Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
                                   Части                         Следующая
                              Виктор ПЕЛЕВИН

                               МИТТЕЛЬШПИЛЬ




     Участок тротуара у "Националя" -  последние  десять  метров  Тверской
улицы Горького - был обнесен деревянными  столбиками,  между  которыми  на
холодном январском ветру раскачивалась веревка с мятыми красными флажками.
Желающим спуститься в подземный переход приходилось сходить с  тротуара  и
идти вдоль припаркованных машин, читая  яркие  оскорбления  на  непонятных
языках, приклеенные к стеклам изнутри. Особенно  обидной  Люсе  показалась
надпись на огромном обтекаемом автобусе - "We  show  you  Europe".  Насчет
"We" было ясно - это фирма, которой принадлежал автобус. А  вот  кто  этот
"you"?  Люсе  что-то  подсказывало,  что  имеются  в  виду   не   желающие
прокатиться иностранцы, а именно она, а этот залепленный снегом автобус  -
и есть Европа,  одновременно  близкая  и  совершенно  недостижимая.  Из-за
Европы выглянула красная милицейская харя и ухмыльнулась настолько в  такт
люсиным мыслям, что она рефлекторно повернула назад.
     Поднявшись по ступенькам на площадку перед "Интуристом", она  подошла
к ларьку, где продавали кофе. Обычно перед ним топталась очередь минут  на
пять, но сегодня из-за мороза было пусто,  и  даже  плексигласовое  оконце
было закрыто. Люся постучала.  Девушка,  дремавшая  возле  гриля,  встала,
подошла к стойке и со знакомой ненавистью глянула  на  люсину  лисью  шубу
("пятнадцать кусков", как ее называли подруги), на лисью шапку и  на  чуть
тронутое дорогой косметикой лицо, глядевшее на нее из заснеженного темного
мира.
     - Кофе, пожалуйста, - сказала Люся.
     Девушка сунула  два  кофейника  в  песок  на  плите,  взяла  рубль  и
спросила:
     - Не холодно так, весь вечер на панели?
     "Сука, а?" - подумала Люся, но в ответ  ничего  грубого  не  сказала,
взяла кофе и отошла к столику.
     Сегодня день был не очень удачный. Точнее сказать, совсем неудачный -
возле "Националя" гужевались одни пьяные финны,  и  то,  похоже,  какие-то
рыболовы. Мелькнул только седоватый худой француз с выпуклыми  развратными
глазами - но, прошмыгнув раза два мимо Люси, так ничего и не сказал, кинул
на лед возле урны пустую пачку "Житана", сунул руки в карманы  дубленки  и
исчез за углом. Мороз.  Холодно  было  так,  что  даже  шоферы,  торгующие
сигаретами, презервативами и пивом, перенесли  свою  особую  экономическую
зону с улицы в узкий тамбур  "Националя",  где  шутливо  переругивались  с
весельчаком швейцаром:
     - Это ты раньше был в гэбухе полковник, а сейчас такое же говно,  как
все... Или ты может весь холл купил? У нас тоже права человека имеются...
     Люся зашла к ним, купила за четвертной "Салем" у какого-то  дедуни  с
разъеденным носом, и вышла опять на мороз. Фирма дрыхла по  своим  номерам
или глядела в окна на мигающий разноцветными  огнями  замерзший  город,  и
совсем, похоже, не думала о люсином нежном теле.
     "Пойти, что ли, в "Москву"?
     Люся  брезгливо  поглядела  на  серый  имперский  фасад,   украшенный
двухметровыми синими снежинками на белых полотнищах - от  ветра  по  ткани
проходили волны, и снежинки казались огромными синими вшами,  шевелящимися
на холодной стене.
     "Хотя там тоже тухло..."
     У подъезда "Москвы" было действительно безрадостно:  снег,  завывание
ветра - так и казалось, что из-за колонн сейчас выйдут ребята  с  простыми
открытыми лицами, в шинелях, с овчарками на  широких  брезентовых  ремнях.
Внутри, в больших мраморных сенях, пьяная восточная компания пела какой-то
древний  боевой  гимн,  а  с  третьего  этажа  долетала  другая  музыка  -
ресторанная, блеющая:
     - Воу-оу, ю-ин-зи-ами-нау...
     Люся сдала шубу и шапку, поправила  невесомый  свитер  с  серебряными
блестками и пошла на второй этаж. Хоть место  было  и  гнилое,  а  все  же
именно здесь осенью Люся  сняла  немца  на  триста  марок  и  два  флакона
"Пуассона"  с  распылителем.  Лучше  всего  -  это  какой-нибудь   пожилой
коммивояжер с полоской от  обручального  кольца  на  волосатом  безымянном
пальце - толстячок, уже обтяпавший свои дела с соввластью и ждущий  теперь
от дикой северной земли в меру  сладкого  и  опасного  приключения.  Такой
клиент не торчит на ступенях "Интуриста", а идет в  угол  потемнее,  вроде
"Москвы" или даже "Минска", от страха  платит  много,  да  и  не  заразный
наверняка. А в запросах трогательно прост.  Но  встречается  он  редко  и,
главное, непредсказуемо - это как рыбу удить.
     Люся взяла два коктейля, села за  угловой  столик  в  баре,  щелкнула
зажигалкой и дунула дорогим дымом в  темный  потолок.  Вокруг  было  почти
пусто. За столиком напротив сидели два морских офицера в  черной  форме  -
лысые, с гробовыми лицами. Перед каждым желтело по нетронутому  стакану  с
коктейлем, а на полу под столиком стояла бутылка водки -  они  пили  через
длинную пластиковую трубочку, передавая ее друг другу таким же спокойным и
точным движением, каким, наверно, нажимали кнопки и  переключали  тумблеры
на пультах своего подводного ракетоносца.
     "Допью - и домой", - подумала Люся.
     Заглушая музыку с третьего этажа, заиграл магнитофон, и тут  вдруг  у
Люси по спине прошла слабая судорога.  Это  была  старая  песня  "Аббы"  -
что-то про трубача, луну и  так  далее.  В  восемьдесят  четвертом  -  или
восемьдесят пятом? - именно  ее  все  лето  крутил  старенький  катушечный
"Маяк" в штабе стройотряда.  Где  ж  это  было?  Астрахань?  Или  Саратов?
Господи, со странным чувством подумала Люся,  вот  ведь  забросила  жизнь.
Сказал бы кто тогда, даже в шутку - сразу бы в рожу получил.  И,  главное,
как-то все само собой вышло. Или не само?
     - П-а-а-звольте вас пригласить.
     Люся подняла голову. Перед  ней  стоял  черный  морской  офицер,  без
выражения глядел ей в лицо и чуть покачивал  длинными  руками,  вытянутыми
вдоль туловища.
     - Куда? - не поняла Люся.
     - На танец. Армия - это танец. Танец рождает свободу.
     Люся открыла было рот, а потом  неожиданно  для  самой  себя  кивнула
головой и встала.
     Черные руки, как замок на чемодане, сщелкнулись у нее  за  спиной,  и
офицер стал мелкими шагами ходить между столиков, увлекая Люсю за собой  и
норовя прижаться к ней своим черным кителем - это был даже  не  китель,  а
что-то вроде школьной курточки, только большой и с  погонами.  Перемещался
офицер совершенно не в такт  музыке.  Видно,  у  него  внутри  играл  свой
маленький оркестр, исполнявший что-то медленное и надрывное.  Из  его  рта
веяло водкой -  не  перегаром,  а  именно  холодным  и  чистым  химическим
запахом.
     - Ты чего лысый-то? - спросила Люся, чуть отпихивая офицера от  себя.
- Ведь молодой еще.
     - Семь лет в стальном  гробу-у,  -  тихо  пропел  офицер,  подняв  на
последнем слове голос почти до фальцета.
     - Шутишь? - спросила Люся.
     - В гробу-у, - протянул офицер, и откровенно прижался к ней.
     - А ты знаешь хоть, что такое свобода?  -  отталкивая  его,  спросила
Люся. - Знаешь?
     Офицер что-то промычал.
     Музыка кончилась, и Люся, без всяких церемоний отделив его  от  себя,
вернулась к столику и села. Коктейль  был  на  вкус  отвратительным;  Люся
отодвинула его, и, чтобы  чем-нибудь  себя  занять,  раскрыла  на  коленях
сумочку. Раздвинув страницы лежащего  между  пудреницей  и  зубной  щеткой
номера "Молодой  Гвардии"  (зная,  что  этого  журнала  никто  никогда  не
откроет, она прятала в нем валюту),  она  стала  наощупь  считать  зеленые
пятерки, вызывая в памяти благородное лицо Линкольна и надпись со  словами
"legal tender", которые она переводила как "легальная  нежность".  Бумажек
оставалось всего восемь, и Люся,  вздохнув,  решила  попытать  счастья  на
третьем этаже, чтобы не мучила потом совесть.
     Дорогу  наверх  преграждал  толстый  бархатный  шнур,  перед  которым
толпились совки, желающие попасть в ресторан, а узкий остававшийся  проход
был заполнен сидящим на  табурете  старшим  официантом  в  синей  форме  с
какими-то желтыми нашивками. Люся кивнула ему, перешагнула шнур, поднялась
в ресторан и свернула в кафельный закуток перед буфетом. Там как раз стоял
знакомый официант Сережа и через пластмассовую воронку  переливал  остатки
шампанского из множества бокалов в бутылку, уже перехваченную салфеткой  и
стоящую в ведерке.
     - Привет, Сережа, - сказала Люся, - как сегодня?
     Сережа улыбнулся и помахал ей рукой -  он  относился  к  Люсе  с  тем
бескорыстным уважением и  симпатией,  с  каким,  наверно,  знатный  токарь
думает субботним вечером о знакомом асе-фрезеровщике.
     - Ерунда, Люсь. Два поляка драных и Кампучия с тяпками. Ты в  пятницу
приходи. Нефтяные арабы будут. Я тебя к самому потному посажу.
     - Боюсь я эту Азию, - вздохнула Люся.  -  Я  как-то  с  одним  арабом
работала - ты, Сергей, не поверишь. Он с собой в чемодане дамасскую  саблю
возит - она сворачивается, как этот... - Люся показала руками.
     - Ремень, - подсказал Сергей.
     - Нет, не  ремень,  а  этот...  Метр  складной.  Он  без  этой  сабли
возбудиться не может. Всю ночь ее из руки  не  выпускал,  подушку  пополам
разрубил. Я к утру вся в пуху была. Хорошо там ванная в номере...
     Сережа посмеялся, подхватил поднос с шампанским и убежал в зал.  Люся
задержалась  на  секунду  у  мраморного  ограждения,  чтобы  поглядеть  на
расписной потолок - в его центре была огромная фреска,  изображавшая,  как
Люся смутно догадывалась,  сотворение  мира,  в  котором  она  родилась  и
выросла, и который за последние несколько лет уже успел куда-то исчезнуть:
в центре огромными букетами расплывались огни салюта, а  по  углам  стояли
титаны - не то лыжники в тренировочных, не то  студенты  с  тетрадями  под
мышкой, - Люся никогда не разглядывала их,  потому  что  все  ее  внимание
притягивали стрелы и звезды салюта, нарисованные какими-то давно  забытыми
цветами, теми самыми,  которыми  утро  красит  еще  иногда  стены  старого
Кремля: сиреневыми,  розовыми  и  нежно-лиловыми,  напоминающими  о  давно
канувших в Лету жестяных карамельных коробках,  зубном  порошке  и  ветхих
настенных календариках, оставшихся вместе с пачкой  облигаций  от  забытой
уже бабушки.
     При виде этой  росписи  Люсе  всегда  становилось  грустно;  стало  и
сейчас. Здесь ее часто посещали мысли о бренности существования  -  а  тут
еще вспомнилась знакомая, Наташа, которая  нашла  себе  в  мужья  пожилого
негра и уже совсем было собрала чемоданы, но совершенно неожиданно  вместо
хлебной и теплой Зимбабве попала на мерзлое  советское  кладбище.  Кто  ее
убил, было совершенно непонятно, но,  видимо,  это  был  какой-то  маньяк,
потому что во рту у нее нашли белую шахматную пешку.
     Люся представила себе покрытый ледяной коркой сугроб, а в нем -  свой
труп с открытым ртом, из которого торчит белая пешка,  и  ей  вдруг  стало
страшно оставаться в этом огромном, нечистом, орущем  пьяными  голосами  и
дребезжащем посудой здании.
     Она быстро вышла из зала и пошла вниз,  к  гардеробу.  Видно,  что-то
произошло с ее лицом - старший официант посмотрел на  нее  и  сразу  отвел
удивленный взгляд в сторону. "Успокойся, дура, - велела себе Люся, - как с
такими мыслями работать будешь? Никто тебя не убьет." Музыка из  ресторана
была слышна внизу даже лучше, чем на третьем этаже - тише, но отчетливей.
     - Воу-оу, - Бог весть в какой раз провыл за сегодня  певец,  хлопнула
дверь, и то же самое завыл ветер.


     У подъезда  стояла  девушка  в  черном  кожаном  балахоне  и  зеленой
шерстяной шапочке. Из ее кармана торчал номер "Молодой  Гвардии",  и  Люся
поняла, что это коллега. Да и без журнала можно было догадаться.
     - Дай сигарету, - попросила девушка.
     Люся дала, и девушка закурила. - Как там? - спросила она.
     - Пустота, - ответила Люся, - пьяные  матросы  какие-то  и  совки.  В
"Интурист" пойти, что ли?
     - Только что оттуда, - ответила девушка. - Там  береза  сидит,  Аньку
сегодня опять повязали. Ее кубинский генерал  кокаином  угостил,  так  ей,
дуре, так стало радостно, что она официанту двадцать  долларов  сунула  на
чай. А официант идейный оказался, в Сальвадоре контуженный. Он ей  говорит
- попалась бы ты мне, сука, в джунглях, я б тебя сначала ребятам отдал для
потехи, а потом - голой жопой в термитник. Я, говорит, кровь  проливал,  а
ты страну позоришь.
     - Еще подумать надо, кто страну позорит. А чего  они  обнаглели  так?
Опять на венских переговорах тупик?
     - Да причем тут переговоры, - сказала девушка.  -  Это  что-то  новое
идет. Ты про Наташу слышала?
     - Про  какую?  Которую  убили,  что  ли?  -  стараясь,  чтобы  вопрос
прозвучал небрежно, спросила Люся.
     - Ну. Которую с пешкой во рту в сугроб бросили.
     - Слышала. И что?
     - А то, что позавчера у "Космоса" Таньку Поликарпову нашли. С ладьей.
     - Таньку замочили? - похолодела Люся. - Неужто гэбэ? Или рэкет?
     - Не знаю, не знаю, - задумчиво сказала девушка. - Не похоже.  Валюту
не взяли, сумку с продуктами - тоже. Только ладью положили в  рот.  Ну  да
ладно, чего об этом на ночь глядя...
     Люся нервно полезла за сигаретой.
     - Тебя как звать-то? - спросила она.
     - Нелли, - ответила девушка, - а ты  Люся,  я  знаю.  Как  раз  Анька
сегодня про тебя вспоминала.
     Люся внимательно поглядела на  собеседницу:  ямочки  на  щеках,  чуть
вздернутый нос, подчерненные ресницы - Люсе казалось, что она  уже  видела
где-то это лицо, видела много раз.
     "Где же я ее встречала? - напряженно  думала  Люся,  -  да  уж  и  не
контора ли?"
     - Я вообще в "Космосе" работаю, - сказала  Нелли,  словно  прочтя  ее
мысли, - только там неделю назад наряд на дверях сменили. А пока  к  новым
подрулишь, состаришься. Они вчера француза не пускали, карточку  в  номере
забыл. Он им кричит, чтоб в регистрационной книге посмотрели, а они -  как
столбы...
     Люся вроде бы вспомнила.
     - А я тебя в "Национале" видела, - неуверенно сказала она, - в  баре.
Платье у тебя классное.
     - Какое?
     - Коричневое с черным.
     - А, - улыбнулась Нелли, - Ив Сен-Лоран.
     - Врешь.
     Нелли пожала плечами. Возникла неловкая пауза, и тут какой-то молодой
человек,  уже  несколько  минут  тершийся  рядом,  сделал  к  ним  шаг   и
фрикативно, с малоросским выговором, но очень отчетливо выговаривая слова,
спросил:
     - Эй, герлы, гринов не  пихаете?  Люся  брезгливо  поглядела  на  его
кроличью ушанку и куртку из плохой кожи, а потом только - на румяное  лицо
с рыжеватыми усиками и водянистыми глазами.
     - Эх, береза, - сказала она, - навезли  вас  в  Москву.  Да  ты  хоть
знаешь, как мы грины называем?
     - Как? - покраснев поверх румянца, спросил молодой человек.
     - Доллары. И мы не герлы никакие, а девушки. Скажи своему  командиру,
что ваши словари уже десять лет говно.
     Молодой человек хотел что-то сказать, но его перебила Нелли.
     - Не обижайся, Вась. Мы ведь тоже такими как ты когда-то были. На вот
тебе пять долларов, выпей кофе в баре.
     Люся вздрогнула.
     - Зря ты его так, -  сказала  Нелли,  когда  молодой  человек  побито
скрылся за квадратной колонной. - Это ж Вася, постовой из Внешэкономбанка.
Его каждую неделю присылают курс узнавать.
     - Ладно, - сказала Люся, - я домой порулила. Увидимся еще.
     - Может, выпьем вместе?
     Люся помотала головой и улыбнулась. -  Увидимся,  -  сказала  она,  -
пока.


     Дойдя с поднятой рукой аж до самого Манежа,  Люся  всерьез  замерзла.
Холодно было лицу и рукам, и, как всегда на морозе, тупо заныли груди. Она

Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг