меня за рукав. А то ходить тут не так просто.
- Не вполне понимаю, - сказал я с облегчением, - но, впрочем,
извольте.
Я вцепился в сукно его рукава, и мы пошли вперед. Сразу же я
почувствовал одну странность - шел барон не особо быстро, во всяком
случае, не быстрее, чем ходил до этой жуткой трансформации мира, но огни,
мимо которых мы шли, уносились назад с чудовищной быстротой. Казалось, что
мы с ним неспешно идем по какой-то платформе, которую с невероятной
скоростью тянет за собой невидимый поезд, а направление движения этого
поезда определяется тем, в какую сторону поворачивает барон. Впереди
возникла точка одного из костров, понеслась на нас и замерла на месте у
наших ног, когда барон остановился.
Возле костра сидели два человека. Они были мокрыми, полуголыми и
походили на римлян - единственной их одеждой были короткие простыни,
обернутые вокруг тел. Оба были вооружены - один наганом, а второй
двустволкой. И оба были покрыты отвратительными и обильными воронками
огнестрельных ран. Увидев барона, они повалились на землю и буквально
затряслись от нестерпимого, физически ощутимого ужаса.
- Кто такие? - низким голосом спросил барон.
- Сережи Монголоида бойцы, - сказал один из них, не разгибаясь.
- Как сюда попали? - спросил барон.
- Нас по ошибке завалили, командир.
- Я вам не командир, - сказал барон. - А по ошибке никого не валят.
- В натуре, по ошибке, - жалобно сказал второй. - В сауне. Думали,
что там Монголоид договор подписывает.
- Какой договор? - спросил Юнгерн, недоуменно поднимая брови.
- Да нам кредит надо было отдавать. "Нефтехимпром" лэвэ на
безотзывный аккредитив сбросил, а накладная не прошла. И, значит,
приезжают два быка из "Ультима Туле"...
- Безотзывный аккредитив? - перебил барон. - Ультима Туле? Понятно.
Нагнувшись, он дунул на пламя, и оно сразу же уменьшилось в несколько
раз, превратившись из ревущего жаркого факела в невысокий, в несколько
сантиметров, язычок. Эффект, которых это оказало на двоих полуголых
мужчин, был поразителен - они сделались совершенно неподвижными, и на их
спинах мгновенно выступил иней.
- Бойцы, а? - сказал барон. - Каково? Кто теперь только не попадает в
Валгаллу. Сережа Монголоид... А все это идиотское правило насчет меча в
руке.
- Что с ними случилось? - спросил я.
- Что положено, - сказал барон. - Не знаю. Но можно посмотреть.
Он еще раз дунул на еле заметный голубоватый огонек, и пламя
вспыхнуло с прежней силой. Барон несколько секунд пристально глядел в
него, сощурив глаза.
- Похоже, будут быками на мясокомбинате. Сейчас такое послабление
часто бывает. Отчасти из-за бесконечного милосердия Будды, отчасти из-за
того, что в России постоянно не хватает мяса.
Меня поразил костер, который я только сейчас разглядел в
подробностях. На самом деле его нельзя было называть костром. В огне не
было ни дров, ни веток - он возникал из оплавленного отверстия в земле, по
форме похожего на ровную пятиконечную звезду с узкими лучами.
- Скажите, барон, а почему этот огонь горит над пентаграммой?
- Как почему, - сказал барон. - Это ведь вечный огонь милосердия
Будды. А то, что вы называете пентаграммой, на самом деле эмблема ордена
Октябрьской Звезды. Где ж тогда гореть вечному огню милосердия, как не над
этой эмблемой?
- А что это за орден Октябрьской Звезды? - спросил я, покосившись на
его грудь. - Я слышал это выражение при самых разных обстоятельствах, но
никто из тех, кто употреблял эти слова, не потрудился объяснить мне, что
они значат.
- Октябрьская Звезда? - переспросил Юнгерн. - Очень просто. Знаете,
как с Рождеством. У католиков оно в декабре, у православных в январе, а
празднуют один и тот же день рождения. Вот и здесь такой же случай.
Реформы календаря, ошибки переписчиков - короче, хоть и считается, что это
было в январе, на самом деле все было в октябре.
- А что было-то?
- Вы меня удивляете, Петр. Это же одна из самых известных историй на
земле. В свое время был один человек, который не мог жить так, как другие.
Он пытался понять, что же это такое - то, что происходит с ним изо дня в
день, и кто такой он сам - тот, с кем это происходит. И вот однажды ночью
в октябре, когда он сидел под кроной дерева, он поднял взгляд на небо и
увидел на нем яркую звезду. В этот момент он понял все до такой степени,
что эхо той далекой секунды до сих пор...
Барон замолк, подыскивая слова, но, видимо, не нашел ничего
подходящего.
- Поговорите лучше с Чапаевым, - заключил он. - Он любит про это
рассказывать. Главное, что существенно - что с той самой секунды горит
этот огонь милосердия ко всем живым существам, огонь, который даже по
служебной необходимости и то нельзя загасить целиком.
Я поглядел по сторонам. Панорама вокруг нас была поистине
величественной. Мне вдруг показалось, что я вижу одну из самых древних
картин на земле - огромная орда, остановившаяся на ночь в поле, жжет
костры, и у каждого из них сидят воины, с жадной мечтой глядящие в огонь,
в игре которого им чудится золото, скот и женщины из лежащих впереди
земель. Вот только куда двигалась та орда, между костров которой шли мы с
Юнгерном? И о чем могли мечтать люди, сидевшие у этих костров? Я
повернулся к Юнгерну.
- Скажите, барон, а почему все сидят врозь и не ходят друг к другу в
гости?
- А вы попробуйте сходите, - сказал Юнгерн.
До ближайшего костра было не больше пятидесяти шагов. Кажется, возле
него грелось человек пять или шесть. Я вопросительно поглядел на Юнгерна.
- Сходите, - повторил он.
Пожав плечами, я пошел вперед. Ничего особенного или необычного я не
ощущал. Я шагал, наверно, минуту или две, и вдруг понял, что за все это
время совершенно не приблизился к яркой точке, к которой начинал свой
путь. Я оглянулся. Юнгерн стоял у огня, в трех или четырех шагах сзади, и
насмешливо смотрел на меня.
- Из того, что это место похоже на тот мир, который вы знаете, -
сказал он, - вовсе не следует, что это он и есть.
Я заметил, что двух застывших фигур у огня уже нет - вместо них на
земле остались только два темных продолговатых пятна.
- Пойдемте отсюда, - сказал Юнгерн, - в конце концов, мы хотели
навестить моих ребят.
Я вцепился в его рукав, и мимо нас опять понеслись огни - скорость
нашего движения была такой, что они растягивались в зигзаги и ломаные
линии. Впрочем, я был почти уверен, что это какая-то иллюзия: ветра,
неизбежного при такой скорости, на своем лице я не ощущал - словно, когда
барон начинал двигаться, в движение приходили не мы, а мир вокруг нас. Я
совершенно потерял ориентацию и не понимал, куда мы несемся. Иногда мы
замирали на несколько секунд, и тогда мне удавалось рассмотреть сидящих
возле ближайшего костра. Большей частью это были заросшие бородами мужики
с винтовками, очень похожие друг на друга, - как только мы оказывались
рядом, они валились на черную землю. Один раз, кажется, вместо винтовок у
них в руках оказались копья, но наша остановка была слишком короткой,
чтобы я мог сказать наверняка. Я понял, что мне напоминали наши
перемещения, - именно такими сумасшедшими и необъяснимыми зигзагами
движется в ночной тьме летучая мышь.
- Вы, надеюсь, понимаете, Петр, - загрохотал в моем ухе голос барона,
- что мы с вами сейчас не в таком месте, где можно врать? Или даже быть не
вполне честным?
- Понимаю, - сказал я, чувствуя, что от мелькания желто-белых полос и
ломаных линий у меня начинает кружиться голова.
- Ответьте мне на один вопрос, - сказал барон. - Чего вы сильнее
всего хотите в жизни?
- Я? - переспросил я и задумался.
Это был вопрос, на который трудно было ответить, не соврав. Я долго
думал, что же мне сказать, и не мог остановиться ни на чем, как вдруг
ответ пришел сам собой.
- Я хочу найти свою золотую удачу, - сказал я.
Барон громко захохотал.
- Отлично, - произнес он. - Но что это для вас такое - золотая удача?
- Золотая удача, - ответил я, - это когда особый взлет свободной
мысли дает возможность увидеть красоту жизни. Я понятно выражаюсь?
- О да, - сказал барон. - Если бы все выражались так понятно и по
существу. Как это вы пришли к такой отточенности формулировок?
- Это из моего сна, - ответил я, - точнее сказать, из моего кошмара.
Эти странные слова я запомнил совершенно точно. Они были записаны в
большой тетради из дома умалишенных, которую я листал в этом сне, - а
листал я ее потому, что там должно было быть что-то очень важное обо мне.
- Да, - сказал барон, поворачивая вправо (при этом карусель огней
вокруг нас совершила какое-то боковое сальто), - очень хорошо, что вы сами
об этом заговорили. Вы здесь находитесь именно потому, что Чапаев просил
меня объяснить вам одну вещь. Собственно, нельзя сказать, что он просил
меня объяснить что-то особое, чего он не мог бы сказать сам. Он вам все
уже сказал - последний раз по дороге сюда. Но вы до сих пор отчего-то
думаете, что мир ваших снов менее реален, чем то пространство, где вы
пьянствуете с Чапаевым в баньке.
- Вы правы, - сказал я.
Барон резко остановился, и сразу же замерла пляска огней вокруг. Я
заметил, что огни костров приобрели какой-то тревожный красноватый
оттенок.
- Но отчего вы так думаете? - спросил он.
- Да хотя бы оттого, что в конце концов я возвращаюсь в реальный мир,
- сказал я. - Туда, где я, по вашему выражению, пьянствую с Чапаевым в
баньке. Нет, на интеллектуальном уровне я хорошо понимаю, что вы хотите
сказать. Больше того, я даже замечал, что в тот момент, когда кошмар
снится, он настолько реален, что нет никакой возможности понять, что это
всего лишь сон. Можно так же трогать предметы, щипать себя...
- Но тогда каким образом вы отличаете сон от бодрствования? - спросил
барон.
- А таким, что когда я бодрствую, у меня есть четкое и
недвусмысленное ощущение реальности происходящего. Вот как сейчас.
- А сейчас, значит, оно у вас есть? - спросил барон.
- В общем, да, - сказал я с некоторой растерянностью. - Хотя
ситуация, надо признать, необычная.
- Чапаев попросил меня взять вас с собой, чтобы вы хоть раз оказались
в месте, которое не имеет никакого отношения ни к вашим кошмарам о доме
умалишенных, ни к вашим кошмарам о Чапаеве, - сказал барон. - Внимательно
поглядите вокруг. В этом месте оба ваших навязчивых сна одинаково
иллюзорны. Стоит мне бросить вас у костра одного, и вы поймете, о чем я
говорю.
Барон замолчал, словно давая мне время прочувствовать эту жуткую
перспективу. Я медленно оглядел черноту с бесчисленными точками
недостижимых огней. Он был прав. Где были Чапаев и Анна? Где был зыбкий
ночной мир с кафельными стенами и рассыпающимися в прах бюстами
Аристотеля? Сейчас их не было нигде, и, больше того, я знал, точно знал,
что нет никакого места, где они могли бы существовать, потому что я,
именно я, стоявший рядом с этим непонятным человеком (да и человеком ли?),
и был той возможностью, тем единственным способом, которым все эти
психбольницы и гражданские войны приходили в мир. И то же самое относилось
к этому мрачному лимбо, к его перепуганным обитателям и к его высокому
суровому часовому - все они существовали только потому, что существовал я.
- Мне кажется, - сказал я, - я понимаю.
Юнгерн с сомнением посмотрел на меня.
- Что же именно вы понимаете?
Вдруг сзади до нас донесся дикий крик:
- Я! Я! Я! Я!
Мы одновременно обернулись.
Недалеко от нас - метрах в тридцати или сорока - горел костер. Но он
выглядел совсем не так, как остальные. Во-первых, совсем другим был цвет
пламени - оно было тусклым, и от него шел дым. Во-вторых, в костре что-то
трещало, и от него в разные стороны летели искры. И, в-третьих, этот
костер выбивался из строгой линейной планировки остальных огней - он явно
горел в неположенном месте.
- А ну-ка пойдемте посмотрим, - пробормотал Юнгерн и рванул меня за
рукав.
Люди, сидевшие у костра, совсем не походили на остальных подопечных
барона. Их было четверо; самым беспокойным был жирный детина в
ядовито-розовом пиджаке, с ежиком каштановых волос на голове, напоминавшей
небольшое пушечное ядро. Он сидел на земле, обхватив себя руками так,
словно собственное тело вызывало в нем непристойную страсть, и не
переставая вопил:
- Я! Я! Я!
Интонация его криков менялась - когда мы с бароном только услышали
их, в них звучало звериное торжество, а когда мы подошли ближе, это "Я"
стало как бы вопросительным. Рядом с крикуном сидел худой тип с коком,
одетый во что-то вроде матросского бушлата, и парализованно смотрел в
огонь - он был неподвижен, и если бы его губы не начинали иногда
шевелиться, можно было бы решить, что он без сознания. Похоже, только
бритый наголо толстяк с аккуратной бородкой был полностью в себе - он изо
всех сил пихал обоих своих спутников, словно пытаясь привести их в
чувство. Отчасти ему это удалось - худой блондин с коком что-то запричитал
и стал раскачиваться, как на молитве. Бритый толстяк принялся было
расталкивать второго своего спутника и вдруг поднял глаза на нас.
Мгновенно его лицо исказилось ужасом - что-то крикнув своим спутникам, он
вскочил на ноги.
Барон тихо выругался. В его руках появилась лимонка; сняв кольцо, он
кинул ее в костер - она шлепнулась на землю метрах в пяти от наших ног. Я
рефлекторно прыгнул на землю и закрыл голову руками, но прошло несколько
секунд, а взрыва все не было.
- Вставайте, - сказал барон.
Открыв глаза, я увидел его склоненную надо мной фигуру. Я видел
барона как бы в искаженной перспективе - протянутая мне ладонь была у
самого моего лица, а внимательно глядящие на меня глаза, в которых
сливались, отражаясь, огни множества костров, казались двумя единственными
звездами на здешнем небе.
- Благодарю, - сказал я, поднимаясь, - я сам. Не сработала?
- Отчего же, - сказал барон, - все отлично сработало.
Посмотрев на то место, где только что горел костер, я с изумлением
увидел, что ни костра, ни сидящих вокруг него людей, ни даже выжженного
пятна на земле передо мной нет.
- Что это было? - спросил я.
- Так, - сказал барон, - хулиганье. Шаманских грибов наелись. Сами не
знают, куда попали.
- И вы их...
- Да нет, - сказал барон. - Что вы. Просто привел в чувство.
- Я почти уверен, - сказал я, - что уже видел где-то этого толстяка с
бородкой. То есть не то что почти, я абсолютно уверен.
- Может быть, вы его видели во сне.
- Может быть, - ответил я и подумал, что так и есть - этот бритый
господин однозначно ассоциировался у меня с белыми кафельными стенами и
холодным прикосновением иглы к коже, которые были обычными атрибутами моих
кошмаров. Несколько секунд мне казалось, что я даже могу вспомнить его
имя, но потом мое внимание увлекли какие-то другие мысли. Юнгерн между тем
стоял рядом молча, словно взвешивая слова, которые он собирался сказать.
- Скажите, Петр, - заговорил он наконец, - кто вы по политическим
взглядам? Я полагаю, монархист?
- Разумеется, - ответил я, - а что, я даю повод для каких-то
других...
- Да нет, - перебил барон. - Просто я хочу привести пример, который
вы должны хорошо понять. Представьте себе непроветренную комнату, в
которую набилось ужасно много народу. И все они сидят на разных уродливых
табуретах, на расшатанных стульях, каких-то узлах и вообще на чем попало.
А те, кто попроворней, норовят сесть на два стула сразу или согнать
кого-нибудь с места, чтобы занять его самому. Таков мир, в котором вы
живете. И одновременно у каждого из этих людей есть свой собственный трон,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг