из спины.
Девочка не закричала, она не в силах была даже мигнуть. Она видела, как
мама медленно падает набок, а окровавленный враг уже поворачивается к дедушке,
черное копье отшибает в сторону поднявшийся для защиты огненный меч, и тяжелое
навершие посоха ударяет дедушку в висок.
Передняя дверь наконец рухнула, в комнате неслышно возникла серая тень.
- Вы ранены, мастер? - услыхала девочка странный шипящий голос.
- Да, - едва слышно отозвался враг. Он едва стоял, опираясь на посох.
Голова его, казалось, с трудом держится на плечах.
- Мастер! - теперь девочка смогла рассмотреть нового пришельца. Серая
кожа, острые клыки, торчащие из-под верхней губы, красные глаза. Без сомнения,
вампир.
- Я в порядке, - враг поднял наконец глаза, и девочка невольно встретилась
с ним взглядом.
Ее словно окунули в ледяную воду. Такая ненависть была в этом взгляде,
такая жажда крови. У нее не хватало слов описать все то, что она ощутила в то
мгновение.
- Девчонка! - вдруг услыхала она. Враг выронил посох, схватившись за
голову здоровой рукой. - Девчонка! Не парень, не парень!
Не выразить и не описать словами прозвучавшее в его голосе разочарование.
Словно приговоренному к смерти прочли на эшафоте помилование, а миг спустя
объявили, что это не более чем княжеская шутка. То есть это даже было не
разочарование, а именно смертный приговор - всему, всему, всему.
Девочка ощутила, как тряпичная кукла у нее на груди ожила и попыталась
как можно теснее прижаться к хозяйке.
- Смотрите, мастер, - вдруг сказал вампир, указывая на ожившую куколку.
Враг не ответил, неотрывно смотря на девочку, и ее начинало трясти все
сильнее. Она знала, что такое смерть, и отчего-то сейчас очень-очень
захотелось убежать именно туда, где ее не достанет уже никто и никогда. И где
она встретит маму с дедушкой.
- Да, - внезапно выдохнул враг. И шагнул вперед.
- Вы думаете, она сгодится, мастер? - обеспокоенно спросил вампир.
Враг вновь ничего не ответил. Склонился над дрожащей девочкой, размахнулся
и со всей силы влепил ей звонкую пощечину, от которой она кубарем покатилась
по полу.
- Посмотри вокруг, червяк, - услыхала она глумливый голос врага, в котором
не слышалось и следа боли. - Я сделал это с твоей матерью и дедом. Могу сделать
и с тобой. И сделаю, если ты еще раз окажешься у меня на пути. Твое счастье,
мне нужен был мальчишка, так что живи, тварь. И помни мои слова!..
Он шагнул к ней, ударил вторично. Из ее разбитого носа потекла кровь - но
глаза оставались сухими.
Волшебник криво усмехнулся, пнул мертвого дедушку в бок, плюнул на залитое
кровью, застывшее лицо мамы - и пошел прочь, почтительно поддерживаемый под
руку своим слугой-вампиром.
Миг - и они оба скрылись.
Девочка, точно раненый зверек, доползла до тела мамы - и только тогда
заплакала.
Кажется, она даже теряла на время сознание от плача. Ожившая куколка
теребила ее за ухо, и она приходила в себя.
Мама и дедушка лежали совсем-совсем мертвые. Насовсем. Навсегда. Они там,
откуда не возвращаются. Никогда. Она одна. Зачем?..
Ее лицо все еще горело от полученных пощечин. Никогда в жизни никто не
тронул ее и пальцем. Ее никогда не наказывали. Ей всегда все объясняли так,
что она понимала. А за разбитое, сломанное или прожженное никому не приходило
в голову бранить ее. Мама только улыбалась, дедушка усмехался и грозил
пальцем - не больше.
А теперь они лежат, мертвые, и убивший их враг ушел, скрылся в бесконечном
громадном мире, оставив ее одну.
Нет, не совсем одну. Тряпичная куколка. Девочка случайно оживила ее,
неосознанно совершив то, что ей всегда строго-настрого воспрещалось. Впрочем,
что значили сейчас все эти накрепко затверженные запреты?..
Запретов больше нет. Никаких. Тебе понятно это или нет?
Нет больше ни мамы, ни дедушки, ни дяди. И нет больше
никаких запретов.
Она встала, взяла на плечо маленькую тряпичную куклу. Шмыгнула носом,
вытерла рукавом слезы. Она больше никогда не будет плакать. Что более страшное
может с ней случиться?..
Ничего.
Куколка на удивление крепко, точно подкаменная ящерка, вцепилась ей в
курточку, словно говоря - не беспокойся обо мне, я не упаду.
Девочка медленно поднялась. Надо собрать вещи. И надо уходить. Ни в Мосту,
ни даже в Тупике ее никто не знал и никогда вообще не видел. Что она им скажет?
Кто ей поверит?..
И тем не менее она не боялась. Она просто знала - ей надо уходить.
Далеко-далеко отсюда.
Наверное, так находит дорогу к родному дому кошка, потерявшаяся за сотни
лиг от него.
На пороге раздалось деликатное покашливание.
Она подняла голову. Она уже ничего не боялась. И ничему не удивлялась.
Даже уродливому поури, просунувшемуся в дверной проем.
Карлик несколько секунд молча разглядывал девочку, смешно склоняя голову
то к правому плечу, то к левому.
- Точно, она, - сказал он наконец, словно обращаясь к самому себе. - Она
самая. Имманентно и необходимо она.
Откуда поури узнал ученое слово "имманентно" - кто ответит? Скорее всего -
от какого-нибудь умирающего монаха в разоренном и сожженном монастыре...
Она смотрела на поури не отрываясь. Он пришел ее убить? Пусть. Ничего хуже
того, что уже случилось, не произойдет.
Отчего-то она совсем-совсем не боялась. Ну ни капельки. Совершенно и
абсолютно.
- Страшиться не надо, - словно опомнившись, торопливо сказал поури. -
Враждебных намерений не имею. Пришел помочь.
- Чем? - эхом отозвалась она. - Можешь оживить маму?
Она произнесла это с горьким сарказмом, неожиданным для восьмилетней
девочки.
- Маму? - поури скривил тонкие губы. - Не, не могу. Послушай, пойдем
отсюда. Нечего тебе здесь делать.
- Я теперь сама решаю, что мне делать, - отрезала она.
- А еду ты уже решила, где брать будешь? - парировал поури.
Она прикусила язык. Проклятый карлик был совершенно прав.
- А вдруг ты меня съешь? - вырвалось у нее.
- Съем?! - внезапно рассвирепел поури. - Вот глупая девчонка! Никогда еще
не видел таких глупых человеческих девчонок. Да если б хотел - давно уже съел.
Связал бы, зажарил и съел. А я тут с тобой все толкую и толкую. Усекаешь, э?
- Усекаю, - согласилась она. - Так что, надо идти,э?
- А ты тут собираешься оставаться? - карлик осклабился в ухмылке. - И что
делать, э?
Она не ответила.
- Короче, собирай манатки и пошли, - сказал поури, поворачиваясь к ней
спиной. - Я сейчас кой-кого из наших приведу... поможем тебе твоих похоронить.
Мы волшебников чтим.
Девочка не сообразила спросить в тот момент, а откуда, собственно говоря,
поури знает, что ее дедушка и мама обладали волшебной силой?
- Много не бери, - распорядился напоследок поури. - Не потому, что нести
тяжело, а просто... негоже вещи из мертвого дома брать. Беда следом пойдет.
- Я уже ничего не боюсь, - отрезала она. Совершенно не по-детски.
- И напрасно, - покачал головой поури. - Если хочешь жить - надо бояться.
- А если мне незачем жить?
- Вот глупая девчонка! Нет, настолько глупых человеческих девчонок я точно
никогда не видывал. Живут для того, чтобы жить, а иного смысла пока еще никто
не открыл. Ну как, философическая дева, идешь со мной? Или нет? Решай быстро!
Она закусила губу и быстро кивнула.
Старая жизнь уходила навсегда.
* * *
Поури сдержали слово. Очень скоро их тут оказалось, наверное, с пять
десятков. За работу они взялись споро и дружно.
Выкопали две могилы, не жалея спин, притащили из лесу пару замшелых
валунов, пыхтя, взгромоздили их на только что засыпанные ямы.
Девочка не проронила ни слезинки. Слезы кончились раз и навсегда, когда
она плакала на груди мертвой матери. Она ничего не взяла с собой, кроме лишь
немногого нужного в дороге. Да еще маленького, оправленного в серебро рога,
невесть уж как и почему оказавшегося у дедушки. Дедушка очень его ценил,
берег, любил в свободную минуту полировать серебряный оклад - так пусть же рог
и дальше гуляет по свету!.. Настанет день, когда она, Лейт, протрубит в этот
рог перед бастионами врага, и гордые знамена затрепещут в ужасе перед ней,
Мстительницей...
А потом она подошла к могильным камням. Невесть откуда пришедшим властным,
достойным королевы (даже не принцессы!) жестом молча велела поури отойти.
Сощурила глаза. Вгляделась в поверхность камня, словно норовя рассмотреть
какие-то мелкие письмена.
Раздалось легкое шипение. Зазмеился дымок.
И на поверхности валуна стали медленно проступать буквы.
Эльфийский прихотливый алфавит, каким привык писать письма дедушка -
письма к старым друзьям, которые, девочка знала, никогда никому не
отправлялись.
"Велиом, волшебник. Убит магом с черным посохом. Кто сможет это прочесть -
отомстите за него. Если не удастся мне".
"Дариана, дочь Велиома, волшебница. Убита магом с черным посохом. Кто
сможет это прочесть - отомстите за нее. Если не удастся мне".
И в обоих случаях она подписалась - но не обычным своим домашним именем -
Лейт; совсем-совсем другим.
Ниакрис.
На языке эльфов - нечто больше, чем ненависть, чем боевое безумие, чем
ярость. Ниакрис - это то, что двигает человеком, когда тот идет мстить, будучи
готов уплатить куда более высокую цену, чем собственная жизнь.
Поури за ее спиной выразительно молчали. Похоже, кое-кто из них понял
написанное, по крайней мере подпись.
Ниакрис. Так отныне будут звать некогда нежную Лейт.
Она отыскала взглядом в толпе первым заговорившего с ней карлика.
- Я готова, - произнесла она, поворачиваясь спиной к брошенному на
произвол судьбы последнему убежищу несчастной Дарианы и ее отца.
* * *
Дорога подхватила ее, закружила, повлекла за собой, точно бурная река -
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг