Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
     - Я!!! Я!!! Я!!! Я!!!
     - Кончай базарить, - вмешался Володин, - а то выкинет всех.
     - Так он же сука, - заорал Шурик, - он всех кинул!
     - Говорю, кончай. Нашел время. На себя лучше посмотри.
     - На какого еще себя?
     - А кто сейчас говорит? Вот на него и посмотри.
     - На себя? Ой... Да... Ой...
     - Так-то. А говоришь, страшного ничего нет в мире.
     - Да... Верно... Ой, бля-я-я! Слышь, Володин, и правда страшно. Очень
страшно. На самом деле страшно. Володин, слышь, а  где  свет-то?  Володин?
Страшно!
     - А говоришь, страшного ничего нет в мире, - сказал  Володин,  поднял
голову и расширившимися глазами посмотрел в пустоту, будто  что-то  в  ней
увидел.
     - Так, - сказал он изменившимся голосом, пихая  Шурика  и  Коляна,  -
ноги делаем. Быстро!
     - Володин! Не слышу тебя почти! - раскачиваясь из стороны в  сторону,
орал Шурик. - Володин, страшно! Эй, Колян! Отзовись, Колян!
     - Я. Я. Я.
     - Эй, Колян! Ты меня видишь? На себя только не  смотри,  а  то  темно
станет. Ты меня видишь, Колян?
     - Я? Я?
     - В лес бежим, быстро! - повторил Володин и вскочил на ноги.
     - Какой лес? Ведь никакого леса нет на самом деле!
     - Ты, главное, беги, а лес образуется. Давай беги! И ты, Колян,  ноги
делай. Сбор у костра.
     - Я?! Я?! Я?!!
     - Головка от хуя. Говорю, все в лес бежим! Шухер!


     Если даже допустить, что костер, горевший на поляне  несколько  часов
назад, действительно был маленькой  вселенной,  то  теперь  эта  вселенная
прекратила свое существование и все страдания ее обитателей угасли  вместе
с ними. Поляна была темна, пуста и безвидна, и только легкий дымок носился
над угасшими углями.
     Вдруг в машине зазвонил радиотелефон, и сразу же в  кустах  зашуршала
какая-то вспугнутая мелкая живность. Радиотелефон звонил долго, и примерно
на двадцатом гудке эта настойчивость была вознаграждена. Из  леса  долетел
хруст веток и быстро приближающиеся шаги,  смутная  тень  метнулась  через
поляну к машине, и раздался голос:
     - Алло! Акционерное общество "Ультима Туле"! Конечно узнал,  конечно.
Да! Да! Нет! Скажи Сереже Монголоиду,  чтобы  он  меня  не  злил.  Никаких
перечислений. Налом без эндээс,  а  договор  порвем.  Завтра  в  десять  в
конторе... Не, не в десять, а в двенадцать. Все.
     Это был Володин. Положив трубку, он открыл багажник машины, нашарил в
нем канистру и плеснул из нее на остатки костра.  Ничего  не  произошло  -
видимо, даже угли успели погаснуть. Тогда Володин чиркнул спичкой,  бросил
ее на землю, и вверх взвился яркий клуб красно-желтого огня.
     Спрятав канистру в багажник, он несколько  минут  собирал  по  поляне
сучья и ветки и кидал их в огонь, и, когда из леса на свет выбрели Шурик с
Коляном, костер уже снова вовсю пылал на том же месте.
     Появились они по очереди. Сначала появился  Колян  -  перед  тем  как
выйти на поляну, он почему-то долго сидел в кустах на ее краю, вглядываясь
из-под ладони в огонь. Затем он все же решился, подошел к костру  и  молча
сел на свое прежнее место. Шурик подошел минут через десять - держа в руке
"ТТ" с длинным глушителем, он выбрел на поляну, оглядел Коляна с Володиным
и спрятал пистолет под свой кашемировый бушлат.
     - Чтоб я эти поганки когда-нибудь в жизни  еще  раз  в  рот  взял,  -
сказал он глухим голосом, - ни за какие бабки. Две обоймы расстрелял, а  в
кого - не пойму.
     - Не понравилось? - спросил Володин.
     - Сначала-то ничего было, - ответил Шурик, - а вот потом... Слушай, а
о чем мы перед самым взрывом говорили?
     - Перед каким взрывом? - удивленно спросил Володин.
     - Ну это... Или как назвать...
     Шурик поднял глаза на Володина, словно надеясь, что тот подскажет ему
нужные слова, но Володин сохранял молчание.
     - Ну как, - сказал  Шурик,  -  в  самом  начале  мы  о  вечном  кайфе
говорили, это я помню. А потом базар куда-то съехал, тыр-пыр, а потом  как
огнем в глаза даст... Ты же еще сам орал, чтоб в лес бежали. Я, как в себя
пришел,  сначала  подумал,  что  машина  взорвалась.  Что  эти  козлы   из
"Нефтехимпрома" бомбу подложили. А потом думаю - вроде нет. Огонь был, это
точно, а бензином не воняло. Значит, психика.
     - Да, - сказал Володин, - факт. Психика.
     - Это что, и был твой вечный кайф? - спросил Шурик.
     - Можешь считать, что да, - ответил Володин.
     - А как ты сделал, что мы его все увидели? - спросил Шурик.
     - Это не я сделал, - ответил Володин, - это Колян. Это  он  нас  туда
затащил.
     Шурик поглядел на Коляна. Тот недоуменно пожал плечами.
     - Да, - продолжал Володин, собирая лежащие у костра вещи и кидая их в
открытую дверь машины, -  вот  такие  дела.  Посмотри,  Шурик,  на  своего
кореша. По понятиям  никогда  не  волок  особо,  а  сподобился.  Правильно
базарят: блаженны нищие духом.
     - Ты чего, ехать собираешься? - спросил Шурик.
     - Собираюсь,  -  сказал  Володин.  -  Пора.  У  нас  в  двенадцать  с
"Нефтехимпромом" стрелка. А пока доедем, пока то да се...
     - В общем, ничего не помню толком, - подвел  Шурик  итоги.  -  Только
чувствую себя странно. Первый раз в жизни что-то хорошее сделать  хочется.
Помочь кому, что ли. Или от мук спасти. Всех-всех сразу взять и спасти...
     Он на  секунду  поднял  к  звездному  небу  лицо,  которое  приобрело
мечтательное и возвышенное выражение, и тихо  вздохнул.  Потом  -  видимо,
придя в себя, - шагнул к костру, повернулся к двум своим спутникам спиной,
повозился руками возле пояса, и языки  огня  почти  мгновенно  угасли  под
ударом тяжелой пенной струи.


     Через несколько минут машина уже ехала по проселочной дороге,  больше
похожей на прорытый в лесу неглубокий окоп.  Колян  похрапывал  на  заднем
сиденье, сидевший за рулем Володин вглядывался в  прорезанную  лучами  фар
темноту, а Шурик о чем-то размышлял, нервно покусывая нижнюю губу.
     - Слушай, - сказал он наконец. - Я еще  вот  чего  не  понял.  Ты  же
говорил, что вечный кайф если  раз  вставит,  то  потом  уже  не  кончится
никогда.
     - Так это не кончится никогда, - ответил  Володин,  морщась  и  резко
выкручивая руль, - если ты сам туда по нормальному придешь, через дверь. А
сейчас мы, можешь считать,  через  форточку  лазили.  Вот  сигнализация  и
сработала.
     - Крутая сигнализация, - сказал Шурик. - В натуре крутая.
     - Это что, - сказал Володин. - Могли и повязать. Бывали случаи. Вот с
Ницше этим, про которого Колян базарил, как раз такой случай и вышел.
     - А если там забирают, то куда? -  со  странным  почтением  в  голосе
спросил Шурик.
     - На физическом плане в дурдом, а куда на  тонком  -  не  знаю  даже.
Загадка.
     - Слушай, - спросил Шурик, - а ты что, сам  туда  просто  так  можешь
попадать? Когда захочешь?
     - Не, - сказал Володин. - Я... Как бы тебе объяснить... Не  пролезаю.
Очень много духовных богатств за жизнь собрал. А от них потом избавиться -
сложнее, чем говно из рифленой подошвы вычистить. Так что я обычно  нищего
духом вперед посылаю, чтоб он через игольное ушко пролез и  дверь  изнутри
открыл. Как сейчас. Только кто ж знал, что если два нищих духом соберутся,
то они из своей нищеты такой шухер устроят.
     - Какой шухер?
     Володин не ответил - он был занят  сложным  участком  дороги.  Машину
тряхнуло, потом еще раз. Несколько секунд она напряженно  урчала  мотором,
взбираясь на крутую горку, а потом  повернула  и  дальше  поехала  уже  по
асфальту, быстро набирая скорость. Навстречу пронеслись  старые  "Жигули",
потом колонна из нескольких военных грузовиков. Володин включил  радио,  и
через минуту вокруг четверых сидящих в машине сомкнулся прежний,  знакомый
и понятный во всех своих мелочах мир.
     - Ты о каком шухере говорил? - повторил Шурик свой вопрос.
     - Ладно, - сказал Володин, - потом перетрем. Думаю, работка для  тебя
будет на дому. А пока давай думать, что мы "Нефтехимпрому" предъявим.
     - Вот ты и думай, - сказал Шурик. - Мы что, мы крыша. А чердак-то ты.
     Он помолчал еще несколько секунд.
     - И все равно никак врубиться не могу, - сказал он, - кто же все-таки
этот четвертый?



                                    9

     И действительно, кто же был этот  четвертый?  Кто  его  знает.  Может
быть, это был дьявол, поднявшийся из вечной тьмы, чтобы  увлечь  за  собой
еще несколько падших душ. Может быть, это был Бог, который,  как  говорят,
после известных событий предпочитает  появляться  на  земле  инкогнито,  и
старается, чтобы окружающие его особо не замечали, а общается, как обычно,
в основном с мытарями и грешниками. А может быть - и скорее  всего  -  это
был некто совсем другой. Некто гораздо более реальный, чем все сидевшие  у
костра, потому что если никакой гарантии, что Володин, Колян и Шурик,  все
эти петухи, боги, дьяволы, неоплатоники и  двадцатые  съезды  когда-нибудь
существовали, нет и быть не может, то ты, ты, только что  сам  сидевший  у
костра, ты-то ведь существуешь на самом деле, и разве это не самое первое,
что вообще есть и когда-нибудь было?"

     Чапаев положил рукопись на крышку секретера и некоторое время смотрел
в полукруглое окно своего кабинета.
     - Мне кажется, Петька, в тебе слишком много места занимает литератор,
- сказал он наконец. - Это обращение к читателю, которого  на  самом  деле
нет, - довольно дешевый ход. Ведь  если  даже  допустить,  что  кто-нибудь
кроме меня прочтет эту невнятную историю, то я тебя уверяю,  что  подумает
он вовсе не  о  самоочевидном  факте  своего  существования.  Он,  скорее,
представит тебя, пишущего эти строки. И я боюсь...
     - А я ничего не боюсь, - нервно перебил я, закуривая папиросу. -  Мне
давно наплевать. Я просто записал последний из  своих  кошмаров  так,  как
умею. А этот абзац возник...  Как  бы  сказать...  По  инерции.  Вслед  за
разговором, который был у меня с господином бароном.
     - А что тебе, кстати, сказал барон? - спросил Чапаев. - Судя по тому,
что ты вернулся в желтой папахе, у вас с ним  был  довольно  эмоциональный
разговор.
     - О да, - сказал я. - Если обобщить, он посоветовал мне выписаться из
больницы. Он уподобил дому душевнобольных мир  этих  постоянных  тревог  и
страстей, этих мыслей ни о чем, этого бега в никуда. А потом - если только
я верно понял - он объяснил, что на самом деле нет ни дома душевнобольных,
ни его самого, ни даже вас, мой милый Чапаев. А есть только я.
     Чапаев хмыкнул.
     - Вот, значит, как ты его понял. Интересно. Мы к этому еще  вернемся,
обещаю. А что касается его совета  выписаться  из  сумасшедшего  дома,  то
лучше, на мой взгляд, просто не скажешь. Не знаю, почему я не  подумал  об
этом сам. Действительно - вместо того, чтобы приходить в ужас  от  каждого
нового кошмара, который по ночам порождает твое воспаленное сознание...
     - Простите, не понял, - сказал я, -  что,  мое  воспаленное  сознание
порождает кошмар или само сознание является порождением кошмара?
     - Это одно и то же, - махнул рукой Чапаев. - Все эти построения нужны
только для того, чтобы избавиться от них навсегда. Где бы ты ни  оказался,
живи по законам того мира, в  который  ты  попал,  и  используй  сами  эти
законы, чтобы освободиться от них. Выписывайся из больницы, Петька.
     - Мне кажется, я понимаю метафору, - сказал я. -  Но  что  произойдет
потом? Увижу ли я вас снова?
     Чапаев улыбнулся и скрестил руки на груди.
     - Обещаю, - сказал он.
     Вдруг  раздался  звон,  и  верхнее  стекло  окна  осыпалось  на  пол.
Пробивший его камень ударился о стену и упал возле бюро. Чапаев подошел  к
окну и осторожно выглянул во двор.
     - Ткачи? - спросил я.
     Чапаев кивнул.
     - Они совсем перепились, - сказал он.
     - Почему вы не поговорите с Фурмановым? - спросил я.
     - Я не думаю, что он в состоянии ими управлять, - ответил  Чапаев.  -
Он остается их командиром только потому, что постоянно  отдает  именно  те
приказы,  которые  они  хотят  услышать.  Стоит  ему  хоть  раз   серьезно
ошибиться, и у них быстро отыщется новый начальник.
     - Признаюсь, я испытываю по их поводу сильную тревогу, - сказал я.  -
Мне кажется, что ситуация полностью вышла из под контроля,  Не  подумайте,
что я ударяюсь в  панику,  но  мы  все  в  один  прекрасный  момент  можем
оказаться... Вспомните, что творилось последние дни.
     - Сегодня вечером  все  разрешится,  -  сказал  Чапаев  и  пристально
поглядел на меня. - Кстати,  раз  уж  ты  выражаешь  обеспокоенность  этой
проблемой, действительно очень досадной, почему бы тебе не принять  в  ней
участие? Помоги немного занять публику. Создай видимость того, что мы тоже
вовлечены в эту вакханалию. У них должно  сохраняться  ощущение,  что  все
здесь заодно.
     - Каким образом?
     - Сегодня будет своего рода концерт - знаешь, бойцы будут  показывать
друг другу всякие... э-ээ... штуки, кто что умеет. Так вот, не мог  бы  ты
выступить перед ними и прочесть что-нибудь революционное? Наподобие  того,
что ты сделал в "Музыкальной Табакерке"?
     Я почувствовал себя уязвленным.
     - Видите ли, я не уверен, что сумею  вписаться  в  стилистику  такого
концерта. Боюсь, что...
     - Ты только что сказал, что ничего не боишься, - перебил Чапаев. -  И
потом, смотри на вещи шире. В конце концов, ты  ведь  тоже  один  из  моих
бойцов, и все, что от тебя требуется, так это показать другим, какие штуки
ты умеешь проделывать сам.
     На миг мне показалось,  что  в  словах  Чапаева  была  изрядная  доля
издевки; у меня мелькнула даже мысль, что это его реакция  на  прочитанный
только что текст. Но потом я понял, что объяснение может быть другим.  Он,
возможно,  просто  хотел  показать  мне,  что  при  взгляде  из   реальной
перспективы исчезает всякая иерархия того,  чем  занимаются  люди,  и  нет
особой разницы между одним из известнейших поэтов Петербурга  и  какими-то
полковыми дарованиями.
     - Ну что же, - сказал я, - попробую.
     - Отлично, - сказал Чапаев, - тогда до вечера.
     Он повернулся к секретеру и углубился в изучение разложенной  на  нем
карты. На карту наезжала кипа  каких-то  бумаг,  среди  которых  виднелось
несколько телеграмм и два или три пакета, запечатанных  красным  сургучом.
Щелкнув каблуками (Чапаев не обратил никакого внимания на сарказм, который
я вложил в это действие), я вышел из его кабинета, сбежал вниз по лестнице
и в самых дверях налетел на входившую со двора Анну. На ней было платье из
черного бархата, закрывающее грудь и шею, почти до пола длиной; ни один из
ее нарядов не шел ей так.
     Я действительно налетел на нее  в  прямом  смысле  слова;  мои  руки,
инстинктивно  выброшенные  вперед,  на  секунду  сжали  ее   в   объятьях,
неумышленных и  неловких,  но  от  этого  ничуть  не  менее  волнующих.  В
следующий  миг,  словно  отброшенный  ударом  тока,  я   отскочил   назад,
споткнулся о ступеньку лестницы и повалился на спину; должно быть, все это
выглядело чудовищно нелепо. Но Анна не засмеялась - наоборот, на  ее  лице
отразился испуг.
     - Вы не ударились головой? - спросила она, заботливо наклоняясь  надо
мной и протягивая мне руку.
     - Нет, - сказал я, беря ее ладонь и поднимаясь, - благодарю.
     Она не отняла руки, когда  я  встал;  на  секунду  возникла  неловкая
пауза, и тут, неожиданно для себя самого, я проговорил:
     - Неужели вы не понимаете, что это не я таков сам по себе, а это  вы,
вы, Анна, делаете меня самым смешным существом на свете?

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг