холодным взглядом наши глаза, - которую вам доверила Родина, и с которой
мы с Бамлагом Ивановичем познакомили вас на лекциях. Я уверен, что в этот
ваш последний проход по поверхности Родины вы тоже унесете с собой
частичку Красной площади, хотя чем она окажется для каждого из вас, я не
знаю...
Мы молча стояли на поверхности родной планеты. Был день; небо чуточку
хмурилось, и голубые ели качали своими лапами под ветром. Пахло какими-то
цветами. Куранты начали бить пять; начальник полета, глянув на свои часы,
подвел стрелки и сказал, что у нас есть еще несколько минут.
Мы вышли на ступени у передних дверей Мавзолея. Народу на Красной
площади не было совсем, если не считать двух только что сменившихся
часовых, которые никак не показали, что видят нас, и трех спин,
удаляющихся в сторону Спасской башни. Я огляделся по сторонам, впитывая в
себя все, что видел и чувствовал: седые стены ГУМа, пустые "овощи-фрукты"
Василия Блаженного, мавзолей Ленина, угадываемый за стеной краснознаменный
зеленый купол, фронтон Исторического музея и серое, близкое и как бы
отвернувшееся от земли небо, которое еще, быть может, не знало, что совсем
скоро его прорвет железный пенис советской ракеты.
- Пора, - сказал начальник полета.
Наши медленно пошли назад за Мавзолей. Через минуту под словом
"ЛЕНИН" остались только мы с полковником Урчагиным; начальник полета
посмотрел на часы и кашлянул в кулак, но Урчагин сказал:
- Минуту, товарищ генерал-лейтенант. Хочу Омону два слова сказать.
Начальник полета кивнул и скрылся за полированным гранитным углом.
- Подойди ко мне, мой мальчик, - сказал полковник.
Я подошел. На булыжники Красной площади упали первые, крупные и
редкие капли. Урчагин поискал в воздухе, и я протянул ему свою ладонь. Он
взял ее, чуть сжал и дернул к себе. Я наклонился, и он стал шептать в мое
ухо. Я слушал его и глядел, как темнеют ступени перед его коляской.
Товарищ Урчагин говорил минуты две, делая большие паузы. Замолчав, он
еще раз пожал мою ладонь и отнял руку.
- Теперь иди к остальным, - сказал он.
Я сделал было шаг к люку, но обернулся.
- А вы?
Дождевые капли все чаще били вокруг.
- Ничего, - сказал он, доставая зонт из похожего на кобуру чехла на
боку кресла. - Я покатаюсь тут.
И вот что я унес с предвечерней Красной площади - потемневшую
брусчатку и худенькую фигуру в старом кителе, сидящую в инвалидном кресле
и раскрывающую непослушный черный зонт.
Обед был довольно невкусный: суп с макаронными звездочками, курица с
рисом и компот; обычно, допив компот, я съедал все разваренные сухофрукты,
но в этот раз съел почему-то только сморщенную горькую грушу, а дальше
почувствовал тошноту и даже отпихнул тарелку.
12
Вроде бы я плыл на водном велосипеде по густым камышам, из которых
торчали огромные телеграфные столбы; велосипед был странный - не такой,
как обычно, с педалями перед сиденьем, а как бы переделанный из наземного:
между двух толстых и длинных поплавков была установлена рама со словом
"Спорт". Совершенно было непонятно, откуда взялись все эти камыши, водный
велосипед, да и я сам. Но меня это не очень волновало. Вокруг была такая
красота, что хотелось плыть и плыть дальше, и смотреть, и, наверно, ничего
другого не захотелось бы долго. Особенно красивым было небо - над
горизонтом стояли узкие и длинные сиреневые облака, похожие на звено
стратегических бомбардировщиков. Было тепло; чуть слышно плескалась вода
под винтом, и с запада доносилось эхо далекого грома.
Потом я понял, что это не гром. Просто через равные промежутки
времени не то во мне, не то вокруг меня все сотрясалось, после чего у меня
в голове начинало гудеть. От каждого такого удара все окружающее - река,
камыши, небо над головой - как бы изнашивалось. Мир делался знакомым до
мельчайших подробностей, как дверь сортира изнутри, и происходило это
очень быстро, пока я вдруг не заметил, что вместе со своим велосипедом
нахожусь уже не среди камышей, и не на воде, и даже не под небом, а внутри
прозрачного шара, который отделил меня от всего вокруг. Каждый удар
заставлял стены шара становиться прочнее и толще; через них просачивалось
все меньше и меньше света, пока не стало совсем темно. Тогда вместо неба
над головой появился потолок, зажглось тусклое электричество, и стены
начали менять свою форму, приближаясь ко мне вплотную, выгибаясь и образуя
какие-то полки, заставленные стаканами, банками и чем-то еще. И тогда
ритмичное содрогание мира стало тем, чем оно было с самого начала -
телефонным звонком.
Я сидел внутри лунохода в седле, сжимая руль и пригнувшись к самой
раме; на мне были летный ватник, ушанка и унты; на шею, как шарф, была
накинута кислородная маска. Звонила привинченная к полу зеленая коробка
радио. Я снял трубку.
- Ну ты, еб твою мать, пидарас сраный! - надрывным страданием
взорвался в моем ухе чудовищный бас. - Ты что там, хуй дрочишь?
- Кто это?
- Начальник ЦУПа полковник Халмурадов. Проснулся?
- А?
- Хуй на. Минутная готовность!
- Есть минутная готовность! - крикнул я в ответ, от ужаса до крови
укусил себя за губу и свободной рукой вцепился в руль.
- Коз-зел, - выдохнула трубка, а потом долетели неразборчивые обрывки
слов - видно, тот, кто кричал на меня, говорил теперь с другими, отведя
трубку от лица. Потом в трубке что-то бикнуло, и послышался другой голос,
говорящий безлично и механически, но с сильным украинским акцентом:
- Пятьдесят девять... пятьдесят уосемь...
Я был в том состоянии стыда и шока, когда человек начинает громко
стонать или выкрикивать неприличные слова; мысль о том, что я чуть было не
сделал что-то непоправимое, заслонила все остальное. Следя за срывающимися
мне в ухо цифрами, я попытался вспомнить происшедшее и осознал, что вроде
бы не совершил ничего страшного. Я помнил только, как оторвал ото рта
стакан с компотом и отодвинулся от стола - мне вдруг расхотелось есть. А
потом я постепенно начал соображать, что звонит телефон и надо взять
трубку.
- Тридцать три...
Я заметил, что луноход полностью снаряжен. Полки, раньше пустые,
теперь были плотно заставлены - на нижней блестели вазелином банки с
китайской тушенкой "Великая Стена", на верхней лежал планшет, кружка,
консервный нож и кобура с пистолетом; все это было перехвачено
контровочной проволокой. В мое левое бедро упирался кислородный баллон с
надписью "ОГНЕОПАСНО", а в правое - алюминиевый бидон; в нем отражалась
горящая на стене маленькая лампа, под которой висела карта Луны с двумя
черными точками, нижняя из которых была подписана - "Место посадки". Рядом
с картой на нитке висел красный фломастер.
- Шестнадцать...
Я прижался к двум глазкам на стене. За ними была полная тьма - как и
следовало ожидать, понял я, раз луноход закрыт колпаком обтекателя.
- Девять... Уосемь...
"Секунды предстартового отсчета, - вспомнил я слова товарища
Урчагина, - что это, как не помноженный на миллион телевизоров голос
истории?"
- Три... Два... Один... Зажигание.
Где-то далеко внизу послышался гул и грохот - с каждой секундой он
становился громче и скоро перерос все мыслимые пределы - словно сотни
молотов били в железный корпус ракеты. Потом началась тряска, и я
несколько раз ударился головой о стену перед собой - если б не ушанка, я
бы, наверно, вышиб мозги. Несколько банок тушенки полетело на пол, потом
качнуло так, что я подумал о катастрофе - а в следующий момент в трубке,
которую я все еще продолжал прижимать к уху, раздалось далекое:
- Омон! Летишь!
- Поехали! - крикнул я. Грохот превратился в ровный и мощный гул, а
тряска - в вибрацию наподобие той, что испытываешь в разогнавшемся поезде.
Я положил трубку на рычаг, и телефон сразу же зазвонил снова.
- Омон, ты в порядке?
Это был голос Семы Умыгина, накладывающийся на монотонно произносимую
информацию о начальном участке полета.
- В порядке, - сказал я, - а почему это мы вдруг... Хотя да...
- Мы думали, пуск отменят, так ты спал крепко. Момент-то ведь точно
рассчитан. От этого траектория зависит. Даже солдата послали по мачте
залезть, он по обтекателю сапогом бил, чтоб ты проснулся. По связи тебя
без конца вызывали.
- Ага.
Несколько секунд мы молчали.
- Слушай, - опять заговорил Сема, - мне ведь четыре минуты осталось
всего, даже меньше. Потом ступень отцеплять. Мы уж все друг с другом
попрощались, а с тобой... Ведь не поговорим никогда больше.
Никаких подходящих слов не пришло мне в голову, и единственное, что я
ощутил - это неловкость и тоску.
- Омон! - опять позвал Сема.
- Да, Сема, - сказал я, - я тебя слышу. Летим, понимаешь.
- Да, - сказал он.
- Ну ты как? - спросил я, чувствуя бессмысленность и даже
оскорбительность своего вопроса.
- Я нормально. А ты?
- Тоже. Ты чего видишь-то?
- Ничего. Тут все закрыто. Шум страшный. И трясет очень.
- Меня тоже, - сказал я и замолчал.
- Ладно, - сказал Сема, - мне пора уже. Ты знаешь что? Ты, когда на
Луну прилетишь, вспомни обо мне, ладно?
- Конечно, - сказал я.
- Вспомни просто, что был такой Сема. Первая ступень. Обещаешь?
- Обещаю.
- Ты обязательно должен долететь и все сделать, слышишь?
- Да.
- Пора. Прощай.
- Прощай, Сема.
В трубке несколько раз стукнуло, а потом сквозь треск помех и рев
двигателей долетел семин голос - он громко пел свою любимую песню.
- А-а, в Африке реки вот такой ширины... А-а, в Африке горы вот такой
вышины. А-а, крокодилы-бегемоты. А-а, обезьяны-кашалоты. Аа... А-а-а-а...
На "кашалотах" что-то затрещало, словно разрывали кусок брезента, и
почти сразу в трубке раздались короткие гудки, но за секунду до этого -
если мне не показалось - семина песня стала криком. Меня опять тряхнуло,
ударило спиной о потолок, и я выронил трубку. По тому, как изменился рев
двигателей, я догадался, что заработала вторая ступень. Наверно, самым
страшным для Семы было включать двигатель. Я представил себе, что это
такое - разбив стекло предохранителя, нажать на красную кнопку, зная что
через секунду оживут огромные зияющие воронки дюз. Потом я вспомнил о
Ване, схватил трубку снова, но в ней были гудки. Я несколько раз ударил по
рычагу и крикнул:
- Ваня! Ваня! Ты меня слышишь?
- Чего? - спросил, наконец, его голос.
- Сема-то...
- Да, - сказал он, - я слышал все.
- А тебе скоро?
- Через семь минут, - сказал он. - Знаешь, о чем я сейчас думаю?
- О чем?
- Да вот что-то детство вспомнилось. Помню, как я голубей ловил.
Брали мы, знаешь, такой небольшой деревянный ящик, типа от болгарских
помидоров, сыпали под него хлебную крошку и ставили на ребро, а под один
борт подставляли палку с привязанной веревкой метров так в десять. Сами
прятались в кустах, или за лавкой, а когда голубь заходил под ящик,
дергали веревку. Ящик тогда падал.
- Точно, - сказал я, - мы тоже.
- А помнишь, когда ящик падает, голубь сразу хочет смыться и бьет
крыльями по стенкам - ящик даже подпрыгивает.
- Помню, - сказал я.
Ваня замолчал.
Между тем, стало уже довольно холодно. Да и дышать было труднее -
после каждого движения хотелось отдышаться, как после долгого бега вверх
по лестнице. Чтобы сделать вдох, я стал подносить к лицу кислородную
маску.
- А еще помню, - сказал Ваня, - как мы гильзы взрывали с серой от
спичек. Набьешь, заплющишь, а в боку должна быть такая маленькая дырочка -
и вот к ней прикладываешь несколько спичек в ряд...
- Космонавт Гречка, - раздался вдруг в трубке разбудивший и
обругавший меня перед стартом бас, - приготовиться.
- Есть, - вяло ответил Ваня. - А потом приматываешь ниткой, или еще
лучше изолентой, потому что нитка иногда сбивается. Если хочешь из окна
кинуть, этажа так с седьмого, и чтоб на высоте взорвалось, то нужно четыре
спички. И...
- Отставить разговоры, - сказал бас. - Надеть кислородную маску.
- Есть. По крайней надо не чиркать коробкой, а зажигать лучше всего
от окурка. А то они сбиваются от дырочки.
Больше я ничего не слышал - только обычный треск помех. Потом меня
опять стукнуло о стену, и в трубке раздались короткие гудки. Заработала
третья ступень. То, что мой друг Ваня только что - так же скромно и
просто, как и все, что он делал - ушел из жизни на высоте сорока пяти
километров, не доходило до меня. Я не чувствовал горя, а, наоборот,
испытывал странный подъем и эйфорию.
Я вдруг заметил, что теряю сознание. То есть, я заметил не то, как я
его теряю, а то, как я в него прихожу. Только что я вроде бы держал у уха
трубку, и вот она уже лежит на полу; у меня звенит в ушах, и я отупело
гляжу на нее из своего задранного под потолок седла. Только что
кислородная маска, как шарф, была перекинута через мою шею - и вот я мотаю
головой, силясь прийти в себя, а она лежит на полу рядом с телефонной
трубкой. Я понял, что мне не хватает кислорода, дотянулся до маски и
прижал ее ко рту - сразу же стало легче, и я почувствовал, что сильно
замерз. Я застегнул ватник на все пуговицы, поднял воротник и опустил уши
ушанки. Ракету чуть трясло. Мне захотелось спать, и хотя я знал, что этого
не стоит делать, перебороть себя я не сумел - сложив руки на руле, я
закрыл глаза.
Мне приснилась Луна - такая, как ее рисовал в детстве Митек: черное
небо, бледно-желтые кратеры и гряда далеких гор. Вытянув перед мордой
передние лапы, к пылающему над горизонтом шару Солнца медленно и плавно
шел медведь со звездой героя на груди и засохшей струйкой крови в углу
страдальчески оскаленной пасти. Вдруг он остановился и повернул морду в
мою сторону. Я почувствовал, что он смотрит на меня, поднял голову и
взглянул в его остановившиеся голубые глаза.
- И я, и весь этот мир - всего лишь чья-то мысль, - тихо сказал
медведь.
Я проснулся. Вокруг было очень тихо. Видно, какая-то часть моего
сознания сохраняла связь с внешним миром, и наступившая тишина
подействовала на меня, как звонок будильника. Я наклонился к глазкам в
стене. Оказалось, что обтекатель уже отделился - передо мной была Земля.
Я стал соображать, сколько же я спал - и не смог прийти ни к какому
определенному выводу. Наверно, не меньше нескольких часов: мне уже
хотелось есть, и я стал шарить на верхней полке - я вроде бы видел на ней
консервный нож. Но его там не было. Я решил, что он свалился на пол от
тряски и принялся оглядываться - и в этот момент зазвонил телефон.
- Алло!
- Ра, прием. Омон! Ты меня слышишь?
- Так точно, товарищ начальник полета.
- Ну, вроде нормально все. Был один момент тяжелый, когда телеметрия
отказала. Не то что отказала, понимаешь, а просто параллельно включили
другую систему, и телеметрия не пошла. Контроль даже на несколько минут
отменили. Это когда воздуха стало не хватать, помнишь?
Говорил он странно, возбужденно и быстро. Я решил, что он сильно
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг