Виктор ПЕЛЕВИН
ЖЕЛТАЯ СТРЕЛА
12
Андрея разбудил обычный утренний шум - бодрые разговоры в туалетной
очереди, уже заполнившей коридор, отчаянный детский плач за тонкой стенкой
и близкий храп. Несколько минут он пытался бороться с наступающим днем, но
тут заработало радио. Заиграла музыка - ее, казалось, переливали в эфир из
какой-то огромной общепитовской кастрюли.
- Самое главное, - сказал невидимый динамик совсем рядом с головой, -
это то, с каким настроением вы входите в новое утро. Пусть ваш сегодняшний
день будет легким, радостным и пронизанным лучами солнечного света - этого
вам желает популярная эстонская певица Гуна Тамас.
Андрей свесил ноги на пол и нащупал свои ботинки. На соседнем диване
похрапывал Петр Сергеевич - судя по энергичным рывкам его спины и зада,
прикрытого простыней с треугольными синими штампами, он собирался провести
в объятиях Морфея еще не меньше часа. Было видно, что Петру Сергеевичу
нипочем ни утренний привет Гуны Тамас, ни коридорные голоса, но другим его
воздушная кольчуга помочь не могла, и новый день для Андрея бесповоротно
начался.
Одевшись и выпив полстакана холодного чая, он сдернул с крючка
полотенце с вышитым двухголовым петухом, взял пакет с туалетными
принадлежностями и вышел в коридор. Последним в туалетной очереди стоял
бородатый горец по имени Авель - на его большом круглом лице отчего-то не
было обычного благодушия, и даже зубная щетка, торчавшая из его кулака,
казалась коротким кинжалом.
- Я за тобой, - сказал Андрей, - а пока покурить схожу, ладно?
- Не переживай, - мрачно сказал Авель. Когда за Андреем защелкнулась
тяжелая дверь с глубоко вцарапанной надписью "Локомотив - чемпион" и
небольшим заплеванным окошком, он вспомнил, что сигареты у него кончились
еще вчера. К счастью, сразу за дверью сидел наперсточник, вокруг которого
стояло несколько человек. Андрей стрельнул штуку "дорожных" у одного из
зрителей и встал рядом.
Наперсточник был старым и морщинистым, похожим на умирающую обезьяну,
и пустая пивная банка для милостыни пошла бы ему куда больше, чем три
коричневых стаканчика из пластмассы, которые он медленно водил по куску
картона. Впрочем, это мог быть патриарх и учитель - ассистенты у него были
очень внушительные и крупногабаритные. Их было двое, в одинаковых рыжих
куртках, сшитых китайскими политзаключенными из на редкость паршивой кожи;
они довольно правдоподобно ссорились, пихали друг друга в грудь и по
очереди выигрывали у наставника новенькие пятитысячные бумажки, которые
тот подавал им молча и не поднимая глаз.
Андрей отошел в сторону и прислонился к стене у окна. Радио угадало -
день был и правда солнечный. Косые желтые лучи иногда касались
приподнимающейся лысины наперсточника, клочковатые остатки седых волос на
его голове на миг превращались в сияющий нимб, и его манипуляции над
листом картона начинали казаться священнодействием какой-то забытой
религии.
- Эй, - сказал один из ассистентов, поднимая голову, - ты чего
дымишь? Тут и так воздух спертый.
Андрей не ответил. Можно в письмо газету написать, подумал он, - мол,
братья и сестры, слышал я, у нас и воздух сперли.
- Глухой? - окончательно выпрямляясь, повторил ассистент. Андрей
опять промолчал. Ассистент был неправ по всем понятиям - территория здесь
была чужая.
- Кручу, верчу, много выиграть хочу, - вдруг проскрипел наперсточник.
Видимо, это был условный знак - ассистент все понял, дернул головой и
сразу же вернулся к прерванной перебранке с напарником. Андрей последний
раз затянулся и кинул окурок им под ноги.
Очередь как раз подошла. Авель куда-то исчез, и перед Андреем
осталась только женщина с грудным ребенком на руках. Против ожиданий, они
управились очень быстро.
Закрыв за собой дверь, Андрей включил воду, поглядел на свое лицо в
зеркале и подумал, что за последние лет пять оно не то что повзрослело или
постарело, а, скорее, потеряло актуальность, как потеряли ее расклешенные
штаны, трансцендентальная медитация и группа "Fleetwood Mac". Последнее
время в ходу были совсем другие лица, в духе предвоенных тридцатых, из
чего напрашивалось множество далеко идущих выводов. Предоставив этим
выводам идти туда в одиночестве, Андрей почистил зубы, быстро умылся и
пошел к себе.
Петр Сергеевич уже проснулся и сидел у стола, почесываясь и
перелистывая старый номер "Пути", который Андрей выменял вчера у цыгана на
банку пива, но так и не стал читать.
- С добрым утром, Андрей! - сказал Петр Сергеевич и ткнул пальцем в
газету. - Вот пишут: существование снежного человека можно считать
документально доказанным.
- С добрым утром, Петр Сергеевич, - сказал Андрей. - Ерунда это. Вы
сегодня опять всю ночь храпели.
- Врешь. Правда что ли?
- Правда.
- А ты свистел?
- Свистел, свистел, - ответил Андрей. - Еще как. Только без толку. Вы
когда на спину переворачиваетесь, сразу начинаете храпеть, и потом уже все
бесполезно. Лучше б вы себя привязывали, чтобы на боку лежать все время.
Помните, как вы в прошлом году делали?
- Помню, - сказал Петр Сергеевич. - Я тогда моложе был. Сейчас мне
так не уснуть. Ой, беда какая. Это все нервы у меня. Я ведь раньше,
Андрюша, до реформ этих ебаных, никогда не храпел. Ну ничего, придумаем
что-нибудь.
- Чего еще пишут? - кивая на газету, спросил Андрей - пока Петр
Сергеевич не начал вспоминать о том, что было до реформ, его мыслям надо
было дать какое-нибудь направление.
Водя пальцем по зеленоватому листу и однообразно матерясь, Петр
Сергеевич принялся пересказывать передовую статью, а Андрей, кивая и
переспрашивая, стал обдумывать свои планы на день. Сперва предстояло идти
завтракать, а потом надо было зайти к Хану - к нему имелось какое-то
смутное дело.
11
В ресторане, длинном и узком помещении с десятком неудобных столиков,
было еще пусто, но уже пахло горелым, причем казалось, что сгорело что-то
тухлое. Андрей сел за свое обычное место у окна, спиной к кассе, и, щурясь
от солнца, поглядел в меню. Там были только пшенка, чай и коньяк
азербайджанский. Андрей поймал взгляд официанта и утвердительно кивнул.
Официант показал пальцами что-то маленькое, грамм на сто, и вопросительно
улыбнулся. Андрей отрицательно помотал головой.
Горячий солнечный свет падал на скатерть, покрытую липкими пятнами и
крошками, и Андрей вдруг подумал, что для миллионов лучей это настоящая
трагедия - начать свой путь на поверхности солнца, пронестись сквозь
бесконечную пустоту космоса, пробить многокилометровое небо - и все только
для того, чтобы угаснуть на отвратительных останках вчерашнего супа. А
ведь вполне могло быть, что эти косо падающие из окна желтые стрелы
обладали сознанием, надеждой на лучшее и пониманием беспочвенности этой
надежды - то есть, как и человек, имели в своем распоряжении все
необходимые для страдания ингредиенты.
"Может быть, я и сам кажусь кому-то такой же точно желтой стрелой,
упавшей на скатерть. А жизнь - это просто грязное стекло, сквозь которое я
лечу. И вот я падаю, падаю, уже черт знает сколько лет падаю на стол перед
тарелкой, а кто-то глядит в меню и ждет завтрака..."
Андрей поднял глаза на телевизор в углу и увидел какое-то
примелькавшееся лицо, беззвучно открывающее рот перед тремя коричневыми
микрофонами. Потом камера повернулась и показала двух человек, которые
яростно толкались у другого микрофона, с бесстыдным фрейдизмом хватая друг
друга за одинаковые рыжие галстуки.
Подошел официант и поставил на стол завтрак. Андрей посмотрел в
алюминиевую миску. Там была пшенка и растаявший кусок масла, похожий на
маленькое солнце. Есть совершенно не хотелось, но Андрей напомнил себе,
что следующий раз попадет сюда в лучшем случае вечером, и стал стоически
глотать теплую кашу.
Появились первые посетители, и ресторан стал постепенно заполняться
их голосами - у Андрея было такое ощущение, что на самом деле тишина
оставалась ненарушенной, просто помимо нее появилось несколько
притягивающих внимание раздражителей. Тишина была похожа на пшенку в его
миске - она была такой же густой и вязкой; она деформировала голоса,
которые звучали на ее фоне отрывисто и истерично. За соседним столом
громко говорили о снежном человеке, которого будто бы видела вчера
какая-то сумасшедшая старуха. Андрей сначала прислушивался к разговору, а
потом перестал.
Напротив него уселся румяный седой мужчина в строгом черном кителе с
небольшими серебряными крестиками на лацканах.
- Приятного аппетита, - сказал он, улыбнувшись.
- Да бросьте вы, - сказал Андрей.
- Что это вы такой мрачный? - удивленно спросил сосед.
- А вы чего такой веселый?
- Я не весел, - ответил сосед, - я радостен.
- Ну и я тоже, - сказал Андрей, - не мрачен, а задумчив. Сижу и
размышляю.
Доев кашу, он придвинул к себе стакан с чаем и принялся размешивать в
нем сахар. Сосед продолжал улыбаться. Андрей подумал, что сейчас он опять
заговорит, и стал крутить ложечкой быстрее.
- Думать, а иногда и размышлять, - сказал сосед, сделав дирижирующее
движение рукой, - разумеется, полезно и в жизни весьма часто необходимо.
Но все зависит от того, откуда этот процесс берет, так сказать, свое
начало.
- А что, - спросил Андрей, - есть разные места?
- Вы сейчас иронизируете, а они, между тем, действительно есть.
Бывает, что человек пытается сам решить какую-то проблему, хотя она решена
уже тысячи лет назад. А он просто об этом не знает. Или не понимает, что
это именно его проблема.
Андрей допил чай.
- А может, - сказал он, - это действительно не его проблема.
- У всех нас на самом деле одна и та же проблема. Признать это мешает
только гордость и глупость. Человек, даже очень хороший, всегда слаб, если
он один. Он нуждается в опоре, в чем-то таком, что сделает его
существование осмысленным. Ему нужно увидеть отблеск высшей гармонии во
всем, что он делает. В том, что он изо дня в день видит вокруг.
Он ткнул пальцем в окно. Андрей поглядел туда и увидел лес, далеко за
которым, у самого горизонта, поднимались в небо три огромных, коричневых
от ржавчины трубы какой-то электростанции или завода - они были такими
широкими, что больше походили на гигантские стаканы. Андрей засмеялся.
- Чего это вы? - спросил сосед.
- Знаете, - сказал Андрей, - я себе сейчас представил такого
огромного пьяного мужика с гармошкой, до неба ростом, но совсем тупого и
зыбкого. Он на этой своей гармошке играет и поет какую-то дурную песню,
уже долго-долго. А гармошка вся засаленная и блестит. И когда внизу это
замечают, это называется отблеском высшей гармонии.
Сосед чуть поморщился.
- Все это, знаете, не ново, - сказал он. - Иерархия демиургов,
несовершенный уродливый мир и так далее, если вас интересует историческая
параллель. Гностицизм, одним словом. Но ведь счастливым он вас никогда не
сделает, понимаете?
- Еще бы, - сказал Андрей, - слова-то какие страшные. А что меня
сделает счастливым?
- К счастью путь только один, - веско сказал сосед и ковырнул вилкой
в миске, - найти во всем этом смысл и красоту и подчиниться великому
замыслу. Только потом по-настоящему начинается жизнь.
Андрей хотел было спросить, чьему именно замыслу надо подчиниться и
какому из замыслов, но подумал, что в ответ на этот вопрос собеседник
обязательно всучит ему какую-нибудь брошюру, и промолчал.
- Может, вы и правы, - сказал он, вставая из-за стола, - спасибо за
беседу. Извините, у меня просто с утра настроение плохое. Вы, я вижу,
очень образованный человек.
- Так у меня работа такая, - сказал сосед. - Спасибо вам. А вот это
возьмите на память.
Сосед протянул ему маленький цветной буклет, на обложке которого было
нарисовано неправдоподобно розовое ухо, в которое влетала сияющая -
видимо, с отблеском высшей гармонии - металлическая нота с двумя
крылышками, примерно двенадцатого калибра. Поблагодарив, Андрей сунул
буклет в карман и пошел к выходу.
Торопиться было некуда, но все равно он шел быстро, время от времени
с извинениями задевая кого-нибудь из множества людей, бродивших, как и
всегда в это время дня, по узким коридорам. Они глядели в окна, улыбались,
и на их лицах дрожали пятна солнечного света. Отчего-то было необычно
много молодых, но уже растолстевших женщин в турецких спортивных костюмах
- вокруг них крутились молчаливые дети, занятые бессистемным изучением
окружающего мира. Иногда рядом появлялись мужья в майках навыпуск; у
многих в руках было пиво.
Андрей чувствовал, что наступивший день уже взял его в оборот и
принуждает думать о множестве вещей, которые его совершенно не интересуют.
Но сделать ничего было нельзя - голоса и звуки из окружающего пространства
беспрепятственно проникали в голову и начинали перекатываться внутри, как
шарики в лотерейном барабане, становясь на время его собственными мыслями.
Сначала все заполняли несущиеся из невидимых динамиков инфернальные
частушки, потом пришлось думать о какой-то Надежде, к которой придут после
отбоя, потом стали передавать прогноз погоды, и Андрей начал коситься в
проплывающие мимо окна, за которыми должен был усилиться южный ветер.
Несколько раз он обходил кучки людей, склонившихся перед походным алтарем
очередного наперсточника - больше всего поражало то, что все наперсточники
и их ассистенты были очень похожи друг на друга и даже изъяснялись с одним
и тем же южным выговором, словно это была особая народность, где с детства
изучали искусство прятать под грязным ногтем большого пальца поролоновый
шарик и передвигать по картонке три перевернутых стакана. Прошло еще
несколько минут, и Андрей наконец остановился у двери из желтоватого
пластика с цифрой "XV" и царапиной, похожей на обращенную вверх стрелу.
Хан был один - он сидел за столом, прихлебывал чай и глядел в окно.
На нем, как обычно, был черный тренировочный костюм с надписью "Angels of
California", который всегда вызывал у Андрея легкие сомнения по поводу
калифорнийских ангелов. Еще Андрей заметил, что Хан давно не брился и стал
похож на Тосиро Мифунэ, входящего в очередной образ, - похож тем более,
что из-за примеси монголоидной крови глаза у него были такими же
раскосыми.
- Привет, - сказал Андрей.
- Привет. Закрой дверь.
- А если соседи вернутся?
- Не вернутся, - сказал Хан.
Андрей закрыл дверь, и никелированный замок громко щелкнул. У него
мелькнуло какое-то нехорошее предчувствие - щелчок замка напоминал звук
передергиваемого затвора. Потом собственный страх показался ему смешным.
- Садись, - сказал Хан, кивая на место напротив.
Андрей сел.
- Что нового? - спросил Хан.
- Так, - сказал Андрей. - Ничего. Ты когда-нибудь думал, куда делись
последние пять лет?
- Почему именно пять?
- Цифра не имеет значения, - сказал Андрей. - Я говорю "пять", потому
что лично я помню себя пять лет назад точно таким же, как сейчас. Так же
шатался тут повсюду, глядел по сторонам, думал то же самое. А ведь еще
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг