- Почему? - спросил Сердюк.
Охранник пожал плечами.
- Для тебя карма, - сказал он, - для меня дхарма, а на самом деле
один хрен. Пустота. Да и ее на самом деле нету.
- Н-да, - сказал Сердюк. - Серьезный у вас инструктаж.
- А ты что думал. Японская служба безопасности проводит.
- И что же мне делать? - спросил Сердюк.
- Как чего? Ждать до восьми. И попроси, чтоб пропуск выписали.
Сердюк еще раз поглядел на круглые плечи охранника, на дубинку в его
руках и, медленно повернувшись, побрел назад. У него осталось невыносимое
чувство, что слова, которые заставили бы охранника открыть дверь, все же
существовали, но он не сумел их найти. "Читал бы сутры, знал бы прикуп", -
угрюмо подумал он.
- Слышь, - сказал за спиной охранник, - ты без гэта не ходи. Тут пол
бетонный. Почки простудишь.
Вернувшись в кабинет Кавабаты, Сердюк бесшумно задвинул панель и
заметил, что в комнате сильно пахнет перегаром и женским потом. Кавабата
все так же сидел на полу, закрыв лицо руками, и раскачивался из стороны в
сторону. Похоже, он и не заметил, что Сердюк куда-то выходил.
- Господин Кавабата, - тихо позвал Сердюк.
Кавабата опустил руки.
- Вам плохо?
- Мне очень плохо, - сказал Кавабата. - Мне ужасно плохо. Если бы у
меня была сотня животов, я разрезал бы их все не медля ни секунды. Я
никогда в жизни не испытывал такого стыда, как сейчас.
- Да в чем же дело? - спросил Сердюк, участливо приседая на колени
напротив японца.
- Я осмелился просить вас о последней услуге и совершенно не подумал,
что никто не окажет ее вам, если я совершу сэппуку первым. Чудовищный
позор.
- Мне? - спросил Сердюк, поднимаясь на ноги, - мне?!
- Ну да, - сказал Кавабата, тоже вставая и устремляя в глаза Сердюку
горящий взгляд. - Кто ж вам-то голову отрубит? Гриша, что ли?
- Какой Гриша?
- Да охранник. Вы ж с ним только сейчас говорили. Он только череп
проломить может своей дубиной. А по правилам отрубить надо, и не просто
отрубить, а так, чтобы на лоскуте кожи повисла. Представляете, если
покатится, как некрасиво будет? Да вы присядьте, присядьте.
Во взгляде Кавабаты была такая гипнотическая сила, что Сердюк
непроизвольно сел на циновку - его сил хватило только на то, чтобы отвести
глаза от лица Кавабаты.
- И вообще, мне кажется, вы не знаете, что говорит о сэппуку учение о
прямом и бесстрашном возвращении в вечность, - сказал Кавабата.
- Чего?
- Как живот распарывать, представляете?
- Нет, - тупо глядя в стену сказал Сердюк.
- Разные способы есть. Самый простой - горизонтальный надрез. Но это
так себе. Как у нас говорят, пять минут позора, и видишь будду Амида. Все
равно что въехать в Чистую Землю на "запорожце". Вертикальный разрез чуть
получше, но это стиль lower-middle class, к тому же провинциально.
Напоследок можно позволить себе что-нибудь получше. Можно еще
крест-накрест. Тут два способа - прямой крест и диагональный. Этого я бы
тоже не советовал - знаете, если вверх-вниз разрежете, христианские
аллюзии увидят, а если по диагонали - андреевский флаг. Еще решат, что вы
из-за черноморского флота. А вы ведь не морской офицер, верно?
- Верно, - без выражения подтвердил Сердюк.
- Вот я и говорю - ни к чему. Года два назад в большой моде был
двойной параллельный надрез, но это вещь сложная. Так что я бы советовал
длинный косой разрез снизу вверх слева направо с небольшим доворотом к
центру в конце. С чисто эстетической точки зрения вещь безупречная, и
вслед за вами я, скорей всего, поступлю так же.
Сердюк сделал попытку встать на ноги, но Кавабата положил ему на
плечо руку и усадил на место.
- К сожалению, все приходится делать второпях, - сказал он со
вздохом. - Нет ни белых ширм, ни подходящих курений. Нет воинов с
обнаженным оружием, ждущих на краю площадки... Хотя Гриша есть, но какой
он воин. Да и потом, они не нужны на самом деле. Это только на тот случай,
если самурай изменит своей клятве и откажется делать сэппуку. Тогда его
забивают как собаку. На моей памяти таких случаев не было, но все-таки это
очень красиво - когда вокруг огороженного квадрата ждут люди с обнаженным
оружием, и солнце сверкает на стали. Вообще-то... Хотите, я Гришу позову?
И еще Семена со второго этажа? Чтобы было ближе к изначальному ритуалу?
- Не надо, - сказал Сердюк.
- Правильно, - сказал Кавабата. - И правильно. Вы, конечно,
понимаете, что главное в любом ритуале - не его внешнее оформление, а то,
чем он наполнен изнутри.
- Понимаю, понимаю. Все понимаю, - сказал Сердюк, с ненавистью глядя
на Кавабату.
- Поэтому я абсолютно уверен, что все пройдет отлично.
Кавабата поднял с пола короткий меч, купленный в магазинчике, вынул
его из ножен и пару раз рубанул им воздух.
- Сойдет, - сказал он. - Теперь вот что. Всегда есть две проблемы -
не упасть на после разреза на спину - это очень некрасиво, очень, но здесь
я вам помогу. А вторая - это не задеть позвоночник. Поэтому лезвие не
должно погружаться уж слишком далеко. Давайте сделаем вот что...
Он взял несколько бумажек с факсами - среди них Сердюк заметил лист с
нарисованной хризантемой, - сбил их в стопку, сложил вдвое и аккуратно
обернул лезвие, так что остался выступ сантиметров в семь-десять.
- Вот так. Значит, правой берете за рукоять, а левой - за это место.
Втыкать надо несильно, а то, знаете, застрянет и... Ну а потом вверх и
направо. А сейчас вы, наверно, хотите сосредоточиться. Времени у нас
немного, но на это хватит.
Сердюк сидел в каком-то оцепенении и все глядел в стену. В его голове
шевелились вялые мысли о том, что надо бы оттолкнуть Кавабату, выбежать в
коридор и... Но там запертая дверь, и еще этот Гриша с дубинкой. И еще,
говорят, есть какой-то Семен на втором этаже. В принципе можно было бы
позвонить в милицию, но тут этот Кавабата с мечом... Да и не поедет
милиция в такое время. Но самым неприятным было вот что - любой из этих
способов поведения предполагал, что настанет такая секунда, когда на лице
Кавабаты проступит удивление, которое сменится затем презрительной
гримасой. А в сегодняшнем вечере все-таки было что-то такое, чего не
хотелось предавать, и Сердюк даже знал что - ту секунду, когда они,
привязав лошадей к веткам дерева, читали друг другу стихи. И хоть, если
вдуматься, ни лошадей, ни стихов на самом деле не было, все же эта секунда
была настоящей, и ветер, прилетавший с юга и обещавший скорое лето, и
звезды на небе - все это тоже было, без всяких сомнений, настоящим, то
есть таким, каким и должно быть. А вот тот мир, который ждал за отпираемой
в восемь утра дверью...
В мыслях Сердюка возникла короткая пауза, и он сразу же стал слышать
тихие звуки, прилетавшие со всех сторон. У сидящего с закрытыми глазами
возле факса Кавабаты тихо урчало в животе, и Сердюк подумал, что тот уж
точно совершит всю процедуру с легкостью и блеском. А ведь мир, который
предстояло покинуть японцу - если понимать под этим словом все то, что
человек мог почувствовать и испытать в жизни, - уж точно был намного
привлекательнее, чем вонючие московские улицы, которые под пение Филиппа
Киркорова наплывали на Сердюка каждое утро.
Сердюк понял, почему он вдруг подумал о Киркорове, - из-за стены, где
сидели девушки, долетала какая-то из его песен. Потом послышались звуки
короткого спора, приглушенный плач, и щелкнул переключатель программ.
Невидимый телевизор стал передавать программу новостей, причем Сердюку
показалось, что на самом деле канал не переключался, просто Киркоров
перестал петь и начал тихо говорить. Потом послышался возбужденный шепот
одной из девушек:
- Ну точно, смотри! Опять бухой! Смотри, как по трапу идет! Ну точно
говорю, бухой в сиську!
Сердюк думал еще несколько секунд.
- Да катись оно все, - решительно сказал он. - Давай меч.
Кавабата быстро подошел к нему, встал на одно колено и рукоятью
вперед протянул ему меч.
- Погоди, - сказал Сердюк и расстегнул рубашку под пиджаком. - Сквозь
майку можно?
Кавабата задумался.
- Вообще такие случаи были. В тысяча четыреста пятьдесят четвертом
году Такэда Кацуери, проиграв битву при Окэхадзама, вспорол себе живот
прямо сквозь охотничью одежду. Так что нормально.
Сердюк взял в руки меч.
- Не, - сказал Кавабата. - Я же говорю - правой за рукоять, а левой
там, где обернуто. Вот так.
- Просто резать, и все?
- Секундочку, секундочку. Сейчас.
Кавабата пробежал по комнате, взял свой большой меч и вернулся к
Сердюку, встав у него за спиной.
- Глубоко можно не резать. Вот мне придется глубоко, это да. У
меня-то секунданта не будет. А вы везучий. Наверно, хорошо эту жизнь
прожили.
Сердюк чуть улыбнулся.
- Обычно прожил, - сказал он. - Как все.
- Зато умираете как воин, - сказал Кавабата. - Ну чего, у меня все
готово. Давайте по счету "три".
- Ладно, - сказал Сердюк.
- Глубокий вдох, - сказал Кавабата, - и поехали. Раз... Два... Два с
половиной... И-три!
Сердюк воткнул меч в живот.
Бумага уперлась в майку. Боли особой не было, но очень сильно
ощущался холод от лезвия.
На полу зазвонила факс-машина.
- Вот, - сказал Кавабата. - А теперь вверх и вправо. Смелей,
смелей... Вот так, правильно.
Сердюк заерзал ногами.
- Теперь быстрее поворот к центру, и на себя обеими руками. Вот так,
так... Правильно... Ну еще сантиметрика два...
- Не могу, - еле выговорил Сердюк, - жжет все!
- А ты думал, - сказал Кавабата. - Сейчас.
Он подскочил к факсу и снял трубку.
- Але! Да! Правильно, здесь. Да, девятая модель, две тысячи прошла.
Сердюк выронил меч на пол и зажал обеими руками кровоточащий живот.
- Быстрее! - прохрипел он, - быстрее!
Кавабата наморщил лицо и жестом велел Сердюку подождать.
- Что? - заорал он в трубку. - Да как это три с половиной дорого? Я
за нее пять тысяч заплатил год назад!
Медленно, как в кинотеатре перед началом сеанса, свет в глазах
Сердюка померк. Некоторое время он еще сидел на полу, а потом стал
медленно заваливаться набок - но до того, как его правое плечо коснулось
пола, все ощущения от тела исчезли; осталась только всепоглощающая боль.
- Да где же битая? Где битая? - доносилось из красной пульсирующей
темноты. - Две царапины на бампере - это тебе битая? Что? Что? Да ты сам
козел! Говно, мудак! Что? Да пошел ты сам на хуй!
Трубка лязгнула о рычаг, и факс-машина сразу же зазвонила опять.
Сердюк заметил, что то пространство, откуда прилетают телефонные
звонки и ругань Кавабаты и где вообще что-то происходит, находится от него
очень далеко и представляет собой до такой степени ничтожный сегмент
реальности, что нужно изо всех сил сосредотачиваться, чтобы следить за
происходящим в этом сегменте. Между тем, никакого смысла в этом
мучительном сосредоточении - а Сердюк уже знал: такое сосредоточение и
есть жизнь - не было. Оказалось, что все его долгое, полное тоски, надежды
и страха человеческое существование было просто мимолетной мыслью, на
секунду привлекшей его внимание. А теперь Сердюк (да и никакой на самом
деле не Сердюк) плыл в бескачественной пустоте и чувствовал, что
приближается к чему-то огромному, излучающему нестерпимый жар. Самым
ужасным было то, что это огромное и пышущее огнем приближалось к нему со
спины, и никакой возможности увидеть, что же это такое на самом деле, не
было. Ощущение было невыносимым, и Сердюк стал лихорадочно искать ту
точку, где остался весь знакомый ему мир. Каким-то чудом это удалось, и в
его голове колоколом ударил голос Кавабаты:
- На островах сначала не поверили, что вы справитесь. Но я это знал.
А теперь позвольте оказать вам последнюю услугу. Ос-с-с!
Долгое время после этого не было ничего вообще - так что даже неверно
говорить, что долгое время, потому что времени тоже не было. А потом
послышался кашель, скрип каких-то половиц, и голос Тимура Тимуровича
сказал:
- Да, Сеня. Вот так тебя и нашли у калорифера, с розочкой в руке. С
кем пил-то на самом деле, помнишь?
Ответа не было.
- Татьяна Павловна, - сказал Тимур Тимурович, - пожалуйста, два
кубика. Да.
- Тимур Тимурович, - неожиданно заговорил из угла Володин, - а ведь
это духи были.
- Вот как? - вежливо спросил Тимур Тимурович. - Какие духи?
- А из дома Тайра. Клянусь. И вел он себя с ними так, как будто
смерти искал. Да он, похоже, ее и искал.
- Почему же он тогда жив остался? - спросил Тимур Тимурович.
- Так на нем же майка была с олимпийской символикой. Ну, помните,
Московская олимпиада, да? Много-много маленьких эмблемочек, да? А резал он
через майку.
- И что?
- Можно считать, что это были магические иероглифы. Я в книге читал,
в древности был такой случай, когда одного монаха всего расписали
защитными знаками, только про уши забыли. И когда к нему пришли духи
Тайра, они эти уши и забрали, потому что все остальное было для них просто
невидимым.
- А зачем они к нему приходили? В смысле, к этому монаху?
- На флейте хорошо играл.
- Ах, на флейте, - сказал Тимур Тимурович. - Очень логично. А вас не
удивило, что эти призраки болеют за "Динамо"?
- А что тут удивительного, - ответил Володин. - Одни призраки болеют
за "Спартак". Другие за ЦСКА. Почему бы третьим не болеть за "Динамо"?
7
- Динама! Динама! Куда пошла, твою мать!
Я вскочил с кровати. Какой-то малый в рваном фраке, накинутом прямо
на голое тело, бегал по двору за лошадью и орал:
- Динама! Стой, дура! Куда пошла!
Под окном фыркали кони и толпилось огромное количество
солдат-красногвардейцев, которых еще вчера здесь не было. Собственно
говоря, понять, что это красногвардейцы, можно было только по их
расхристанному виду - они были одеты как попало, преимущественно в
гражданское, из чего следовало, что экипироваться они предпочитали с
помощью грабежей. В центре толпы стоял человек в буденовском шлеме с косо
налепленной красной звездой и махал руками, отдавая какие-то распоряжения.
Он был удивительно похож на комиссара ивановских ткачей Фурманова,
которого я видел на митинге у Ярославского вокзала, только через всю щеку
у него проходил багровый сабельный шрам.
Но я недолго рассматривал эту пеструю публику - мое внимание привлек
экипаж, стоявший в центре двора. В него как раз впрягали четверку вороных.
Это было длинное открытое ландо на дутых шинах с рессорами и мягкими
кожаными сиденьями, сделанное из дорогого дерева с сохранившимися следами
позолоты. Что-то невыразимо ностальгическое было в этой роскошной вещи, в
этом осколке навсегда канувшего в небытие мира, обитатели которого наивно
надеялись переехать в будущее на таких вот транспортных средствах. Вышло
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг