большую. Я нашел вас и второй раз не упущу. Ты знаешь, что мне надо. Точнее -
кто мне нужен. Отдай его мне, и разойдемся с миром. Ваши жизни мне не нужны.
Ни твоя, ни твоей дочери, ни вашего наймита. Ты понял меня? Я иду к тебе!
- Ты отправишься во Тьму! - прорычал в ответ воин. Коротко свистнул
двойной меч; поури вновь попятились, но не от страха, а скорее освобождая
место сражающимся. На появившуюся невдалеке конницу Звияра карлики внимания
пока не обращали.
Волшебник криво усмехнулся и тоже шагнул навстречу противнику, выставив
перед собой посох. Дерево вздрогнуло и загудело, отражая удар обрушившегося
клинка; воин крутнулся вокруг себя, нанося удар вторым клинком, - но посох
опустился всего лишь самую малость, и сталь вновь налетела на преграду.
- Некогда мне с тобой возиться, - неожиданно будничным голосом сказал
волшебник, отбивая стремительный прямой выпад - прямо в сердце, - Твой сотник
вот-вот будет здесь, а поури мне еще пригодятся.
Он сделал одно движение, одно молниеносное неразличимое движение, острие
посоха рванулось вперед, натолкнулось на подставленный клинок, играючи
разломило его пополам, пробило казавшиеся несокрушимыми доспехи и глубоко
вошло в тело.
Воин пошатнулся, оцепенело уставившись на торчащее из груди черное древко.
- Ты... ты-ы-ы, - в голосе не было боли, только - безмерное удивление.
- Мне жаль, но ты встал на моем пути, - холодно уронил волшебник, резко
выдергивая посох из груди раненого.
Кровь хлынула потоком, закованное в доспехи тело с громом и лязгом рухнуло
наземь. Волшебник несколько мгновений смотрел на поверженного, и лицо его не
покидала странная кривая усмешка, словно ничуть и не нужна была ему эта победа.
Поури, все так же молча, развернулись и ринулись туда, где продолжало
упрямо и упорно отбиваться мужичье ополчение. Оно было уже обречено, но кто
среди сражавшихся ведал об этом?..
- Пойдем, - маг повернулся к своему спутнику-вампиру. - Нам здесь больше
делать нечего. Надо спешить, а то Велиом опять ускользнет.
* * *
Скит прятался в густой чаще, не сразу и найдешь - тем более после того,
как волшебство заплело и спутало все ведшие к нему тропинки. Девочка сидела
на покрытой лоскутным ковриком лавке, поджав к подбородку исцарапанные
коленки. На вид ей можно было бы дать лет семь-восемь: самая обыкновенная
девчонка, каких тысячи в землях Княж-города: курносая, слегка конопатая,
волосы выгорели на солнце почти что до белизны. Скуластое лицо не отличалось
красотой, скорее даже наоборот - малоподвижное, какое-то оцепенелое; и жили на
нем только глаза, чудные карие глаза, большие и мягкие.
Девочка вроде бы играла - вертела в руках и так и эдак тряпичную куклу,
но - странное дело - у куклы не было нарисовано ни рта, ни носа, ни глаз.
Пожалуй, другие деревенские девчонки удивились бы даже - как же с такой можно
играть? Пугало какое-то, а не кукла.
Девочка вздохнула. Ни у одной из ее кукол - как и у других игрушек - не
было лица. Мама и дедушка запретили ей это раз и навсегда. Девочка хорошо
рисовала, ей не составило бы труда сделать это самой - но этот запрет был
одним из тех немногих, нарушать которые она не могла ни при каких
обстоятельствах. Потому что иначе она погубит всех - и маму, и дедушку, и
дядю. И себя саму она тоже погубит, и никто, никто-никто-никто не сможет ей
тогда помочь.
Ей нельзя было делать ничего волшебного. Нельзя было созывать в гости
крошечных цветочных фей, поить их разведенным медком, чтобы они потом сплясали
ей свои чарующие танцы под льющуюся музыку сотен крошечных невидимых арф;
нельзя было разговаривать с наядами и дриадами, хозяйками ручьев и деревьев;
нельзя было ни в кого превращаться - когда она была совсем маленькой, ей
очень хотелось стать мышкой, посмотреть, как устроены их норки: мама успела
остановить ее только в самый последний момент, очень испугалась, плакала,
хотела отшлепать дочь; выручил дедушка, он просто показал девочке посредством
совсем несложного волшебства, что ничего интересного в мышином жилище нет и
быть не может.
Собственно говоря, этим список запретов исчерпывался. Кроме, пожалуй, еще
одного, зато стоившего, пожалуй, всего остального - никогда не играть с
другими ребятами.
О нет, взрослые старались все ей объяснить. Говорили, что они могут
умереть - да, да, по их следам идет кошмарное, страшное чудовище, которое
умеет чувствовать колдовство, и стоит девочке хоть на йоту отступить от
правил...
Однако она знала, что беда все равно придет. Рано или поздно. Она не
сомневалась, она просто знала, наверное, с самого рождения. Враг настигнет ее,
придет день, и ей придется сражаться.
Ей никто не давал читать ни одной книги по волшебству. Ни одного
посвященного магии трактата. И никто не ведал, что ей вовсе не обязательно
листать страницы, для того чтобы узнать, что написано в них. Она умела видеть
сквозь обложки и переплеты, разумеется, когда хотела. Но, конечно, объяснить,
как она это делает, девочка никогда бы не смогла. "Смотрю по-другому", вот и
все.
Сейчас она вертела в руках тряпичную куклу, прислушиваясь к тому, как
мать возится на кухне. Кастрюли и котелки гремели, гремели, гремели, маме
совершенно нечего было делать на кухне, однако она все равно перекладывала там
что-то с места на место, поправляла, переставляла и вновь перекладывала...
Девочка знала, отчего. Дядя взял свое оружие и ушел из дома, а дедушка
сидит в своем кресле с закрытыми глазами и не шевелится, словно мертвый.
Девочка знала - он жив, но он колдует. Очень-очень осторожно, чтобы враг не
смог бы увидеть их, - так же, как она видит буквы сквозь толстую кожу обложек.
Она не знала, зачем ушел дядя. Но почти не сомневалась - стряслась
какая-то беда. Наверное, опять напали враги. Не враг, именно враги, каких
много в этом мире и которых можно победить простым волшебством или даже
обычной сталью; не тот ужасный враг, при одной мысли о котором она просыпалась
почти каждую ночь - с криком и в холодном поту.
И потому девочка не боялась. Дядю победить нельзя. Он справится и с
десятью, и с сотней, и с тысячью. Он мастер боя, таких, как он, всего двое в
мире - кроме него. Он победит, как победил зимой, и вернется домой, и они
устроят настоящий праздник, все будут петь, мама станет играть на маленьком
клавесине, а они с дядей - танцевать.
Мама внезапно перестала греметь посудой.
- Отец?.. - услыхала девочка. - Папа, что случилось?.. Ты что делаешь?!
Дедушка колдовал. Для этого девочке не требовалось даже произносить тех
тайком выученных заклинаний, которыми она так гордилась. Пытался кому-то
помочь, наверное, дяде, наверное, враги оказались чуть сильнее или чуть
многочисленнее. Ничего страшного, если не слишком долго.
- Что ты делаешь! - закричала мама, бросаясь в комнату дедушки. -
Остановись! Слышишь?!
"Иначе погибнут люди", - услыхала девочка ответ деда - конечно, он-то и
помыслить не мог, что сообразительная внучка давно и легко может читать их с
мамой молчаливые беседы. "На сей раз сюда притащились поури. Погибли бы все,
и они добрались бы до нас".
Конечно, дедушка был прав. Бросать людей нельзя - это девочка знала
твердо. Книги, заменившие ей друзей, повествовали о величайшем долге
волшебника - защищать простых смертных, не владеющих даром чародейства,
защищать даже ценой собственной жизни.
"Нет! - закричала мама. - Надо уходить! Нечего ждать, собирайся! Поури
перебьют всех! Уходим, за перевал, скорее!.."
"К ограм и гоблинам?! Никогда. Да ты, главное, не бойся, ничего не
случится, справимся, как и в прошлый раз справились".
"В этот - не справимся", - с глухим отчаянием сказала мама. Повернулась и
пошла обратно на кухню - невесть зачем переставлять с места на место горшки и
плошки.
"Все равно - нельзя же людей бросать", - уже вдогонку закончил дедушка.
Наверное, хотел, чтобы за ним осталось последнее слово. Хотя какое это сейчас
имело значение? Девочка чувствовала подступающую угрозу - но такое случалось с
ней нередко, беда все время ходила рядом, искала дороги, незаговоренной,
незащищенной колдовством тропинки, и девочка привыкла жить с этим чувством. И
сегодня пока что не произошло ничего особенного.
* * *
На смертном поле еще гремело железо, еще рвались из пересохших глоток
хриплые яростные вопли. Поури уверенно теснили ополченцев к Мосту, и даже
отчаянная атака Звияра делу не помогла - не обращая внимания на потери, поури
сражались на два фронта, но отнюдь не собирались обращаться в бегство. Конники
Звияра вертелись волчками, опустошая колчаны, но в поури словно бы вселился
бес: они топтали собственных раненых и молчаливо, упрямо лезли и лезли вперед,
норовя дорваться до рукопашной.
Волшебник в последний раз окинул взглядом поле битвы, неведомо чему едва
заметно покивал головой - глаза сощурены, словно отыскивают цель.
Сколько жизней осталось тут сегодня? Тысяча, полторы, две? Сколько еще
останется?..
Некогда думать об этом. Воин Велиома погиб, и вполне возможно, маг сейчас
уже во все лопатки улепетывает к перевалу, захватив с собой внука. Надо
спешить; придется воспользоваться умением Ночного Народа к перекидыванию,
процедура малоприятная, но сейчас без нее не обойтись. Кровь, пролившаяся
сегодня, навсегда отрезала дорогу назад. Осталось только исполнить свой долг
и принять то, что последует за этим.
Черный посох в руке потяжелел, налился жаром.
Миг спустя в небо взмыли две громадные летучие мыши, которым нипочем был
дневной свет.
* * *
Страшно закричал дедушка. А миг спустя - мама. Все произошло в какие-то
несколько мгновений. Девочка внезапно увидела падающего дядю, с пробившим
грудь черным посохом, а потом - суматошное мелькание пары серых перепончатых
крыльев.
Опрокидывая стулья, из кухни метнулась мама, сгребла девочку в охапку.
Дедушка вдруг захрипел, задергался в своем кресле, точно его душила невидимая
рука.
- Беги! - закричала мама, с силой толкая девочку к задней двери. К
задней - потому что передняя внезапно затрещала под сыпавшимися градом
тяжелыми ударами, словно кто-то очень часто бил в створки настоящим тараном.
Девочка испуганным олененком метнулась к выходу - однако в тот же миг дом
вздрогнул весь, от крыши до основания, навстречу девочке рухнул косяк, и на
пороге появилась жуткая фигура, с черным дымящимся посохом в руке - тем самым,
что она видела пронзившим грудь дяди.
Левый рукав человека постоянно и неприятно вспучивался, словно там билось,
пытаясь вырваться из сетей на свободу, какое-то существо.
Девочка узнала его сразу.
Враг. Тот самый, от которого они так долго скрывались и который в конце
концов все-таки настиг их.
Девочка оцепенела, замерла на месте, что было сил прижимая к груди свою
тряпичную куклу. Мелькнула мысль, что кукле, наверное, тоже страшно - взрослые
говорят неправду, когда утверждают, будто игрушки совсем-совсем неживые.
Наперерез врагу метнулась мама, руки вскинуты над головой, словно она
собралась рубить дрова невидимым топором.
- Не-е-е-е-е-т!!! - от ее крика, казалось, сейчас рухнет крыша.
- Где он? - рявкнул в ответ враг. - Где твой сын?!
Сын? Разве у нее был еще и братишка? - мимоходом удивилась девочка. Она
никогда ни о чем подобном и слыхом не слыхивала.
Мама ничего не ответила. Просто слепо ринулась прямо на врага. Девочку
окатила волна сухого палящего жара, вокруг мамы заклубилось голубое пламя,
она начала произносить какие-то слова - дом заходил ходуном от высвобождаемой
Силы.
Девочка скорчилась в уголке, не выпуская куклы.
Враг не отступил, он взмахнул посохом - и голубое пламя столкнулось с
черными тучами, рванувшимися из-под его внезапно взметнувшегося к самому
потолку развевающегося плаща.
Мама пошатнулась, но устояла. Слова заклятья одно за другим срывались с ее
губ, и голубое пламя мало-помалу начало складываться в гротескные контуры
какого-то сказочного зверя.
"Держись!" - услыхала девочка. Так и есть - на подмогу подоспел дедушка.
Враг отступил на шаг. По его лицу внезапно потекла темная кровь - но тьма
все сгущалась и сгущалась, голубые клинки вязли и тонули в топкой черноте,
словно неосторожный путник в зыбучих песках.
Краем глаза девочка увидела дедушку - его седые волосы развевались, словно
под сильным ветром. Что он сделал - девочка в первый миг не поняла, но весь
правый бок врага словно бы взорвался изнутри, полетели обрывки одежды, кровь
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг